Кусочек моей души

7

– Стабильность мира нарушена, – сказал первый голос. – Наша безопасность под угрозой.
– Мы не можем поддерживать высший режим секретности, – вторил ему другой. – Режим тревоги “Шторм” ограничивает возможности сектора внутренней безопасности.
– У нас большие сложности, – подытожил третий. – Любое неосторожное действие раскроет нас перед врагами.
– Враги...
– Наши враги...
– Их много...
– Михаил? – засомневался первый. – Архистратиг стар и заигрался в войну. Его интересуют только битвы, но не мы. Его устраивает установившийся порядок.
– Он непредсказуем, – возразил второй. – Мы не знаем, чего ожидать от существа, помешанного на кровопролитии.
– Старик, ограниченный маниакальным пристрастием к войне... – третий впал в задумчивость. – Его легко контролировать, что мы и делали все это время. Достаточно время от времени бросать подходящую кость.
– Верно...
– Так просто...
– В наших руках...
– Но больше, чем Михаил, меня беспокоит наш главный ученый, – продолжил перечислять первый голос. – Я говорю о...
– Архистратиге Габриэле.
– Начальнике сектора разработок и исследований.
– Верно, именно о нем... – согласился первый. – Мы не знаем, что ему известно о нашем триумвирате.
– Многое...
– Он, как кислота, разъедает любую дверь... Рано или поздно Габриэль докопается до всего...
– То есть – до нас, – уточнил первый голос. – Это плохо, если рассматривать подобную перспективу в отдельности. Но имеется еще кое-что.
– Кое-кто, – сказал второй.
– Опасный и неуправляемый, – добавил третий. – Архистратиг Уриил. Руководитель сектора общественных интересов.
– И в сферу интересов этого архистратига входит весь мир, включая наш сектор, – вновь уточнил первый голос. – Мы у него на ладони, но о нем не знаем практически ничего. А неделю назад наши люди и вовсе потеряли Уриила из вида. Похоже, он сбежал от этих горе-наблюдателей.
– Мы не можем заменить собой подчиненных, – загрустил второй голос. – Мы должны смириться с ошибками.
– И предупредить новые, – согласился третий. – Пока не поздно.
– Хорошо сказано, правильные слова... – продолжил первый. – Но не забывайте про эксперимент.
– Он на грани срыва.
– Наш агент работает плохо. Пришло только одно сообщение, за день до войны.
– И мы не знаем наверняка, что сейчас происходит с подопытными, – добавил первый голос. – Мы не знаем, может ли повториться провал годичной давности.
– Пришлось уничтожить целую партию...
– Чувствительная потеря... Столько ценного материала пропало зря.
– А сейчас есть риск полностью провалить исследования, – заключил первый голос. – Формально подопечные Габриэля должны были помогать нам, но на деле, судя по развитию событий, именно его сектор повинен в произошедшем. Они умышленно подставляют нас... Но, возможно, у архистратига есть и иные цели.
– Мы не знаем...
– Слишком мало данных...
– Вмешаемся? – спросил первый. – Или позволим Михаилу поиграть с детищем Габриэля?
– Пусть играют...
– Мы соберем камни...
– Пусть, – согласился первый голос. – А мы будем наблюдать со стороны...

Если раньше Лес казался мрачным и чуждым, то сейчас буквально на глазах оживал – ветер брал все более высокие ноты, хлесткие порывы холодного воздуха били по лицу, так что не отличишь – то ли через заросли продираешься, то ли прямиком в снежный буран угодил. И отсутствие собственно снега мало утешало – от острова Ивви можно ожидать любой пакости, а уж устроить посреди лета маленькую зиму – совсем пустяк. Учитывая современные достижения науки и техники. А если к этому прибавить магию, мистику и прочую потустороннюю лабуду – получается взрывной коктейль похлеще древнего нитроглицерина. Рванет – костей не найдешь. Если вообще будет кому искать...
Ко всему прочему деревья, мелькавшие вокруг, как километровые отметки, вдруг, ни с того ни с сего, будто обретая собственную личность, начали меняться. Нет, они не трансформировались в сказочных дендроидов, и длинные скрюченные пальцы веток не потянулись к затерявшимся в Лесу солдатам. Да и сами ветки ничуть не изменились, а листва все так же плотно закрывала ночное небо. Вот только...
“Они другие. Не такие, как раньше... Они... Разные”.
Ощущения, возникшие, когда отряд убрался со злополучной поляны, никуда не исчезли, напротив – укоренились, пустили всходы, заняли все мысли Рей. Она чувствовала, что с Лесом происходят странные метаморфозы и, хоть не понимала их причины, невольно сравнивала это... С людьми. С очень большой и очень упорядоченной толпой. Хотя нет, слово “толпа” здесь неуместно... Там нет этого порядка, там хаос, объединенный общей страстью... А тут...
“Порядок. Абсолютный порядок. Настолько идеальный, что зубы сводит, как зимой от мороженого”.
Девушка пыталась развить мысль, но в голову лезли только картинки, давным-давно увиденные в Сети – величественные военные парады и много-много солдат и техники. Идут в ногу, с каменными лицами, а впереди, как предводители – музыканты из военного оркестра, играющие бравурные мелодии... И все искусственно – буквально пропитано заводской смазкой и запахом химии.
– Дим... – негромко, на грани слышимости, позвала Рей. – Дим!
Она не думала о том, что между ней и приятелем еще двое отнюдь не тугих на ухо индивидуумов, точнее – думала, но не придавала особого значения. В конце концов, их это тоже касается... А сейчас важнее докричаться до лидера группы, сказать ему... О своих чувствах. Увы, не обо всех, но...
– Дим!
– Что?
– Что-что, – не удержался от реплики Арти. – Не видишь? Твой приятель соскучился. Совсем, видно затосковал без твоего крепкого плеча.
“Мангуст” промолчал. Ему не было дела до склок между курсантами, а нужную информацию он и так мимо ушей не пропустит. Типичный флегматик скрещенный с ленивым домашним псом. Только высунутого языка не хватает – и не отличишь...
– Что тебе, Рей? – в тоне Дима явственно проступили нотки раздражения. – Только проснулся или что? Опять в облаках витаешь?
– Облака не причем, – девушка с трудом проглотила обиду, но все же смогла удержать эмоции в узде и не ответить грубостью на грубость. – Проблема в Лесе.
– А что с ним? – вновь влез в разговор “юный демонолог”. – Лес, как Лес, даже потусторонние силы есть – все, как полагается.
– О, боже... – если бы Дим не держал в руках тяжелый автомат, то непременно развел бы их в стороны, показывая, что, мол, не хочет иметь к этому повернутому на мистике зануде никакого отношения. – Ты о чем-нибудь другом думать можешь? Достал своими демонами.
– Достал? – хищно облизнул губы Арти, чего в темноте не разглядишь, конечно, но уж больно жест эффектный. – Да я и не начинал еще доставать! Так, примеривался просто, почву прощупывал... Хех, если бы было, что прощупывать. Вы все такие примитивные, ужас!
Дим начал тлеть, как бикфордов шнур, огонек гнева постепенно подбирался к изрядной доле взрывчатки. И как бы лидер не старался держать себя в руках, оправдывая доверенный статус, но нельзя контролировать себя вечно... Он и без того целый день терпел насмешки курсанта из Трастиса, совершенно бесполезного типа, который только и мог, что трепать языком почем зря.
– Адово семя... – произнес Дим сквозь зубы. – Ты заткнешься когда-нибудь?
– Тебе не нравятся мои слова? Ой, какие мы нежные!
– Ты даже не представляешь, насколько...
– Насколько? Дай на глазок прикину... Так, рост, вес, объем талии...
Увлеченные пикировкой, спорщики совершенно позабыли про Рей, которая, собственно и начала разговор. Им так нравилось злить себя и собеседника, так нравилось играть словами, перекатывая звуки на языке...
– Я вам не мешаю? – две недовольные физиономии разом обернулись к девушке. – Ничего что я тут, рядом пристроился?
– Пристроил... ся? – Арти намеренно выделил окончание слова. – Да нет, ничего. Постой.
– Постой, постой... Постой! – Дим нахмурился, пытаясь поймать ускользающую угрем мысль. – Ты что-то говорил про Лес...
Отряд остановился на очередной полянке, и лидер смог повернуться к девушке всем телом, а не выворачивать и без того уставшую за день шею.
– Если это окажется ерундой, если мы потеряем время впустую... – Дим выразительно взглянул на Рей. – Тогда у тебя под глазом появится аккуратный фингал. А может и два – под левым и под правым. Исключительно для симметрии.
– Давай без дешевых фраз из дешевых фильмов... – девушка не особенно боялась угроз приятеля, но ее сильно обеспокоил тот факт, что он опустился до подобных высказываний. Что-то случилось? Что-то разладилось у него в душе? Чувства... Что он чувствует? Рей не знала... А Дим не хотел говорить. – Твое дело, как относиться к моим словам, но... Лес Ивви – живой.
Арти, выслушав это с глубокомысленным видом старого проффесора, принимающего экзамен у глупых студентов, позволил себе усмехнуться. Но вслух ничего не сказал, оставив ответ на откуп лидеру группы. А тот... Дим самым натуральным образом растерялся – хлопал огненными глазами, озирался и мял в руках автомат, словно это была мягкая игрушка.
– Э-э-э-э... – наконец, промямлил он. – Вообще-то любой лес живой.
– Не в этом смысле. Не так, как растения. Эти деревья, они... – Рей, сам не понимая зачем, отступила назад, скрываясь в обширной бесформенной тени. – Они – как люди. Они – разные, у каждого свой характер... Но все вместе они – единое целое. Один гигантский организм. И...
Договорить она не успела – пронзительный треск резанул по нервам, заглушая прочие звуки, ветер вдруг умер, падая на землю сухими листьями, а в паре метров от них рухнуло вниз нечто большое и темное, погребая под собой долгий и невероятно мучительный день...

