Любимые стихи известных поэтов

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

The Raven

Once upon a midnight dreary, while I pondered,
weak and weary,
Over many a quaint and curious volume of forgotten
lore -
While I nodded, nearly napping, suddenly there came
a tapping,
As of some one gently rapping, rapping at my
chamber door -
'"Tis some visiter", I muttered, "tapping at my chamber
door -
Only this and nothing more."

Ah, distinctly I remember it was in the bleak December;
And each separate dying ember wrought its ghost
upon the floor.
Eagerly I wished the morrow; - vainly I had sought
to borrow
From my books surcease of sorrow - sorrow for
the lost Lenore -
For the rare and radiant maiden whom the angels
name Lenore -
Nameless _here_ for evermore.

And the silken, sad, uncertain rustling of each purple
curtain
Thrilled me - filled me with fantastic terrors never
felt before;
So that now, to still the beating of my heart, I stood
repeating
"Tis some visiter entreating entrance at my chamber
door -
Some late visiter entreating entrance at my chamber
door; -
This it is and nothing more."

Presently my soul grew stronger; hesitating then no
longer,
"Sir", said I, "or Madam, truly your forgiveness
I implore;
But the fact is I was napping, and so gently you came
rapping,
And so faintly you came tapping, tapping at my
chamber door,
That I scarce was sure I heard you" - here I opened
wide the door; -
Darkness there and nothing more.

Deep into that darkness peering, long I stood there
wondering, fearing,
Doubting, dreaming dreams no mortal ever dared
to dream before;
But the silence was unbroken, and the stillness gave
no token,
And the only word there spoken was the whispered
word, "Lenore?"
This I whispered, and an echo murmured back the
word, "Lenore!"
Merely this and nothing more.

Back into the chamber turning, all my soul within me
burning,
Soon again I heard a tapping somewhat louder than
before.
"Surely", said I, "surely that is something at my
window lattice;
Let me see, then, what thereat is, and this mystery
explore -
Let my heart be still a moment and this mystery
explore; -
'Tis the wind and nothing more!"

Open here I flung the shutter, when, with many a flirt
and flutter,
In there stepped a stately Raven of the saintly days
of yore;
Not the least obeisance made he; not a minute stopped
or stayed he;
But, with mien of lord or lady, perched above my
chamber door -
Perched upon a bust of Pallas just above my chamber
door -
Perched, and sat, and nothing more.

Then this ebony bird beguiling my sad fancy into
smiling,
By the grave and stern decorum of the countenance
it wore,
"Though thy crest be shorn and shaven, thou", I said,
"art sure no craven,
Ghastly grim and ancient Raven wandering from
the Nightly shore -
Tell me what thy lordly name is on the Night's
Plutonian shore!"
Quoth the Raven "Nevermore."

Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse
so plainly,
Though its answer little meaning - little relevancy
bore;
For we cannot help agreeing that no living human
being
Ever yet was blessed with seeing bird above his
chamber door -
Bird or beast upon the sculptured bust above his
chamber door,
With such name as "Nevermore."


But the Raven, sitting lonely on the placid bust, spoke
only
That one word, as if his soul in that one word he did
outpour.
Nothing farther then he uttered - not a feather then
he fluttered -
Till I scarcely more than muttered "Other friends have
flown before -
On the morrow _he_ will leave me, as my Hopes have
flown before."
Then the bird said "Nevermore."

Startled at the stillness broken by reply so aptly
spoken,
"Doubtless", said I, "what it utters is its only stock
and store
Caught from some unhappy master whom unmerciful
Disaster
Followed fast and followed faster till his songs one
burden bore -
Till the dirges of his Hope that melancholy burden bore
Of 'Never - nevermore.'"

But the Raven still beguiling my sad fancy into
smiling,
Straight I wheeled a cushioned seat in front of bird,
and bust and door;
Then, upon the velvet sinking, I betook myself
to linking
Fancy unto fancy, thinking what this ominous bird
of yore -
What this grim, ungainly, ghastly, gaunt, and ominous
bird of yore
Meant in croaking "Nevermore."

Thus I sat engaged in guessing, but no syllable
expressing
To the fowl whose fiery eyes now burned into my
bosom's core;
This and more I sat divining, with my head at ease
reclining
On the cushion's velvet lining that the lamp-light
gloated o'er,
But whose velvet-violet lining with the lamp-light
gloating o'er,
_She_ shall press, ah, nevermore!

Then, methought, the air grew denser, perfumed from
an unseen censer
Swung by seraphim whose foot-falls tinkled on the
tufted floor.
"Wretch", I cried, "thy God hath lent thee - by these
angels he hath sent thee
Respite - respite and nepenthe from thy memories
of Lenore;
Quaff, oh quaff this kind nepenthe and forget this lost
Lenore!"
Quoth the Raven "Nevermore."

"Prophet!" said I, "thing of evil! - prophet still,
if bird or devil! -
Whether Tempter sent, or whether tempest tossed thee
here ashore
Desolate yet all undaunted, on this desert land
enchanted -
On this home by Horror haunted - tell me truly, I
implore -
Is there - is there balm in Gilead? - tell me -
tell me, I implore!"
Quoth the Raven "Nevermore."

"Prophet!" said I, "thing of evil! - prophet still, if bird
or devil!
By that Heaven that bends above us - by that
God we both adore -
Tell this soul with sorrow laden if, within the distant
Aidenn,
It shall clasp a sainted maiden whom the angels
name Lenore -
Clasp a rare and radiant maiden whom the angels
name Lenore."
Quoth the Raven "Nevermore."

"Be that word our sign of parting, bird or fiend!"
I shrieked, upstarting -
"Get thee back into the tempest and the Night's
Plutonian shore!
Leave no black plume as a token of that lie thy soul
hath spoken!
Leave my loneliness unbroken! - quit the bust above
my door!
Take thy beak from out my heart, and take thy form
from off my door!"
Quoth the Raven "Nevermore."

And the Raven, never flitting, still is sitting, still is
sitting
On the pallid bust of Pallas just above my chamber
door;
And his eyes have all the seeming of a demon's that
is dreaming,
And the lamp-light o'er him streaming throws his
shadow on the floor;
And my soul from out that shadow that lies floating
on the floor
Shall be lifted - nevermore!

(1844-1849)​

 

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

Высотская Ольга


Любовь - она бывает разной
Любовь - она бывает разной.
Бывает отблеском на льду.
Бывает болью неотвязной,
Бывает яблоней в цвету.
Бывает вихрем и полетом.
Бывает цепью и тюрьмой...
Мы ей покоем, и работой,
И жизнью жертвуем самой!
Но есть еще любовь такая,
Что незаметно подойдет
И, поднимая, помогая,
Тебя сквозь годы поведет
И будет до последних дней
Душой и совестью твоей

Друнина Юлия

Ты - рядом, и все прекрасно
Ты - рядом, и все прекрасно:
И дождь, и холодный ветер.
Спасибо тебе, мой ясный,
За то, что ты есть на свете.