Почти непроглядный мрак наступившей ночи и чужеродный лес не доставлял Адаму Голоду ровным счетом никаких неудобств. Может потому, что Лес Ивви был настроен по отношению к админу игры весьма и весьма благожелательно, а может и потому, что сам админ знал местность от и до. И не только по картам – на электронных схемах местности, равнодушно взирающих с экрана, часто не указаны какие-то мелочи, нюансы, не имеющие значения в глобальном смысле, зато в локальном...
Адам быстрым шагом продвигался вперед, ветви деревьев будто избегали угрюмого человеческого силуэта, пытались, насколько это возможно, уклониться в сторону. Админ проходил через лес, как острая игла через ткань, не встречая сопротивления, не теряя времени попусту, не отвлекаясь на созерцание мрачной атмосферы. Он выбирал только твердую местность, ловко избегая неровных овалов болот, которые прочно засели у него в памяти, обходя овраги и небольшие возвышенности. Даже идеальный лес зависит от рельефа, это Адам понимал лучше, чем кто-либо другой. И не просто понимал – но принимал, удачно подстраиваясь под обстоятельства и не пытаясь идти на слона с одним лишь перочинным ножиком в руках.
Окружающий пейзаж совершенно не цеплял сознание расчетливого курсанта, проскальзывал мимо, тут же исчезая в глубинах памяти. Да, Адам в иной момент подумывал, правильно ли он устроил с антеннами, не пойдет ли что не так, как планировалось. Он думах о том, что любой долгосрочный расчет ненадежен, а если при этом все идет, как по маслу, без сбоев и неудач – верный признак приближающейся бури. А как можно избежать катострофы? Правильно – как следует пораскинуть мозгами, причем, не в прямом смысле, а просто хорошенько напрячь извилины, просчитать все, что просчитать можно, а остальное отдать на волю случая – предварительно как следует подстраховавшись.
“Габи смотрит на шаг вперед... Даже на два или три... Как он раскусил эту скотину Мани Пуллита! Никогда бы не подумал...”.
Админ размышлял о провидческих талантах Габриэля, но, вместе с тем, немного завидовал своему шефу. Ведь, прекрасно понимая, что до архистратига ему расти и расти, Адам Голод хотел большего... Большего, чем то, что было у него сейчас – способности, влияние, доступ к информации... Это много, это очень много, но когда видишь перед собой живой пример человека с невероятными способностями, почти абсолютной властью и знающего буквально все на свете, поневоле начинаешь комплексовать.
И Адам Голод, единственный воспитанник академии “Рассвет” не обладающий двойным сознанием, был в этом плане наиболее уязвим...
“Когда Габи достигнет цели... Когда этот чертов выпендрежник победит... Пусть только попробует забыть про меня! Пусть рискнет! Я напомню... Оооо! Уж я-то напомню!”.
Теша себя подобным образом, админ, не сбавляя шага, улыбнулся. Недобрый оскал буквально прорезался на лице Адама, будто рука невидимого скульптора дрогнула, и линия ушла вверх и в сторону, изуродовав маску спешащего по своим делам ученого. Теперь курсант походил на больного, у которого свело мышцы, причем больного, упивающегося своей болью, цедящего ее капля за каплей, до самого дна... Чтобы ничего никому не досталось.
Впрочем, вряд ли нашелся бы человек настолько неблагоразумный, чтобы пытаться приставать к Адаму, который строил из себя злого гоблина из сказок. Только, в отличие от упомянутого фантастического существа, админ был вполне реален и... неумолимо двигался к своей цели. Да, лес его не интересовал, он и так знал об этом объекте достаточно, а повстанцы... он мог только посмеяться над громким и не соответствующим действительности словом. Лучше уж просто врагами называли или, к примеру, условным противником.
“Вива архистратиг!”, даже мысли Адама насквозь пропитались едкой иронией, “Идея с повстанцами была поистине великолепна... Правда, с равным успехом на эту роль можно назначить комаров, мух или комиссию по контролю за правильностью. Никакой разницы”.
Адам немного посмаковал мысль, осматривая ее со всех сторон, а потом без жалости выбросил, сосредоточившись на основной задаче. Арти, Рей, Мани... Все они были рядом, в Лесу Ивви, всех их админ чувствовал, как едва заметную пульсацию сосуда у себя на шее. Эту темную изогнутую полоску он всегда ненавидел, она была уродлива, она делала уродливым самого Адама... Как юноша ни прятал свою “метку”, как ни пытался замаскировать “вечно незаживающий шрам” – без толку, все, кто хотел, знали об этой особенности админа, и только страх удерживал их от насмешек и перешептываний за спиной.
Чужеродный сосуд, чужеродная кровь, тягуче просачивающаяся по нему, непрекращающаяся пульсация, отдающаяся звоном в голове и постоянной головной же болью. Причем, такое украшение было у Адама с первых дней жизни – как только он родился, как только набрал в легкие воздух и закричал, как только открыл глаза и его зрачков коснулись первые лучи света, на тонкой шее, змейкой скользя по нежной коже ребенка, устроился псевдошрам. Иногда казалось, что он смотрит на окружающих оценивающе, как пришелец из другого мира, иногда он с любопытством поглядывал на юношу... По крайней мере, админу так казалось.
Но всегда, с самого начала и до самого конца, эта метка приносила боль – и душевную, и физическую. Адам жутко стеснялся своего “уродства”, он постоянно чувствовал пульсацию черного сосуда, а головная боль почти никогда не прекращалась... Но, что самое странное, юноша, дай ему возможность все переиграть, не стал бы избавляться от “метки”. Напротив, сверхчеловеческая, почти потусторонняя чувствительность, стала неотъемлемой частью существа по имени Адам Голод. “Черная вена” билась, а в голове возникали картинки, цифры, слова, будто информация прямиком закачивалась в мозг через этот сосуд, будто вместо крови там текли пакеты данных, электронные сигналы, настойчиво стучащие в двери сознания...
“Метка” порой окунала юношу в непроглядную бездну боли, порой ему хотелось умереть – отстраненно, без острого порыва или какого-либо подобия чувств. Порой он хотел послать мир к черту... Но никогда, ни при каких обстоятельствах он бы не стал избавляться от уродливого “шрама”. За долгие годы, проведенные в академии, он привык к своему “спутнику”, сплошь и рядом пользуясь буквально сыпящейся с неба информацией, готовыми ответами на любые вопросы. И отказаться от этого... Ну, уж нет. Пусть будут страдания, пусть боль преследует его до последнего дня...
Админ игры и курсант академии “Рассвет” Адам Голод давно все для себя решил.