Спасибо за эти губы,
Спасибо за руки эти.
Спасибо тебе, мой любый,
За то, что ты есть на свете.

Ты - рядом, а ведь могли бы
Друг друга совсем не встретить..
Единственный мой, спасибо
За то, что ты есть на свете!

 

Ответ: Любимые стихи малоизвестных поэтов

Сергей Есенин

Жизнь - обман с чарующей тоскою,
Оттого так и сильна она,
Что своею грубою рукою
Роковые пишет письмена.

Я всегда, когда глаза закрою,
Говорю: "Лишь сердце потревожь,
Жизнь - обман, но и она порою
Украшает радостями ложь.

Обратись лицом к седому небу,
По луне гадая о судьбе,
Успокойся, смертный, и не требуй
Правды той, что не нужна тебе".

Хорошо в черемуховой вьюге
Думать так, что наша жизнь - стезя.
Пусть обманут легкие поруги,
Пусть изменят легкие друзья.

Пусть меня ласкают нежным словом,
Пусть острее бритвы злой язык, -
Я живу давно на все готовым,
Ко всему безжалостно привык.

Холодяд мне душу эти выси,
Нет тепла от звездного огня.
Те, кого любил я, отреклися,
Кем я жил - забыли про меня.

Но и все ж, теснимый и гонимый,
Я, смотря с улыбкой на зарю,
На земле, мне близкой и любимой,
Эту жизнь за все благодарю!

 

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

Ты не красива, но прекрасна.
Другие лучше, ты - одна...
Ежеминутно, ежечастно,
До самой смерти мне нужна...
Я опускаюсь на колени,
За глупый мой вопрос, прости,
Но я все время в удивленьи:
что ТЫ во мне могла найти?

==========Великий поэт Гарольд Регистан============

обращайтесь если нужны еще его стихи... Они о любви с любовью и душой...

 

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

Ночной дождь

То были капли дождевые,
Летящие из света в тень.
По воле случая впервые
Мы встретились в ненастный день.

И только радуги в тумане
Вокруг неярких фонарей
Поведали тебе заране
О близости любви моей,

О том, что лето миновало,
Что жизнь тревожна и светла,
И как ты ни жила, но мало,
Так мало на земле жила.

Как слёзы, капли дождевые
Светились на лице твоём,
А я ещё не знал, какие
Безумства мы переживём.

Я голос твой далёкий слышу,
Друг другу нам нельзя помочь,
И дождь всю ночь стучит о крышу,
Как и тогда стучал всю ночь

А.Тарковский

 

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

Несчастны те ,кто жизнь влачит в темнице
И в стужу, и в палящий зной ,спины не разгибая
Они корпят над изнурительной работой
В которой нет ни радости,ни смысла
И все мечтают лишь о миге за стеной ,на воле
Где ждет их та же пустота и скука.
(М.Арнольд)

 

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

Еще томлюсь тоской желаний...

Еще томлюсь тоской желаний,
Еще стремлюсь к тебе душой -
И в сумраке воспоминаний
Еще ловлю я образ твой...

Твой милый образ, незабвенный,
Он предо мной везде, всегда,
Недостижимый, неизменный,
Как ночью на небе звезда...

Тютчев Фёдор

Не говори: меня он, как прежде, любит...

Не говори: меня он, как прежде, любит,
Мной, как прежде, дорожит...
О нет! Он жизнь мою бесчеловечно губит,
Хоть вижу, нож в руке его дрожит.

То в гневе, то в слезах, тоскуя, негодуя,
Увлечена, в душе уязвлена,
Я стражду, не живу... им, им одним живу я -
Но эта жизнь!.. О, как горька она!

Он мерит воздух мне так бережно и скудно...
Не мерят так и лютому врагу...
Ох, я дышу еще болезненно и трудно,
Могу дышать, но жить уж не могу.

Тютчев Фёдор

 

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

ПЕРВЫЕ СВИДАНИЯ

Свиданий наших каждое мгновенье
мы праздновали, как Богоявленье,
одни на целом свете. Ты была
смелей и легче птичьего крыла -
по лестнице, как головокруженье,
через ступень слетала и вела
сквозь влажную сирень в свои владенья
с той стороны зеркального стекла.


Когда настала ночь, была мне милость
дарована; алтарные врата
отворены, и в темноте светилась
и медленно клонилась нагота.
И, просыпаясь, - «Будь благословенна!»
я говорил, и знал, что дерзновенно
моё благословенье: ты спала,
и тронуть веки синевой вселенной
к тебе сирень тянулась со стола,
и синевою тронутые веки
прохладны были, и рука тепла.


А в хрустале пульсировали реки,
дымились горы, брезжили моря;
и ты держала сферу на ладони
хрустальную, и ты спала на троне,
и - Боже правый! - ты была моя.


Ты пробудилась и преобразила
вседневный человеческий словарь,
и речь по горло полнозвучной силой
наполнилась, и слово «ты» раскрыло
свой новый смысл и означало - «царь».


На свете всё преобразилось, - даже
простые вещи: таз, кувшин, - когда
стояла между нами, как на страже,
слоистая и твёрдая вода.


Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
построенные чудом города,
сама ложилась мята нам под ноги,
и птицам с нами было по дороге,
и рыбы подымались по реке,
и небо развернулось пред глазами...


Когда судьба по следу шла за нами,
как сумасшедший с бритвою в руке.

Арсений Тарковский

 

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

...Отпусти мои грехи.
Утоли мои печали.
Из осколков фраз случайных
Огоньком свечи венчальной
Тихо сложатся стихи...

...Измени мой путь земной.
В лабиринте снов туманных
Дышит гавань Зурбагана.
И окажется обманом
Все, что сказано не мной...

...Незнакомая душа
Разворачивает крылья,
Оборачиваясь былью.
Чей-то шепот серой пылью
Рассыпается, шурша...

...Ни серебряной луны,
Ни звезды с небес не надо.
Неожиданной наградой
Рикошетом злые взгляды
Отлетают от спины...

...Заблудившийся апрель
Декабрю в лицо смеется.
Ручейком сквозь лед пробьется,
Переполнится - прольется
Еле слышная свирель...

...На губах моих сухих
Искушеньем изначальным,
Тенью зла - печать молчанья.
Утоли мои печали,
Отпусти мои грехи...

 

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

damulja, кто это?.....