В первый момент Рей подумала, что у нее начались галлюцинации, что разлитый в воздухе наркотик пробежался по ее нервам, ударив прямо в мозг, в те участки, где обрабатывается поступившее от глаз изображение. И от ушей, и от кожи... Потому что падающие вокруг деревья вызвали натуральный “взрыв чувств”. Она видела, как стволы спокойно укладываются в подобие громадного деревянного квадрата, она слышала грохот и шелест, вспыхивающий время от времени оглушительный треск и приглушенный свист рассекаемого листвой и ветками воздуха.
Это не могло быть правдой, это не могло происходить на самом деле... Но было и происходило. Против воли Рей, которой больше всего хотелось сейчас закрыть глаза и прикрыть ладонями уши, выбросив к черту оружие и запасные обоймы, которые она, зачем-то, все время держала в руке. Девушка, как и трое других курсантов, не могла выбраться из импровизированной клетки – через густую крону пробраться сложно, но можно, да вот где гарантия, что деревья перестали падать? Где гарантия, что за пределами “квадрата” они не встретятся “лицом к лицу” с очередным древесным “снарядом”?
“Влипли... Точнее, приплыли... Точнее... Черт!”.
Запутавшись в собственных мыслях и переживаниях, девушка не сразу заметила перемену, произошедшую с ее приятелем Димом. А когда, наконец, обратила внимание на скрюченную фигуру лидера отряда, то едва удержалась, чтобы не броситься наутек сломя голову – и плевать на падающие деревья, живой лес и непроглядную темноту. Лишь бы убраться отсюда, от этого...
“Как в моем сне...”.
Бывший хулиган и пройдоха, бывший “крутой боец” и лидер отряда... Именно бывший – потому что в нынешнем состоянии Дим только одеялом и подушкой на больничной койке командовать мог. Сгорбившийся, весь дрожавший, как отчаянно цепляющийся за ветку сухой лист, “курсант Рах” пытался встать, выпрямиться в полный рост – но безуспешно, каждый раз падая на колени и снова поднимаясь... Снова и снова...
Его лицо выглядело счастливым, а глаза смотрели сквозь Рей, сквозь кроны деревьев, туда, где, наверное, приклеились к чернильному небосводу блеклые пятнышки звезд. Шрам на щеке, было затянувшийся после специального геля, вновь кровоточил, черные капельки скатывались по коже, оставляя полосы. Иногда они пересекались, образуя странный рисунок, отдаленно напоминающий решетку. А пальцы... Одной рукой Дим держался за грудь, будто сдерживая тяжелое, шумное дыхание, а вторая блуждала по лицу, размазывая теплую соленую жидкость... И только серая полоска медбраслета тускло поблескивала, придавая картине резкость, напоминая, что это не мираж и не порождение чьей-то больной фантазии...
“Реальность... Это – реальность... Это происходит на самом деле...”.
Мысленно твердила Рей, которая могла лишь догадываться о том, что твориться сейчас в голове у Дима. Да и Арти с “мангустом” пребывали в некотором ступоре – первый потому, что все шло не так, как он предполагал, кровавые полоски алели в страшных глазах, а на лице застыло удивленно-растерянное выражение. Второго же больше испугал странный “древопад”, он озирался по сторонам, выискивал какой-то смысл в шевелящихся на ветру листьях, порывался убежать, вырваться из кольца, в который их заключил Лес Ивви.
– Гест, Морт! Ко мне! – внезапно прокричал-проскрипел Дим, отдавая приказания воздуху перед собой. – Обходите справа! Справа, я сказал!
Он рванулся, не устоял на ногах, рухнул вниз, размахивая рукой, с которой слетали темные брызги. Униформу усыпали желтые листья, умытое кровью лицо было ликом дьявола, но Дим смог подняться самостоятельно, хотя и потратил на это изрядную часть оставшихся у него сил.
– Вы же не скажете никому? Не скажете, правда? – жалобно-детский голос исходил ни от кого-нибудь, а от лидера отряда, который сидел на земле, скрестив ноги, и чуть ли не пускал пузыри, как младенец. – Я больше так не буду... Ай! Больно-о-о-о!
Дим горько-горько заплакал, роняя мутные красноватые слезы.
– Форма? Разве это форма, солдат? – истерические нотки прорезались в его тоне. – Адово семя! Не армия, а шапито! Хоть бы себя в порядок привели! Хоть бы...
Он неразборчиво забормотал себе под нос, сцепляя и расцепляя липкие пальцы.
– Я знаю! Я знаю, что эксперимент! Ну и что?! Во всем нужен порядок!
– ...слушай, я же пошутил, ну, правда... ты ведь не обижаешься?..
– Адово семя! И что мне теперь делать? Как разбираться с этим хаосом, а? У меня другие обязанности, я...
– Мама! Папа! Где вы? Почему оставили меня одного... Где вы?! Где...
Голос Дима с каждой фразой, с каждым новым словом становился тише. Звуки слетали с его губ, как невидимые снежинки, пробирая невольных слушателей буквально до кости. А он все говорил, исчерпывая себя до последней капли...
– Где вы... Где ты... ты... Мишель!!!
Неожиданный крик почти сразу превратился в отчаянный хрип умирающего, Дим согнулся пополам и закашлялся, в свете появившейся на небе луны его волосы казались пламенем костра, а неумолимо наступающий со всех сторон мрак – стаей диких зверей, терпеливо дожидающихся, когда огонь погаснет... Ну, когда же... Когда...
– Ми... – из последних сил начал Дим, но хватило его только на один слог, после чего бывший лидер отряда окончательно осел на землю, закрыв измученные глаза.
Арти, находившийся ближе всех, пришел в себя самым первым. Хоть он и выглядел жутковато, с ощетинившейся, как еж, шевелюрой и бешеными багровыми глазами, в которых плескалась темень зрачков, но сумел нацепить неубедительную улыбочку и презрительно вздернул нос.
– Наш доблестный предводитель перегрелся на солнышке и теперь отдыхает... Как неосмотрительно с его стороны!
– А сам-то... – не выдержала Рей, которая чувствовала, что еще чуть-чуть и она устроит истерику почище димасовской. – Током долбанутый любитель демонов... Где же твое хладнокровие? Где самоуверенность?
“Юный демонолог” все так же презрительно посмотрел из под кустистых бровей и постучал указательным пальцем по виску.
– Вот здесь.
– Вижу, вижу... Сплошная кость.
– Ко-о-о-ость? – протянул Арти, критически оглядев девушку. – Вот уж где кости сплошные... Не зря тебя Щепкой звали.
– Откуда...
– Оттуда, – солдат вперил указательный палец в серебристый круг луны. – Я не глухой и слушать, что говорят другие, умею.
– Каким местом, интересно, ты слушал? И вообще... Вообще... Что ты можешь знать?!
Рей оборвала себя, иначе точно бы поцапалась с нахальным Артиусом Хэйли не на жизнь, а насмерть, и подбежала к скрюченной фигуре Дима, который казался сейчас таким беспомощным, таким слабым, таким... Уязвимым. Как колосс, глиняные ноги которого раскрошились, рассыпались, утонули в глубоком море, а потом тем же путем последовал и сам исполин, каменно улыбавшийся до тех пор, пока полностью не скрылся в мутной неспокойной воде. Он просто не выдержал собственной тяжести, просто не выдержал...
– Дим... – шептали губы девушки. – Очнись, пожалуйста...
Арти, слегка пришедший в себя, скептически наблюдал за ее попытками. Возможно, ему стоило вмешаться, растолковать дурехе, что если происходит смешение уровней сознания, то тут уже ничего не поделаешь... Только срочная госпитализация – и то не факт. Но неважно, пусть... пусть сидит над ним, как у постели больной матери. Пусть. Меньше будет говорить, сбивая Арти с проторенной тропинки мыслей...

– Да, Рас, я получил указания... Нет, не думаю, что это ошибка... Да, понимаю, ты ничего не можешь сделать, я не виню тебя...
Сэй Китомура, мрачный, как грозовая туча, склонился над коммуникатором. Разговор со старым приятелем не клеился: во-первых, тот сразу дал понять, что дружба дружбой, а служебные обязанности нужно выполнять неукоснительно. Во-вторых же, сама тема была на редкость деликатной и сильно попахивала щупальцами интриг, протянувшихся из других секторов – внутренней защиты, ислледований и разработок, общественных интересов. И приказ...
– Безумие, – тихим голосом заключил директор академии. – Что они творят... Зачем...
Шумная тень стратега из штаба тут же вылила на него поток бессмысленных слов, фраз, почти не связанных между собой. Собеседник говорил про трения между архистратигами, про интересы человечества, про риск повторения Катастрофы... Но Китомура прекрасно понимал, что это лишь отговорки – реальных причин его давний друг либо не знал, либо предпочел скромно умолчать о параноидальных наклонностях Михаила (слухи слухами, но дыма без огня не бывает), о разногласиях среди руководства сектора внешней защиты, о тупике, к которому они все быстро приближались... Одна из этих причин сыграла? Или все вместе? Или не одной?
– Рас... – все так же еле слышно сказал Китомура. – Я никогда тебя не просил об одолжениях... Ты же знаешь... Я ненавижу просить... Быть обязанным... Но сейчас... Задержи наступление. На час-два, не больше... Чтобы я успел отвести своих ребят... Это же дети, Рас... Дети, понимаешь?!
Силуэт на экране огрызнулся короткой очередью слов. Сухих и равнодушных, словно речь шла не о живых людях, а о цифрах отчета... Погибло сто человек или двести – какая для них разница? Лишняя причина окончательно завалить неудавшийся эксперимент и утереть нос стратегам из ведомства Рафаила. А цена... Какая? Сытые господа из штаба не пострадают, а солдат всегда можно набрать новых, благо среди переселенцев полно молодых ребят и девчонок, готовых с радостью променять бедную голодную жизнь на сытое размеренное существование в академии. Когда точно знаешь – что, куда и зачем. Когда не надо думать, ведь за тебя уже все решили...
– Рас... – предпринял директор последнюю попытку. – Хотя бы своих людей не губи почем зря... Отзови десантные шаттлы... Антенны, которыми лагерь утыкан, как еж – иголками, сейчас перенастроены... Особым образом... Любой летательный аппарат рухнет, не долетев пяти километров до нас... Пожалей людей, Рас...
Электронная тень только посмеялась и ответила, что не верит старику, который даже в своей академии не может порядок навести. И вообще... Пусть лучше о себе подумает – одурманенные боем и кровью бойцы не станут разбираться, где тут заслуженный стратег, а где враги. Вломятся в лагерь, как стадо обезумевших слонов, и начнут крушить все, что под руку попадется. Так что...
– Я понял, Рас, я все понял... Все, без исключения... – Китомура окончательно угас и сник, ему даже не хотелось спорить, уговаривать, сопротивляться. – До связи... Хотя, наверное, больше не увидимся...
Он не стал выключать коммуникатор – дождался, пока стратег из штаба сам закончит разговор. А потом, когда экран погас и в комнатка погрузилась в просто-таки могильную тишину, долго думал – стоит ли объявлять тревогу? Или попытаться эвакуировать всех, кого можно? Но ведь в лагере сейчас только половина...
– Посылать их в этот проклятый Лес... Было ошибкой... Я не знал... Откуда я мог знать?!
Правая рука, в которой все это время директор держал пузырек с лекарством, скользнула вниз, а пальцы разжались, выпуская стеклянный флакончик на свободу. Он упал, ударился о пол – звонко, показалось даже, что стекло треснуло, разбилось, но нет – злополучный предмет покатился дальше, исчезнув под шкафом с книгам, после чего, наконец, затих. Китомура, который мог разглядеть только неясные тени пальцев, закрыл глаза, плотно-плотно сомкнув веки, сжимая их со всей силы, будто так пытаясь прогнать усталость. Он видел красно-желтые пятна, меняющие форму и сливающиеся, он не слышал ничего – с улицы в кабинет не проникал ни один звук, он чувствовал только тяжесть во всем теле.
Руководитель академии “Рассвет” Стратег Сэй Китомура просто устал, просто слишком устал...