 

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

ayame17, это "Молитва"
Дочь Ньерда

 

Стихотворение,которое меня "зацепило" совсем недавно.

Услвшал в исполнении автора по ТВ.До этого слушал его программы на радио и читал стихи в "толстых" журналах.

Поэт-Дмитрий Воденников.​

"Черновик"


потому что стихи не растут, как приличные дети,
а прорастают ночью, между ног,
и только раз рождаются в столетье
поэт-дурак, поэт-отец, поэт-цветок


1

Да, вот именно так (а никак по-другому)
ушла, расплевавшись со всеми, моя затяжная весна,
и пришла — наконец-то — моя долгожданная зрелость.
Только что ж ты так билось вчера, мое сытое хитрое сердце,
только что ж ты так билось, как будто свихнулось с ума?

...Я стою на апрельской горе — в крепкосшитом военном пальто,
у меня есть четыре жизни (в запасе), у меня есть письмо от тебя:
“Здравствуй, — пишешь мне ты, — я серьезно больна,
И у меня нет жизни в запасе. Завтра у меня химиотерапия.
Однако я постараюсь выжить, я буду бороться.
Ты же — постарайся быть счастлив.
Живи по возможности радостно.
И ничего не бойся”. Ну вот я и стараюсь.


2

Ну так вот и старайся — вспотевший, воскресший, больной
записать эту линию жизни на рваной бумаге
(электронной, древесной, зеленой, небесной, любой),
и за это я буду тебе — как и все — благодарен.

Сколько счастья вокруг, сколько сильных людей и зверей! —
...вот приходит Антон Очиров, вот стрекочет Кирилл Медведев,
а вот человек (пригревшийся на раскаленном камне), несколько лет несший возле меня свою добровольную гауптвахту,
с переломанной в детстве спиной, сам похожий на солнечную саламандру,
на мое неизменное: “бедный мой мальчик”,
отвечавший —
“нет, я счастливый”...


3

Эти люди стоят у меня в голове,
кто по пояс в земле, кто по плечи в рыжей траве,
кто по маковку в смерти, кто в победе своей — без следа.
Эти люди не скоро оставят меня навсегда.

Ну а тех, кто профукал свою основную житейскую битву,
кто остался в Израиле, в Латвии, в Польше, в полях под Москвой,
мы их тоже возьмем — как расcтрелянную голубику
на ладонях, на солнечных брюках и юбках, — с собой.


4

...Мы стоим на апрельской горе — в крепкосшитых дурацких пальто,
Оля, Настя и Рома, и Петя и Саша, и хрен знает кто:
с ноутбуком, с мобильным, в березовой роще, небесным столбом,
с запрокинутым к небу прозрачным любимым лицом
(потому что все люди — с любимыми лицами — в небо столбы).
Я вас всех научу — говорить с воробьиной горы.


5

— Здравствуйте, — скажет один. — Я единственный в этой стране,
защищавший поэзию от унижения,
наконец-то готов подписаться под тем, в чем меня упрекали:
— Да, это всё не стихи,
это мой живой, столько-то-летний голос,
обещавший женщине, которую я любил, сделать ее бессмертной,
а не сумевший сделать ее даже мало-мальски счастливой...

— Здравствуйте, — скажет второй, — если когда-нибудь в дымный апрель,
выпив полбутылки мартини (или чего вы там пьете?),
вы вдруг вспомните обо мне, затосковав о своей несбывшейся жизни, —
НЕ СМЕЙТЕ ОТКРЫВАТЬ МОИ КНИГИ,
НЕ СМЕЙТЕ ВОСКРЕШАТЬ МОЙ РАССЫПАННЫЙ ГОЛОС,
НЕ НАДО БУДОРАЖИТЬ МОЙ ПРАХ.

— Потому что я любил вас гораздо больше, чем вы меня, —
скажет четвертый, —

да и нужны вы мне были гораздо больше, чем я был вам нужен,
и поэтому я не буду вырывать у вас палочку победителя
(да и какой из меня теперь победитель?).


6

...Однако,
так как на роль человека с трудной мужской судьбой претендую все-таки я,
то все, что останется мне, — это выйти вперед,
наклониться к людям (ближе других) и сказать:
— Дорогие мои, бедные, добрые, полуживые...
Все мы немного мертвы, все мы бессмертны и лживы.
Так что постарайтесь жить — по возможности — радостно,
будьте, пожалуйста, счастливы и ничего не бойтесь
(кроме унижения, дряхлости и собачьей смерти,
но и этого тоже не бойтесь).


7

Потому что всех тех, кто не выдержал главную битву,
кто остался в Париже, в больнице, в землянке, в стихах под Москвой,
все равно соберут, как рассыпанную землянику,
а потом унесут — на зеленых ладонях — домой.

Март 2006.

 

Ответ: Стихи

О, кто же знает,
зачем жизни наши
переплетаются, как лианы,
зачем бог любви превращает нас в пьяных детей?
Тьма зубами скрежещет:
очисти себя от скверны!
А свет смеется: лети! - лети!

Художник свободный,
доверься кисти -
конца не бывает, но есть поворот пути,
и дан выбор частице всякой:
залечь незряче
в глину глухой разлуки,
в окаменелый сон,-

или взорваться, вспыхнуть
в волне горячей -
Моцарт спасен!

(В.Леви)

 

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

Скрипач /Казан Казиев/​

В каждом сердце есть больная рана,
В каждом сердце не стихает плач,
Вышел на арену ресторана
Наглухо обкуренный скрипач...
А когда он медленно и нежно
Поднимал опухшие глаза -
В зале умолкали все девчонки,
И на миг умолкли фраера...
А скрипач наигрывал на скрипке,
Строя горы с человечих мук.
И со стоном вырывались струны
Из его ошеломленных рук...
Скрипка, скрипка, - не могу я больше!
Перестань родимая, не плачь!
Пусть Тебя, как девушку ногую
До утра ласкает Твой скрипач...
Скрипка, что оборванные нити,
Обматала с головы до ног!
В зале кто-то крикнул - повторите!
Но скрипач играть уже не мог...
Скрипка, что оборванные нити,
Обматала с головы до ног.
В зале кто-то крикнул - повторите!
Но скрипач играть уже не мог...
В зале кто-то крикнул - повторите!
Но скрипач играть уже не мог...

Мне нравится это стихотворение, а вам?

 

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

Сигарета к сигарете, дым под лампою,
Здраствуй вечер катастрофы, час дождя,
Ходит музыка печальная и слабая,
Листья кружатся, в снега переходя.

Наш невесел разговор и не ко времени,
Ах, как-будто бы ко времени беда,
Мы так много заплатили за прозрение,
Что, пожалуй, обнищали навсегда.