Дальше они отправились вдвоем – Рей и Арти, проводник и ведомая, тот, кто знал путь, и та, что знала, зачем они вообще пришли в этот проклятый Лес. “Юный демонолог”, хотя с момента ссоры, а потом и несчастного случая с Димом, прошло всего-то полчаса, уже совершенно успокоился. Он размеренно – не очень быстро, но и не теряя времени зря – продвигался вперед, увлекая за собой и прицеп в виде одной очень сильно расстроенной девушки. Арти, похоже, не сильно беспокоило ее психологическое состояние – лишь бы не слетела с катушек, как Дим, а переживания... Переживет, не переломиться.
Раз в минуту он оборачивался назад, убеждаясь в сохранности “груза”, в карих глазах отражалась пустота, а багровые разводы чуть поблекли, уже не пугая окружающих (правда, теперь эта окружающая была в единственном экземпляре) сходством с проявлениями потусторонних сил. В общем, воцарилась хрупкая идиллия, спокойствие, которому жить до первого столкновения с загадочным снайпером или до очередного “древопада”.
Арти не хотел говорить, берег дыхание и полностью сконцентрировался на Лесе, напоминая приникшего к прицелу стрелка. Что до Рей – девушку слишком уж сильно донимали тревожные мысли. Как она не гнала от себя черные думы, как не пыталась избавиться от мрачных предчувствий, но тщетно – с тем же успехом можно было разгонять нависшие над головой тучи простым серым зонтиком.
“Дим остался... Там еще этот... мангуст... Но их только двое!”.
Не то чтобы девушка сомневалась в способностях солдата, не то чтобы враги скрывались за ближайшим деревом, только и ожидая, когда же выпадет удобный момент, чтобы добить “раненого”... “Мангуст”, оставшийся прикрывать Дима, пока не прибудет вызванный шаттл, несомненно сможет продержаться, прикроет товарища и выживет сам. Но... Опять это проклятое, невыносимое но...
“Выдержит ли Дим? Он и так на грани... Он почти провалился куда-то туда... В другой мир... В мир собственных грез... Сумеет ли он выкарабкаться? Успеют ли ему помочь? И... Я очень хочу... Я хочу только одного... Чтобы он жил! Пусть я умру... Пусть все умрут... Но Дим... Пусть он выживет... Черт-черт-черт! Ну почему все всегда так!”.
Она не замечала расстегнутых пуговиц на груди, давно слетевшего и затерявшегося где-то в палой листве берета, веток, которые хлестали особенно ожесточенно, словно кто-то сорвал невидимый стоп-кран, отбросив все ограничения... А Лес, Лес был живым, он молча следил за солдатами, выжидая, не торопясь, чувствуя себя хозяином. Еще бы... Эта бесконечная армия деревьев точно знает, кто и где находиться, а самое главное – где находится пресловутое Сердце. И, при всем этом, не пытается им помешать... Не спутывал корнями ноги, не шумел кронами, заглушая звуки, не устраивал непроходимых зарослей.
“Лес играет с нами... Он думает, что мы не сможем ничего сделать... Пусть. Пусть думает... Когда мы доберемся до Сердца – уже поздно будет что-либо предпринимать... Я... Его... Уничтожу”.
Рей, наконец, справилась со своими чувствами и впервые за долгое время улыбнулась. Такой улыбкой, от которой кровь стынет в жилах и даже у бывалых головорезов начинается нервный тик. А ее спутанные волосы развевались на ветру, напоминая корону дьявола...

 

8

Нет ничего хуже, чем ждать и догонять – эту старую истину солдат, которого Рей называла мангустом, знал назубок. Эти слова были его кровью и жизнью, ему постоянно приходилось терпеть, убивать вяло текущее время и тянуть, тянуть до последнего, выбирая удобный момент. Родись юноша лет на триста раньше – быть ему охотником, одним из лучших, если не лучшим. Все данные для этого имелись, даже с лихвой – наблюдательность, выдержка, чуткий нос и глаз, как у настоящего орла. Для снайпера качества тоже не лишние, но... “Мангуст” не любил убивать. Одно дело палить по ненастоящим, неживым мишеням, а совсем другое – обрывать чью-то судьбу. Не важно – плохой человек, хороший...
Впавший в излишнюю задумчивость, солдат, дернулся, как от удара, сразу же принюхался, жадно втягивая прохладный воздух, и оглянулся, выискивая любое движение. Для верности он, не опуская глаз, несильно, но чувствительно укусил себя за руку – детская привычка, способ проверить спишь ты или нет... А так же быстро привести себя в состояние полной боевой готовности. Правда, “мангуст” не думал, что бороться с сонливостью придется так скоро – похоже, сам Лес Ивви, изображая энергетического вампира, вытягивал силы из людей, случайно попавших в его пределы.
Солдат поежился и любовно погладил курок – холодное прикосновение металла успокаивало и вселяло уверенность. В конце концов, у него есть оружие, из которого “мангуст” стреляет не хуже таинственного снайпера. В конце концов, в детстве ему уже приходилось попадать в передряги, где все решала выдержка и умение ждать. Вот и сейчас солдат удобно устроился в тени кроны одного из упавших деревьев – луна светила где-то далеко, где-то в небе, над головой, ветер разбивался об импровизированную преграду, услужливо принося с собой запахи, а звуки...
Кроме легкого шелеста листьев, да такого же тихого поскрипывания веток ничего не было слышно. Да, уши у “мангуста” сильно уступали в чувствительности глазам и носу, что, конечно, неприятно, но не смертельно. Вряд ли найдется враг, который сможет подобраться незаметно, и, при этом, не имеющий абсолютно никакого запаха. Конечно, есть еще невидимый снайпер – солдат так и не смог найти следов на той поляне, ни отпечатков, ни примятой травы, ни сломанных веток. Даже чуткий нос оказался полностью бесполезен против этого призрака...
“Мангуст” вновь насторожился, уже второй раз за последние пять минут. Ему сильно не нравилось происходящее, все было неправильно, не так, как должно. И враги неправильные, и лес... И другие солдаты вели себя не лучшим образом – ну разве может лидер группы слететь с катушек в самый ответственный момент? Развалиться, как старый покосившийся домик – на побережье, говорят, их много осталось – не устоявший под порывом шквального ветра. Разве так должно быть? Курсантов ведь готовили! И не один день, не два – целых три года! Три! Года! Эх...
Листья, густая крона умершего дерева, требовательно зашумели, обрывая путь очередного порыва ветра. Что-то было в этом звуке странное, тревожное донельзя и солдат, всегда спокойный и уравновешенный, резко обернулся. Слишком резко и слишком поспешно, так, что в первый момент едва не выронил оружие, а потом едва не спустил курок... Еще через секунду он недоуменно пялился на темные чешуйки листьев, слегка посеребренные лунным светом. Сзади ничего не было, никакой опасности, но удивление у “мангуста” вызвал не этот факт, а собственное сердце, зашедшееся, как тревожная сирена. Оно судорожно сжималось и разжималось, будто с неохотой проталкивая кровь по сосудам. Оно билось, постоянно соскакивая с ритма, как лошадь, получившая шпору, оно словно пыталось убежать... Как сам “мангуст” час назад.
Мысли, как по команде зашевелились в голове солдата – мрачные мысли, недобрые и раздраженные. Это были в основном воспоминания из детства – как каждый в их компании ставил себе особую метку, а когда “мангуст” отказался, то все ополчились против него... Как он поспорил с самым здоровым и жестоким парнем, что продержится дольше в “испытании болью”... И те бесконечные часы настоящего ада... И то, как его чурались, называя нежитью и зверем – мол, человек не может вынести такого... И он остался один... Потом было еще много разного. Того, о чем лучше не вспоминать. Того, о чем лучше навсегда забыть...
“Мангуст” сидел в тени упавшего дерева и невидяще смотрел вперед. Он ничего не мог разглядеть там, в мешанине темнеющей зелени, а в смешно оттопыренных ушах метался шум беспокойной листвы...

Пульс взбесившейся вены усилился, Адаму казалось, что по злополучному сосуду течет не кровь, а кипящая лава – она обжигала кожу и тело, она проникала глубоко, охватывая шею пылающим кольцом. Словно удавка затянулась и начала медленно сжиматься – админу пока хватало воздуха, но он понимал, что это ненадолго. Если не поторопиться, если не добраться до цели... Кто знает, что тогда случиться.
“Быстрее, быстрее”.
Адам Голод бежал, не разбирая дороги. Жгучая боль затопила его разум, накатывая волна за волной. Он уже почти ничего не видел и не слышал, а чувства... Админ знал, где находится Димас Рах – чуть ли не с точностью до миллиметра – ощущал близость Арти и господина Мани Пуллита так, словно они были его братьями-близнецами. Смутные силуэты деревьев были просто точками на воображаемой карте, луна, звезды и фиолетово-черные облака сливались в одно бесконечное полотно, фон, оттенявший землю...
“Черная вена” невыносимо пылала, огонь уже охватил все тело, а мысли разлетались искрами, исчезая без следа... А потом боль схлынула, уступив место леденящему холоду – ветер, казалось, пронизывал Адама насквозь, одежда не капли не защищала... не лучше, чем рваное одеяние какого-нибудь нищего. Админ игры поежился, за доли секунды наводя порядок в голове, после чего замедлил шаг и остановился. Вместе с ним остановился и ветер, как по команде, словно кто-то дернул стихию за ошейник, указывая на место...
Стараясь не издавать лишних звуков, Адам Голод достал пистолет и снял оружие с предохранителя. Патроны юноша проверять не стал – не было необходимости – а вот слегка подрагивающую руку пришлось успокоить. Админ схватил себя за запястье и держал с минуту, пока дрожь не унялась, после чего приложил шершавую ладонь к шее, чтобы, ощущая сквозь кожу биение чуждого сосуда, прогнать лишние мысли.
“Так... Только цель... Только главная цель...”.
Толчок. Изображение расплылось, распалось на отдельные цвета – зеленый, желтый, черный, синий, белый. Толчок. Сквозь мешанину красок проступило две фигуры – двое солдат, один из которых лежал, а второй – сидел, сжимая в руках оружие. Толчок. Разноцветные кляксы в спешке уползли за края картинки, уступая место пробивающимся из несуществующей земли деревьям. Кусочек Леса Ивви окружил двоих солдат, Адаму даже показалось, что он слышит дыхание второго, того, что с автоматом... А потом все исчезло – изображение, боль, хрустальный звон в голове и глухие удары крови в “черной вене”.
Адам выдохнул – все же сеанс “сверхвидения” дался ему нелегко – и осторожно, держа пистолет в вытянутой руке, направился по направлению к цели.
“Дим... До тебя каких-то сто метров... И ты совершенно беспомощен... Забавно”.
Пока причин радоваться не было, но админ позволил себе улыбку. Он любил, когда события развивались по его сценарию...

Никогда он не сомневался в правильности принятого решения, никогда еще он не жалел, что попал в академию “Рассвет”. И пусть другие говорили, мол, выбора не было, мол, любое разумное существо предпочтет жизнь смерти... Пусть говорят, у самого “мангуста” на этот счет имелось особое мнение. Да и свое пребывание на злосчастной планете под названием Земля он никогда жизнью не считал... Так, бессмысленное существование, не более того. А самое интересное заключалось в том, что “мангуста” отсутствие сияющей где-то впереди цели, несбыточной, но сладостной мечты или еще какой отнюдь не математической абстракции ничуть не беспокоило. Ну, нет и нет... Больно надо было.
Вот и с выбором также – предпочитаешь свободу, умирай, хочешь жить, живи и не клевещи почем зря на свою хромую судьбинушку. Валявшегося в отключке Димаса “мангуст” и вовсе считал чем-то вроде размазни, слабака – кинуть товарищей в самом сердце вражеской территории это не просто почти преступление, это предательство в первую очередь себя. Уж если взялся – то хоть издохни, хоть истрать кровь до последней капли, но – сделай. А иначе... Зачем вообще ввязываться в заварушку? Чай не тренировка, чай не в игрушке сидим...
Все верно, все совершенно правильно... С одной стороны. А с другой... “Мангуст” прекрасно понимал Дима – поступки бывшего лидера были перед глазами солдата, он читал их, как гадалка, по линиям руки предсказывающая судьбу человека. И... ему было жаль неудачливого товарища. Ведь и врагу не пожелаешь вот так, мучительно, в самый разгар важной операции, под внимательными взглядами других бойцов... Сойти с ума.
Безумие, если честно, было единственным, чего “мангуст” в своей недолгой жизни боялся. Точнее, опасался он многого – сорвиголовы недолго коптят небо этого мира – но опасался с умом, прекрасно понимая что, зачем, почему и как. С сумасшествием сложнее... Сама мысль о возможном затмении разума бросала юношу в дрожь, он буквально трепетал, как рыба, попавшаяся на крючок и понимающая, что конец уже близко... Слишком близко.
“Вроде успокоилось... Надеюсь, надолго”.
Он откинулся назад, чуть закопавшись в листву упавшего дерева, и затих. Ничего не происходило, вот уже больше часа вокруг лишь тишь, да гладь. “Мангуст” поневоле успокоился, это самое спокойствие охватило его целиком, от сознания, до самой мелкой мышцы. Руки, сжимавшие оружие, стали вялыми, а сам солдат натурально клевал носом, с трудом удерживая вертикальное положение. Еще немного и он просто заснет...
Первую пулю, прошедшую через грудь, “мангуст” даже не заметил. Ему показалось, что острая ветка ткнулась в спину, а потом, почему-то, ребра впереди заныли и через пальцы, которые солдат инстинктивно прижал к одежде, начало сочиться теплая и липкая жидкость. Похожая на малиновое варенье, которое он пробовал лишь один раз в жизни. Только почему в голове так шумит... Почему уши ничего не слышат, не улавливают даже шороха листьев... Почему силы утекают вместе с этой черной и липкой штукой... Почему в глазах потемнело, а мысли улетучились, как дым...
Недоуменно взирая на окровавленную ладонь, “мангуст” рухнул вперед, так и не проронив ни единого слова.