Не пытай меня ни ласкою, ни жалостью,
Как ни странно, я о прошлом не грущу,
Если можешь, ты прости меня, пожалуйста,
Вдруг и я тебя когда-нибудь прощу.

Синий дым плывёт над нами мягкой вечностью,
Чиркнет спичка, сигарета вспыхнет вновь.
За окном с зонтами ходит человечество,
Обокраденное нами на любовь.

( Ю.Визбор)

 

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

Прощай,
позабудь
и не обессудь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звездная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рев огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.

Я счастлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути.

Иосиф Бродский.

 

Ответ: Любимые стихи известных поэтов

Вспоминайте меня, я вам всем по строке подарю.
Не тревожьте себя, я долги заплачу к январю.
Я не буду хитрить и скулить, о пощаде моля,
Это зрелость пришла и пара оплатить векселя.

Непутевый, хмельной, захлебнувшийся плотью земной,
Я трепался и врал, что бы вы оставались со мной.
Как я мало дарил. И как много я принял даров
Под неверный, под зыбкий, под мой рассыпавшийся кров.

Я словами умел и убить и влюбить наповал,
И, теряя прицел, я себя самого убивал.
Но благая судьба сочинила счастливый конец:
я достоин теперь ваших мыслей и ваших сердец.

И меня к вам влечет, как бумагу влечет к янтарю.
Вспоминайте меня- я вам всем по строке подарю.
По неловкой, по горькой, тоскою пропахшей строке,
Чтоб любили меня, когда буду от вас вдалеке.

Юлий Маркович Даниэль.

 

Марина Цветаева
"Пожалей..."

- Он тебе не муж? - Нет.
Веришь в воскрешенье душ? - Нет.
- Так чего ж?
Так чего ж поклоны бьешь?
- Отойдешь --
В сердце - как удар кулашный:
Вдруг ему, сыночку, страшно --
Одному?

- Не пойму!
Он тебе не муж? - Нет.
- Веришь в воскрешенье душ? - Нет.
- Гниль и плесень?
- Гниль и плесень.
- Так наплюй!
Мало ли живых на рынке!
- Без перинки
Не простыл бы! Ровно ссыльно-
каторжный какой - на досках!
Жестко!

- Черт!
Он же мертв!
Пальчиком в глазную щелку --
Не сморгнет!
Пес! Смердит!
- Не сердись!
Видишь - пот
На виске еще не высох.
Может, кто еще поклоны в письмах
Шлет, рубашку шьет...

- Он тебе не муж? - Нет.
- Веришь в воскрешенье душ? - Нет.
- Так айда! - ...нагрудник вяжет...
Дай-кось я с ним рядом ляжу...
Зако - ла - чи - вай!

Декабрь 1920

 

Эдуард Асадов​

НЕ ПРИВЫКАЙТЕ НИКОГДА К ЛЮБВИ

Не привыкайте никогда к любви!
Не соглашайтесь, как бы ни устали,
Чтоб замолчали ваши соловьи
И чтоб цветы прекрасные увяли.

И, главное, не верьте никогда,
Что будто всё проходит и уходит.
Да, звёзды меркнут, но одна звезда
По имени Любовь всегда-всегда
Обязана гореть на небосводе!

Не привыкайте никогда к любви,
Разменивая счастье на привычки,
Словно костёр на крохотные спички,
Не мелочись, а яростно живи!

Не привыкайте никогда к губам,
Что будто бы вам издавна знакомы,
Как не привыкнешь к солнцу и ветрам
Иль ливню средь грохочущего грома!

Да, в мелких чувствах можно вновь и вновь
Встречать, терять и снова возвращаться,
Но если вдруг вам выпала любовь,
Привыкнуть к ней - как обесцветить кровь
Иль до копейки разом проиграться!

Не привыкайте к счастью никогда!
Напротив, светлым озарясь гореньем,
Смотрите на любовь свою всегда
С живым и постоянным удивленьем.

Алмаз не подчиняется годам
И никогда не обратится в малость.
Дивитесь же всегда тому, что вам
Заслужено иль нет - судить не нам,
Но счастье в мире всё-таки досталось!

И, чтоб любви не таяла звезда,
Исполнитесь возвышенным искусством:
Не позволяйте выдыхаться чувствам,
Не привыкайте к счастью никогда.


НЕ НАДО ОТДАВАТЬ ЛЮБИМЫХ

Не надо отдавать любимых,
Ни тех, кто рядом, и ни тех,
Кто далеко, почти незримых.
Но зачастую ближе всех!

Когда всё превосходно строится
И жизнь пылает, словно стяг,
К чему о счастье беспокоиться?!
Ведь всё сбывается и так!

Когда ж от злых иль колких слов
Душа порой болит и рвётся -
Не хмурьте в раздраженьи бровь.
Крепитесь! Скажем вновь и вновь:
За счастье следует бороться!

А в бурях острых объяснений
Храни нас, Боже, всякий раз
От нервно-раскалённых фраз
И непродуманных решений.

Известно же едва ль не с древности:
Любить бесчестно не дано,
А потому ни мщенье ревности,
Ни развлечений всяких бренности,
Ни хмель, ни тайные неверности
Любви не стоят всё равно!

Итак, воюйте и решайте:
Пусть будет радость, пусть беда,
Боритесь, спорьте, наступайте,
И лишь любви не отдавайте,
Не отдавайте никогда!

 

...И в полночь на край долины
увел я жену чужую,
а думал - она невинна.

То было ночью Сант-Яго -
и, словно сговору рады,
в округе огни погасли
и замерцали цикады.
Я сонных грудей коснулся,
последний проулок минув,
и жарко они раскрылись
кистями ночных жасминов.
А юбки, шурша крахмалом,
в ушах у меня дрожали,
как шелковая завеса,
раскромсанная ножами.
Врастая в безлунный сумрак,
ворчали деревья глухо,
и дальним собачьим лаем
за нами гналась округа.

За голубой ежевикой
у тростникового плеса
я в белый песок впечатал
ее смоляные косы.
Я сдернул шелковый галстук.
Она наряд разбросала.
Я снял ремень с кобурою,
она - четыре корсажа.
Ее жасминная кожа
светилась жемчугом теплым,
нежнее лунного света,
когда скользит он по стеклам.
А бедра ее метались,
как пойманные форели,
то лунным холодом стыли,
то белым огнем горели.
И лучшей в мире дорогой
до первой утренней птицы
меня этой ночью мчала
атласная кобылица...

Тому, кто слывет мужчиной,
нескромничать не пристало.
И я повторять не стану
слова, что она шептала.
В песчинках и поцелуях
она ушла на рассвете.
Кинжалы трефовых лилий
вдогонку рубили ветер.
Я вел себя так, как должно,-
цыган до смертного часа.
Я дал ей ларец на память
и больше не стал встречаться,
запомнив обман той ночи
в туманах речной долины,-
она ведь была замужней,
а мне клялась, что невинна.

Федерико Гарсиа Лорка

 

во...еще одно вспомнила)))
Опять же Эдуард Асадов

МНЕ УЖЕ НЕ ШЕСТНАДЦАТЬ, МАМА!

Ну что ты не спишь и все ждешь упрямо?
Не надо. Тревоги свои забудь.
Мне ведь уже не шестнадцать, мама!
Мне больше! И в этом, пожалуй, суть.

Я знаю, уж так повелось на свете,
И даже предчувствую твой ответ,
Что дети всегда для матери дети,
Пускай им хоть двадцать, хоть тридцать лет

И все же с годами былые средства
Как-то меняться уже должны.
И прежний надзор и контроль, как в детстве,
Уже обидны и не нужны.

Ведь есть же, ну, личное очень что-то!
Когда ж заставляют: скажи да скажи! -
То этим нередко помимо охоты
Тебя вынуждают прибегнуть к лжи.

Родная моя, не смотри устало!
Любовь наша крепче еще теперь.
Ну разве ты плохо меня воспитала?
Верь мне, пожалуйста, очень верь!

И в страхе пусть сердце твое не бьется,
Ведь я по-глупому не влюблюсь,
Не выйду навстречу кому придется,
С дурной компанией не свяжусь.

И не полезу куда-то в яму,
Коль повстречаю в пути беду,
Я тотчас приду за советом, мама,
Сразу почувствую и приду.

Когда-то же надо ведь быть смелее,
А если порой поступлю не так,
Ну что ж, значит буду потом умнее,
И лучше синяк, чем стеклянный колпак.

Дай твои руки расцеловать,
Самые добрые в целом свете.
Не надо, мама, меня ревновать,
Дети, они же не вечно дети!

И ты не сиди у окна упрямо,
Готовя в душе за вопросом вопрос.
Мне ведь уже не шестнадцать, мама.
Пойми. И взгляни на меня всерьез.

Прошу тебя: выбрось из сердца грусть,
И пусть тревога тебя не точит.
Не бойся, родная. Я скоро вернусь!
Спи, мама. Спи крепко. Спокойной ночи!

 

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?
За дверью бессмысленно все, особенно - возглас счастья.
Только в уборную - и сразу же возвращайся.

О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.
Потому что пространство сделано из коридора
и кончается счетчиком. А если войдет живая
милка, пасть разевая, выгони не раздевая.

Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?
Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером
таким же, каким ты был, тем более - изувеченным?

О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову
в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу.
В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной.
Ты написал много букв; еще одна будет лишней.

Не выходи из комнаты. О, пускай только комната
догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито
эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция.
Не выходи из комнаты. На улице, чай, не Франция.

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.
Не выходи из комнаты. То есть дай волю мебели,
слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся
шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.

Иосиф Бродский
1970

 

БАЛЛАДА О ГОРДОМ РЫЦАРЕ

За высоким за забором
Гордый рыцарь в замке жил,
Он на всё вокруг с прибором
Без разбора положил.

Не кормил казну налогом,
На турнирах не блистал
И однажды перед Богом
Раньше времени предстал.

И промолвил Вседержитель,
Смерив взглядом гордеца:
"С чем явился ты в обитель
Вездесущего отца?

Есть каналы, по которым
До меня дошёл сигнал,
Что ты клал на всё с прибором."
Отвечает рыцарь: "Клал!

Клал на ханжеский декорум,
На ублюдочную власть
И ad finem seculorum
Собираюсь дальше класть.

Сохранить рассудок можно
В моей жизни только так,
Бренна плоть, искусство ложно,
Страсть продажна, мир- бардак.

Не привыкший к долгим спорам,
Бог вздохнул: "Ну что ж, иди,
Хочешь класть на всё с прибором,
Что поделаешь- клади!

Отпускаю дерзкий сыне,
Я тебе гордыни грех,
С чистой совестью отныне
Можешь класть на всё и всех."

И на сём визит свой к Богу
Гордый рыцарь завершил
И в обратную дорогу,
Помолившись, поспешил.

И в земной своей юдоли
До седых дожив годов,
Исполнял он Божью волю
Не желеючи трудов.

И. Иртеньев.

 

ДЕТСТВО

Мать умерла.
Отец ушел на фронт.
Соседка злая
Не дает проходу.
Я смутно помню
Утро похорон
И за окошком
Скудную природу.

Откуда только -
Как из-под земли! -
Взялись в жилье
И сумерки, и сырость...
Но вот однажды
Все переменилось,
За мной пришли,
Куда-то повезли.

Я смутно помню
Позднюю реку,
Огни на ней,
И скрип, и плеск парома,
И крик "Скорей!",
Потом раскаты грома
И дождь... Потом
Детдом на берегу.

Вот говорят,
Что скуден был паек,
Что были ночи
С холодом, с тоскою, -
Я лучше помню
Ивы над рекою
И запоздалый
В поле огонек.

До слез теперь
Любимые места!
И там, в глуши,
Под крышею детдома
Для нас звучало,
Как-то незнакомо,
Нас оскорбляло
Слово "сирота".

Хотя старушки
Местных деревень
И впрямь на нас
Так жалобно глядели,
Как на сирот несчастных,
В самом деле,
Но время шло,
И приближался день,

Когда раздался
Праведный салют,
Когда прошла
Военная морока,
И нам подъем
Объявлен был до срока,
И все кричали:
- Гитлеру капут!

Еще прошло
Немного быстрых лет,
И стало грустно вновь:
Мы уезжали!
Тогда нас всей
Деревней провожали,
Туман покрыл
Разлуки нашей след...

БЕРЕЗЫ

Я люблю, когда шумят березы,
Когда листья падают с берез.
Слушаю - и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез.

Все очнется в памяти невольно,
Отзовется в сердце и в крови.
Станет как-то радостно и больно,
Будто кто-то шепчет о любви.

Только чаще побеждает проза,
Словно дунет ветер хмурых дней.
Ведь шумит такая же береза
Над могилой матери моей.

На войне отца убила пуля,
А у нас в деревне у оград
С ветром и дождем шумел, как улей,
Вот такой же желтый листопад...

Русь моя, люблю твои березы!
С первых лет я с ними жил и рос.
Потому и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез..