В воздухе пахло смертью. Конечно, этот запах нельзя ощутить просто так, даже самый чуткий нос не уловит едва заметного аромата угасания... Для этого нужно кое-что большее, нежели просто очень хорошие рецепторы. Не зря ведь провалились эксперименты, в которых пытались воссоздать органы чувств... Еще бы – откуда у машины возьмется интуиция живого существа? Откуда появится это озарение, когда информация словно с неба падает, появляясь в непроглядных глубинах космоса и исподволь проникая в сознание, если самого сознания у электроники нет, а единственная связь – не с космосом, а с источником питания?
Адам Голод знал это все лучше, чем большинство людей... Именно он сейчас, уже не таясь, приближался к тому месту, где лежал один убитый и один слетевший с катушек солдат. Админ шел, разгребая ботинками листья, и чувствовал, как разливается запах смерти, как частички несуществования разлетаются в стороны, пробираясь все дальше и дальше. А еще... Еще он чувствовал свое превосходство – над безымянным солдатом, над Димасом, который всегда строил из себя крутого, а когда дошло до дела – спекся, над электроникой, которая слушалась админа игры, как хорошо обученная собачка. Адам был доволен – как никогда прежде – и почти счастлив – впервые в жизни.
– Странно... – “мангуст” оказался неожиданно тяжелым, и админу пришлось попотеть, переворачивая тело на спину. – Пф... И почему я не сделал этого давным-давно? В окружении врагов, постоянно терпеть и ждать... Как китайский мудрец, который сидел у реки и видел, как мимо проплывают трупы недоброжелателей. А зачем, спрашивается?
На высказанный требовательным голосом вопрос Лес Ивви, конечно же, не ответил.
– Незачем! Вот! – продолжал страшно довольный Адам. – Пулю в сердце, заряд плазмы в грудь, мину под ноги... Короче – в расход и удалить с концами из системы учета и контроля. Тем более что дело-то плевое...
Он отошел на шаг назад и прижал ладонь к шее, отчетливо ощущая кожей “черную вену”, которая, напоминая сытую кошку, разве что не мурчала. В серебристом свете луны лицо админа казалось особенно бледным, а взгляд, метавшийся от одного распластанного на земле тела к другому, едва не искрился.
– И это один из лучших? – презрительно фыркнув, он тут же демонстративно, будто забывая, что находится в полном одиночестве, сплюнул. – Вопиющая беспечность...
Слюна зашипела, оседая на желтой поверхности сухого листа. Адам слышал это отчетливо, словно звуки рождались прямо в у него в ушах. Ничего удивительного – злополучный сосуд и не на такое способен, уж сверхчувствительность для проклятого кусочка чуждой плоти – мелочь, пустяк, не стоящий особого внимания.
– Замечательно... Замечательно!
Убитый “мангуст” перестал привлекать внимание Адама, и разговаривающий сам с собой админ игры полностью переключился на Дима. Солдат склонился над бесчувственной “жертвой”, на всякий случай коснулся пальцами артерии, проверяя пульс, после чего, мурлыкая под нос веселую песенку, достал коммуникатор. Набрать нужный код труда не составило, благо на память Адам никогда не жаловался, а уж цифры так и вовсе впечатывались в его память сразу, стоило только посмотреть на них.
– Да-да... – админ тщательно удалил из голоса радостные нотки. – Шаттл... Координаты? Сейчас сообщу... Да-да, как можно быстрее... Тут... хм... Раненый... Да-да, в тяжелом состоянии... Хорошо, жду.
Коммуникатор полетел в сторону, глухо бухнувшись о землю. Адам больше не нуждался в нем, как не нуждался в “мангусте” или в солдатах, что остались в лагере и совсем скоро будут раздавлены. Раздавлены в лепешку, оказавшись между молотом танковых колонн регулярной армии и наковальней Леса Ивви. В совсем далеком прошлом говорили – между Сциллой и Харибдой – но Адам Голод не знал этой сказки...

– События набирают ход, – сказал первый голос. – Политика игнорирования реальности становится опасной.
– Наши позиции трещат по всем швам, а сектор внутренней безопасности теряет популярность, – мрачно добавил второй. – Если тенденция продолжится – нас реформируют, переподчинив трем архистратигам.
– Но время еще есть, – возразил третий. – Нам нужно сделать выбор...
– Вмешаться? – уточнил первый, хотя все и без того знали, о чем речь.
– Именно. Столкнув регулярную армию и охранные системы сектора разработок и исследований, Михаил убил сразу несколько зайцев... И все они были нашими.
– Ты преувеличиваешь, – вновь возразил третий голос. – Архистратиг, несомненно, хочет уничтожить плоды нашей многолетней работы... Но, кроме этого, им движут и другие мотивы – нанести удар по Габриэлю.
– Лаборатория острова Ивви.
– Мы слышали о ней... Много плохого. Даже очень плохого.
– И давно планируем устранить этот объект.
– Без особого успеха, кстати, – с легким раздражением сказал первый голос. – Для нас лаборатория – как заноза в известном месте. И вытащить не получается, и проблем масса...
– Вот именно что – масса, – проворчал второй. – У Габриэля много проектов... И Лес Ивви не самый опасный из них.
– Это так... Мы отвергли запрос на ритуальное жертвоприношение, но... Подобная мелочь не остановит истинного ученого.
– К тому же, мы знаем конечную цель архистратига... – сказал первый. – Он хочет воссоздать единого бога.
– Хочет повторения Катастрофы? – выверенная доля черной злобы просочилась в тон второго. – Хочет погубить всех нас? В том числе и себя?
– Габриэлю все равно... – заметил третий, которого, похоже, не сильно заботила собственная участь. – Он и перед Катастрофой не особенно беспокоился о последствиях.
– Большинство проблем человечества – его вина, – констатировал первый голос. – А это и НАШИ проблемы.
– Но мы не можем...
– Устранить архистратига Габриэля... Это – главная сложность.
– Нет, – внезапно возразил первый. – За нас все сделает Михаил. Именно поэтому...
– Не вмешиваться? – в голосе второго сквозила неприкрытая обреченность.
– Наблюдать со стороны? – спокойствию третьего можно было только позавидовать. – Неплохой план. Но у него есть недостаток – мы не сможем влиять на события.
– Есть идеи получше?
– Нет...
– Хорошо. Тогда подождем еще немного.