Русский огонек

Погружены в томительный мороз,
Вокруг меня снега оцепенели!
Оцепенели маленькие ели,
И было небо темное, без звезд.
Какая глушь! Я был один живой,
Один живой в бескрайнем мертвом поле!
Вдруг тихий свет
(пригрезившийся, что ли?)
Мелькнул в пустыне, как сторожевой...
Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу (последняя надежда!),
И услыхал, отряхивая снег:
- Вот печь для вас и теплая одежда...
Потом хозяйка слушала меня,
Но в тусклом взгляде
Жизни было мало,
И, неподвижно сидя у огня,
Она совсем, казалось, задремала...
Как много желтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
И вдруг открылся мне и поразил
Сиротский смысл семейных фотографий:
Огнем, враждой земля полным-полна,-
И близких всех душа не позабудет!..
- Скажи, родимый, будет ли война? -
И я сказал:
- Наверное, не будет.
- Дай Бог, дай Бог...
Ведь всем не угодишь,
А от раздора пользы не прибудет...-
И вдруг опять:
- Не будет, говоришь?
- Нет,- говорю,- наверное не будет.
- Дай Бог, дай Бог...
И долго на меня
Она смотрела, как глухонемая,
И, головы седой не поднимая,
Опять сидела тихо у огня.
Что снилось ей?
Весь этот белый свет,
Быть может, встал пред нею в то мгновенье?..
Но я глухим бренчанием монет
Прервал ее старинные виденья...
- Господь с тобой! Мы денег не берем!
- Что ж,- говорю,- желаю вам здоровья!
За все добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью...
Спасибо, скромный русский огонек,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далек,
За то, что, с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле - и нет тебе покоя...

 

Сомкни измученные веки,
разгладь излучины бровей.
Я буду жить в библиотеке,
я буду жить в крови твоей.

Пускай приносит, кто захочет,
когда придут иные дни,
в твои египетские ночи
свои бенгальские огни.

Оставь, оставь навек, не трогай
оскал замерзшего лица.
Пусть звезды над твоей дорогой
Не угасают до конца...

Вл. Леви

 

Лев Гумилев

Я говорил: «Ты хочешь, хочешь?
Могу я быть тобой любим?
Ты счастье странное пророчишь
Гортанным голосом твоим.

А я плачу за счастье много,
Мой дом — из звезд и песен дом,
И будет сладкая тревога
Расти при имени твоем.

И скажут: "Что он? Только скрипка,
Покорно плачущая, он,
Ее единая улыбка
Рождает этот дивный звон".

И скажут: «То луна и море,
Двояко отраженный свет,—
И после:— О какое горе,
Что женщины такой же нет!"»

Но, не ответив мне ни слова,
Она задумчиво прошла,
Она не сделала мне злого,
И жизнь по-прежнему светла.

Ко мне нисходят серафимы,
Пою я полночи и дню,
Но вместо женщины любимой
Цветок засушенный храню.

 

Выпал снег - и все забылось,
Чем душа была полна!
Сердце проще вдруг забилось,
Словно выпил я вина.
Вдоль по улице по узкой
Чистый мчится ветерок
Красотою древнерусской
Обновился городок.
Снег летит на храм Софии,
На детей, а их не счесть
Снег летит по всей России,
Словно радостная весть.
Снег летит - гляди и слушай!
Так вот, просто и хитро,
Жизнь порой врачует душу...
Ну и ладно! И добро.

 

manya_818

Извините, а Вы сознательно не указываете авторов?

 

vava,

не...забываю просто...это Николай Рубцов))

 

От тех времен ключи еще лежат

Я отпер дверь, как триста лет назад.
Я свет зажег. И озарились снизу
Под потолком протянутые в ряд –
Как яйца в холодильнике – стоят
Ионики ампирного карниза.

Я вор воспоминаний. Где хранят
предметы чувства в тысячи карат ?
куски тоски ? и хризопраз каприза ?
Где ты их держишь ? Тюбики помад
Меня не узнавали. Вырыт клад.
Мое письмо торчало из корзины.

( В чем твоя тайна ? В красоте ? Навряд
ли. Но, как говорят, в каризме –
в том властном шарме, что имеет в жизни
власть над людьми. От дома до эстрад.)

Был тепл утюг. Шел терпкий аромат
халата. Твой салат кончала крыса.
«Сестра, - успел подумать, - я твой брат!»
И запустил ключами по карнизу.
И скорлупа посыпалась в салат.

И снизу трясонуло укоризной
В сто киловатт. Ионики трещат.
И вылупились – мне не объяснят
как – тыщи птиц, горластых, белых, сизых.
«Ты виноват ! Ты виноват ! Ты виноват !
Грабитель гнезд !...» Толкаются, кричат.
И пачкают издания Совписа.

Я узнаю вас, страстный зоосад –
вожак тоски, слепые самки шиза,
подстриженные крылья божьей жизни
и состраданья мокрый снегопад –
как мы кормили чаек в Симеизе.

И ты войдешь с коронною репризой –
«Так твою мать ! Опять в квартире ад».

«Вы к Лизе ?
Ах, прошлая хозяйка анфилад ?
Та съехала. В загранку, говорят.
Дом на сигнализации». Наряд
Милиции подымался снизу.

Я дверь закрыл как триста лет назад.

Андрей Вознесенский

 

Ухожу…

Ухожу, непривычно и глупо
Даже думать об этом смешно,
Как смешно догадаться, что крупно
Мне однажды с тобой повезло.


Ухожу, этот простенький вечер
Обещает не многое, дождь.
Посмотри, он шагает навстречу
Жаль, и этого ты не поймёшь.

Ухожу, остаются другие
Им наверное есть что сказать
Вот, смотри, отдаю все долги я,
Странно, на пол упала тетрадь,

Да открылась на первой странице
Я на странные буквы гляжу
А за ними знакомые лица
До свидания, я ухожу…

( Д. Нагиев)

 

Эдуард Асадов

СТИХИ О РЫЖЕЙ ДВОРНЯГЕ

Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
- Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.

Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.

Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.

Старик у вокзального входа
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы...
А то ведь простая дворняга!

Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.

В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали...
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.

Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!

Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!

Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела...

Труп волны снесли под коряги...
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце - чистейшей породы!

 

Задремали звезды золотые,
Задрожало зеркало затона,
Брезжит свет на заводи речные
И румянит сетку небосклона.

Улыбнулись сонные березки,
Растрепали шелковые косы.
Шелестят зеленые сережки,
И горят серебряные росы.

У плетня заросшая крапива
Обрядилась ярким перламутром
И, качаясь, шепчет шаловливо:
“С добрым утром!”

(С. Есенин)

 

Владимир Набоков

О чем я думаю? О падающих звездах...
Гляди, вон там одна, беззвучная, как дух,
алмазною стезей прорезывает воздух,
и вот уж путь ее — потух...

Не спрашивай меня, куда звезда скатилась.
О, я тебя молю, безмолвствуй, не дыши!
Я чувствую — она лучисто раздробилась
на глубине моей души.

 

Подари мне незнакомый город,
Чтобы стал я сильным и счастливым,
Подари мне город на рассвете,
Вымытый ночным коротким ливнем.

Обмани меня, что длится лето
И что нам не надо торопиться,
Покажи, как мягким светом льется,
Отражаясь в лужах, черепица.

Подари мне запах теплой хвои,
Старых стен иноязычный говор,
Улочки, мощенные камнями,
Бурых башен простодушный гонор.

Подари — чтоб он при нас проснулся,
Город за оконной занавеской,
Чтоб могли мы вместе любоваться
Статью горожанок деревенской.

Чтобы уши, и глаза, и ноздри
Утолили многолетний голод —
Подари мне город на рассвете,
Подари мне незнакомый город.

Юлий Даниэль.

 

..........IX..........
Человек размышляет о прожитой жизни, как ночь о лампе.
Мысль выходит в определённый момент за рамки
одного из двух полушарий мозга
и сползает, как одеяло, прочь,
обнажая неведомо что, точно локоть; ночь,
безусловно, громоздка,

но не столь бесконечна, чтоб точно хватить на оба.
Понемногу африка мозга, его европа,
азия мозга, а так же другие капли
в обитаемом море, осью скрипя сухой,
обращаются мятой своей щекой
к электрической цапле.

Чу, смотри: Аладдин произносит "сезам"-перед ним золотая груда,
Цезарь бродит по спящему форуму, кличет Брута,
соловей говорит о любви богдыхану в беседке; в круге
лампы дева качает ногой колыбель; нагой
попуас отбивает одной ногой
на песке буги- вуги.

Духота. Так спросонья озябшим коленом пиная мрак,
понимаешь внезапно в постели, что это- брак:
что за тридевять с лишним земель повернулось на бок
тело, с которым давным- давно
только и общего есть, что дно
океана и навык

наготы. Но при этом- не встать вдвоём.
Потому что пока там- светло, в твоём
полушарьи темно. Так сказать одного светила
не хватает для двух заурядных тел.
То есть глобус склеен, как Бог хотел.
И его не хватило.

И. А. Бродский
фрагмент "Колыбель трескового мыса"

 

6

Одна из гостий, протянув бокал,
туманная, как голубь над карнизом,
спросила с неприязнью и капризом:
— Скажите, правда, что ваш муж богат?
— Богат ли он? Не знаю. Не вполне.
Но он богат. Ему легка работа.
Хотите знать один секрет? — Есть что-то
неизлечимо нищее во мне.
Его я научила колдовству —
во мне была такая откровенность —
он разом обратит любую ценность
в круг на воде, в зверька или траву.
Я докажу вам! Дайте мне кольцо.
Спасем звезду из тесноты колечка! —
Она кольца мне не дала, конечно,
в недоуменье отстранив лицо.
— И, знаете, еще одна деталь —
меня влечет подохнуть под забором.
(Язык мой так и воспалялся вздором.
О, это Дождь твердил мне свой диктант.)

Белла Ахмаддулина

 

Константин Симонов
* * *

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: - Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

 

Федерико Гарсия Лорка

LA MONJA GITANA

Silencio de cal y mirto.
Malvas en las hierbas finas.
La monja borda alhelies
sobre una tela pajiza.

Vuelan en la arana gris,
siete pajaros del prisma.
La iglesia grune a lo lejos
como un oso panza arriba.

Que bien borda! Con que gracia!
Sobre la tela pajiza,
ella quisiera bordar
flores de su fantasia.

Que girasol! Que magnolia
de lentejuelas y cintas!
Que azafranes y que lunas,
en el mantel de la misa!

Cinco toronjas se endulzan
en la cercana cocina.
Las cinco llagas de Cristo
cortadas en Almeria.

Por los ojos de la monja
galopan dos caballistas.
Un rumor ultimo y sordo
le despega la camisa,

y al mirar nubes y montes
en las yertas lejanias,
se quiebra su corazon
de azucar y yerbaluisa.

Oh!, que llanura empinada
con veinte soles arriba.
Que rios puestos de pie
vislumbra su fantasia!

Pero sigue con sus flores,
mientras que de pie, en la brisa,
la luz juega el ajedrez
alto de la celosia.

Перевод​

ЦЫГАНКА-МОНАХИНЯ

Безмолвье мирта и мела,
И мальвы в травах ковровых.
Она левкой вышивает
на желтой ткани покрова.

Кружится свет семиперый
под серою сетью лампы.
Собор, как медведь цыганский,
ворчит, поднимая лапы.

А шьет она так красиво!
Склонясь над иглой в экстазе,
всю ткань она бы покрыла
цветами своих фантазий!

Какие банты магнолий
в росинках блесток стеклянных!
Как лег на складки покрова
узор луны и шафрана!

Пять апельсинов с кухни
дохнули прохладой винной.
Пять сладостных ран Христовых
из альмерийской долины.

В ее зрачках, раздвоившись,
куда-то всадник проехал.
Тугую грудь колыхнуло
последним отзвуком эха.

И от далеких нагорий
с дымной мглой по ущельям
сжалось цыганское сердце,
полное медом и хмелем.

О, как равнина крутая
сотнею солнц заплескала!
О, как, сознанье туманя,
вздыбились реки и скалы!..

Но снова цветы на ткани
и свет предвечерья кроткий
в шахматы с ветром играет
возле оконной решетки.

 

СОНЕТ


Я никогда в любви не знал трагедий.
За что меня любили? Не пойму.
Походка у меня, как у медведя,
Характер - впору ветру самому.


Быть может, голос? Но бывали меди
Сродни виолончельному письму;
Иных же по блестящему уму
Приравнивали мы к самой комете!


А между тем была ведь Беатриче
Для Данте недоступной. Боже мой!
Как я хотел бы испытать величье
Любви неразделённой и смешной,


Униженной, уже нечеловечьей,
Бормочущей божественные речи.



И. Сельвинский.

 

Сражение под Москвой

Все не стихают бои под Москвой
Гитлер веселый, гордится собой.
Думает, что Москву поработит,
А людям на себя работать велит.
И посылает танкистов отряд:
Много здоровых "фашистских зверят".
Едут они, до Москвы - уж ничто:
Километров - сто тридцать, а, может быть, сто.
Но вот на пути двадцать восемь солдат,
В руке - по гранате, на спине - автомат.
Немцы хохочут, смеются во всю.
Один даже крикнул: "Вас всех застрелю!"
Сдержал немец слово, двоих поразил.
Но тут наш храбрый солдат возгласил:
"Погибнем за Родину!
Фашистов убъем!
В Москву не пропустим!
Отчизну спасем!"
Не медля, он бросил гранату под танк.
Машина взорвалась, как не бывав.
Бесстрашно гвардейцы пустились за ним.
одбили все танки...Рассеялся дым...
Пустынное поле. Фашист не прошел.
Москву защитили, а сами погибли.
Помнить их подвиг мы будем всегда!
В нашем сердце Герои не умрут никогда!

Дмитрий Коробов

 

Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда ж теперь идти солдату?
Кому нести печаль свою?
Пошел солдат в глубоком горе
На перекресток двух дорог,
Нашел солдат в широком поле
Травой заросший бугорок.
Стоит солдат и словно комья
Застряли в горле у него,
Сказал солдат:
"Встречай, Прасковья,
Героя мужа своего,
Готовь для гостя угощенье,
Накрой в избе широкий стол,
Свой день, свой праздник возвращенья
К тебе я праздновать пришел".
Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал
И только теплый летний вечер
Траву могильную качал...
Вздохнул солдат, ремень поправил,
Раскрыл мешок походный свой,
Бутылку горькую поставил
На серый камень гробовой:
"Не осуждай меня, Прасковья,
Что я пришел к тебе такой,
Хотел я выпить за здоровье,
А должен пить за упокой.
Сойдутся вновь друзья подружки,
Но не сойтись вовеки нам".
И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам.
Он пил солдат, слуга народа,
И с болью в сердце говорил:
"Я шел к тебе четыре года.
Я три державы покорил..."
Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд.
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт.


М. Исаковский

Вот .... А у нас с мужем одна из основных тем для ссор - кто же все-таки (СССР или США) решил исход ВМВ.
Простите ...не выдержала.

 

Аж мурашки по коже от слов этих.....

 

Пусть День не будет грустным...

МЕРКНУТ ЗНАКИ ЗОДИАКА

Меркнут знаки Зодиака
Над просторами полей.
Спит животное Собака,
Дремлет птица Воробей.
Толстозадые русалки
Улетают прямо в небо,
Руки крепкие, как палки,
Груди круглые, как репа.

Ведьма, сев на треугольник,
Превращается в дымок.
С лешачихами покойник
Стройно пляшет кекуок.
Вслед за ними бледным хором
Ловят Муху колдуны,
И стоит над косогором
Неподвижный лик луны.

Меркнут знаки Зодиака
Над постройками села,
Спит животное Собака,
Дремлет рыба Камбала,
Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.

Леший вытащил бревешко
Из мохнатой бороды.
Из-за облака сирена
Ножку выставила вниз,
Людоед у джентльмена
Неприличное отгрыз.
Все смешалось в общем танце,
И летят во сне концы
Гамадрилы и британцы,
Ведьмы, блохи, мертвецы.

Кандидат былых столетий,
Полководец новых лет,
Разум мой! Уродцы эти -
Только вымысел и бред.
Только вымысел, мечтанье,
Сонной мысли колыханье,
Безутешное страданье,-
То, чего на свете нет.

Высока земли обитель.
Поздно, поздно. Спать пора!
Разум, бедный мой воитель,
Ты заснул бы до утра.
Что сомненья? Что тревоги?
День прошел, и мы с тобой -
Полузвери, полубоги -
Засыпаем на пороге
Новой жизни молодой.

Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.
Спит растение Картошка.
Засыпай скорей и ты!

Н. Заболоцкий
1929

 

Всегда остается возможность выйти из дому на
улицу, чья коричневая длина
успокоит твой взгляд подъездами, худобою
голых деревьев, бликами луж, ходьбою.
На пустой голове бриз шевелит ботву,
и улица вдалеке сужается в букву "У",
как лицо к подбородку, и лающая собака
вылетает из подоворотни, как скомканная бумага.
Улица. Некоторые дома
лучше других: больше вещей в витринах;
и хотя бы уж тем, что если сойдешь с ума,
то, во всяком случае, не внутри них.

И.А.Бродский

 

vava

Нда. Ленинградский микроклимат Иосифа доконал. Точнее, помог ...

 

Сергей Есенин.

Сыпь, гармоника. Скука... Скука...
Гармонист пальцы льет волной.
Пей со мною, паршивая ****,
Пей со мной.

Излюбили тебя, измызгали -
Невтерпеж.
Что ж ты смотришь так синими брызгами?
Иль в морду хошь?

В огород бы тебя на чучело,
Пугать ворон.
До печенок меня замучила
Со всех сторон.

Сыпь, гармоника. Сыпь, моя частая.
Пей, выдра, пей.
Мне бы лучше вон ту, сисястую, -
Она глупей.

Я средь женщин тебя не первую...
Немало вас,
Но с такой вот, как ты, со стервою
Лишь в первый раз.

Чем вольнее, тем звонче,
То здесь, то там.
Я с собой не покончу,
Иди к чертям.

К вашей своре собачьей
Пора простыть.
Дорогая, я плачу,
Прости... прости...

 

Где ты бываешь?
Где ты забываешь
Мои уходы, шорохи, касанья?
Кому согласно головой киваешь,
Отломленную веточку кусая?
Твоя совсем заброшенная комната,
Она живет, она грустит о ком-то.
Чужие лица ходят, курят.
Позванивают стекла по ночам.
Где ты вчера была?
Какую песню пела поначалу?
И плакала, кусая веточку,
И проходила мокрым парком.
И кто-то знающий и сведущий
Тебя утешил летним Парголово.
Твоя оставленная комната,
Она живет, она грустит о ком-то,
Постукивают дятлы по ночам.
Где я найду тебя такую,
Какую знал я поначалу?
Где без ступенек и перил
Та лестница кошачья, окаянная?
На самом подступе к двери
Я грохнусь о нее коленями.
Ведь лестница
И та под мною ластится!
А ты идешь себе...
И только дождь
Втыкает в землю тоненькие клинья.
И в городе идет такой же ливень,
И он не хуже и не лучше,
У рюмочных и поликлиник
Похожие разводит лужи.
А ты уходишь...
Ты сама не знаешь,
Куда уходишь?
Где ты забываешь?

Дмитрий Бобышев.

 

А.Вознесенский
НИКОГДА

Я тебя разлюблю и забуду,
когда в пятницу будет среда,
когда вырастут розы повсюду,
голубые, как яйца дрозда,
когда мышь прокричит "кукареку",
когда дом постоит на трубе,
когда съест колбаса человека
и когда я женюсь на тебе.

 

А. Блок

Река раскинулась.
Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.

О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь - стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.

Наш путь - степной, наш путь - в тоске безбрежной -
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы - ночной и зарубежной -
Я не боюсь.

Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь...

И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль...
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль...

И нет конца! Мелькают версты, кручи...
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь...
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!