– Жаль, звезд не видно, – самым невинным тоном заметил Арти. – Эти деревья все небо от нас закрыли.
Рей, старавшаяся идти след в след, чуть не навернулась, наткнувшись на корень дерева, возникший из ниоткуда. Сказать, что девушка удивилась – ничего не сказать. Какие, к черту, звезды? Какое, к черту, небо? Или крыша “юного демонолога” по причине сильного стресса отправилась за димасовской?
– Ты что, головой о ветку звезданулся? – миндальничать с проводником “курсант Рах” не собиралась. – Что за бред несешь?
– Это не бред, – спокойно возразил Арти. – В детстве я часто смотрел на небо, на светящиеся, как блуждающие огни, точки. Я знал, что они называются звездами, но больше ничего не знал, только думал о людях, живущих там. Ведь если каждая звезда – целый мир – то он должен был населен, верно?
– Неверно, – проворчала Рей. – Все известные планеты – необитаемы. Там даже тараканов не водятся. И крыс – тоже. Не говоря уж о нам подобных. То бишь гомо сапиенсах.
Несмотря на напускное раздражение, девушка была не прочь поболтать о чем угодно – хоть о звездах. Лишь бы о Диме каждую секунду не вспоминать. И не терзаться напрасными угрызениями совести... Да уж. Если сейчас же не отвлечься – то она раньше Арти в “страну вечных снов” отправится. А уж каких чудовищ понарождает ее задремавший разум... Лучше и не представлять.
– Не водятся, ты прав, – “демонолог” превратился просто-таки в земное воплощение непредсказуемости. – Но это сейчас мы умные и все знающие. А в детстве...
Он махнул рукой, будто однокрылая птица, безуспешно пытающаяся взлететь.
– Тебе приходилось мечтать? Мне – да. Когда-то давным-давно...
– А есть люди, которые никогда не мечтали? – Рей все еще изображала скепсис. – В этом смысле я такой же, как все – фантазировал на полную катушку. Только шестеренки в голове скрежетали – вот так.
Следуя внезапному порыву, девушка громко скрипнула зубами, пытаясь воспроизвести упомянутый звук. Получилось ненатурально, но Арти извлек из запасника фальшивую улыбку.
– ...еще до окончательного извлечения демонов. Когда их вытащили, если можно так выразиться, наполовину. И я...
Арти резко остановился и повернулся к Рей, подставляя лицо и грудь лунному свету. Серебристая кожа тускло блестела, походя на маску, а чернильная темень густых крон служила отличным фоном. Только лицо, шея и грудь, остального тела юноши будто не существовало... Точнее, не существовало здесь и сейчас – в этом мире.
– Я сошел с ума.
Сильно заявление. Тем более сильное, что запыхавшаяся и едва не врезавшаяся в живую преграду девушка и так смотрела на Арти вытаращенными глазами. Сейчас они были светло-светло зелеными – цвет незрелости, что иногда кличут наивностью – а из приоткрытого рта пытались вылететь самые разнообразнейшие слова. Без особого успеха, конечно, но если бы Рей смогла побороть свое замешательство, то юноша тотчас узнал бы о себе много нового и весьма нелестного. Можно сказать – в этом ему повезло.
– Я думал, что звезды смотрят на меня, – продолжал не на шутку увлекшийся Арти, которому очень льстило внимание случайного слушателя. – А раз смотрят – то и наблюдают. А раз наблюдают – то строят планы. А раз так... В один из дней за мной обязательно прилетят – решил я – прилетят и заберут с собой. Уж не знаю, зачем им сдался ненормальный ребенок... Но я так считал на полном серьезе – что за мной охотятся инопланетяне.
Юноша серьезно посмотрел на Рей, правда, улыбочка с его лица сползать не спешила.
– Ты знаешь, как защититься от инопланетян?
Ну что на такое ответить? Девушка только плечами пожала.
– Не знаю.
– Так же, как и от любых злых сил, – Арти будто лекцию читал... Словно проклятый лес ночью и абсолютно левая девчонка – лучшая компания для этого. – При помощи особых амулетов.
Он чуть отшатнулся назад, так, чтобы луна полностью осветила грудь, и быстро расстегнул верхние пуговицы стандартной формы, которая сейчас казалась просто кучей серых пятен.

...В первый момент Рей не поверила глазам – ну, может Арти и болтал что-то про амулеты, но девушка никогда бы не подумала, что их будет настолько много. Они висели гроздьями на его шее, переливаясь в бледном свете, образуя самые невероятные сочетания. Потемневшая гильза соседствовала с куриным богом – дырявым камушком, сквозь отверстие в котором можно увидеть будущее. Там же и невесть откуда взявшийся блестящий стальной жетон – явно “демонолог” постарался, почистил находку, как следует – поверх него, будто на подставке, царственно размещался кровавый каплевидный камень. Совершенно непроницаемый, он был проткнут золотым мечом, а оправа, выполненная в виде амфоры, вызывало ощущение невероятной древности.
Все богатство, вываленное перед Рей, как на витрине, внушало чуть ли не религиозный трепет. Девушка как-то побывала в ювелирной лавке – в городе, перед тем, как отправилась в академию. У нее оставалось пара часов свободного времени, и она просто не могла не заглянуть в блещущий желтым и красным магазинчик. Оглушенная ярким светам, завороженная красивыми, аккуратно разложенными украшениями, девушка простояла там до предела, любуясь рукотворной красотой. Тогда ей казалось, что прекраснее быть не может... Но небрежно спутанная связка амулетов стояла на пару уровней выше дорогих цацек. Все это великолепие просто-напросто не имело цены... А если бы даже имело – на вырученные деньги запросто можно скупить с потрохами столицу, а на сдачу – еще с десяток мелких городков на окраинах.
“Невероятно... Откуда?!”.
Глаза перебегали от одного “чуда” к другому. На какое-то мгновение взгляд Рей задержался на золотом пауке, который схватил черного ночного мотылька. Но лишь на секунду – девушка, словно боясь не успеть, жадно пожирала глазами эту потрясающую роскошь, раз за разом поражаясь про себя терпению Арти. Ведь тут целая куча символов... Разных исторических периодов... Религий... Стилизованный под бронзу топорик неизвестного происхождения, фигурка собаки – слова на неизвестном языке, выгравированные на ее животе, показались девушке смутно знакомыми. А еще крест, верхняя часть которого заменена петелькой для нитки или цепочки... А еще...
“Насколько же сильно он боялся инопланетян?! Построить несокрушимую защиту из вещей, по легендам обладающих магической силой... Зачем?!”.
Да уж... Вопрос вертелся на языке Рей, но девушка боялась его высказать. С другой стороны – не вечно же стоять, как в музее, с обожанием взирая на коллекцию амулетов? Сам Арти, похоже, не горит желанием проявлять инициативу. Постойте... А зачем он вообще показал ей свою “систему защиты”?
– Слушай... – неуверенно начала Рей, она не знала, стоит ли вообще заводить разговор на эту тему, но и молчать дальше не имело никакого смысла. – А с чего ты взял... Зачем ты нужен инопланетянам? И ладно еще детство... Но сейчас – зачем?
Арти сразу же отступил назад, прикрыв руками коллекцию, на бледном лице появилось глупое выражение.
– Зачем?
– Да, зачем?
– Не знаю.
Да уж... Зато хоть честно. И...
– Не знаю, – повторил Арти и следующей фразой полностью разрушил гипотезу, начавшую складываться в голове у Рей. – Наверное, я слишком верил в амулеты.
– Верил? – теперь пришел ее черед строить из себя отстающую в развитии. – В каком смысле?
– В прямом, – “юный демонолог” даже шутить не пытался. – Раз они защитили от инопланетян – значит, и от прочих бед спасут. Злые люди, природные бедствия, проклятия богов...
Он неопределенно взмахнул руками.
– Понимаешь... Главное – верить. Без веры ничего не будет. Без веры ты голый, ты как человек, попавший в буран без одежды... Один на один с реальностью – это тяжело. А разум не позволяет дать волю спасительным инстинктам. Вот и мечутся люди из крайности в крайность, вот и губят сами себя... Потому что отказались от веры.
– Каждый во что-то верит, – заметила Рей, которой излияния проводника все сильнее напоминали бред сумасшедшего. – В себя, в государство, в деньги, наконец...
– Да ладно! Да ладно! – под возмущенное позвякивание амулетов руки Арти просто-таки замельтешили в воздухе. – Верят они! Как же! Держи карман шире! Это на словах все герои... Вон, как наш бывший лидер – Дим Димыч. Все крутого из себя строил... А на деле? То-то.
Имя приятеля отозвалось острой ноющей болью где-то там, в груди, но Рей нашла в себе силы изобразить на лице подобие кривой ухмылки.
– И что с того? – прозвучал в ее голосе безнадежный вызов. – Пусть обманывают... Но это их защищает! От той реальности, про которую ты толкуешь...
– Временно, – глаза Арти таинственно сверкнули, отразив лунный свет. – Все – временно. И я...
Он расставил руки в стороны, как тогда, на поляне, сразу после начала стрельбы. А потом упал на спину...
– Я тоже – временный, – голос “демонолога” стихал с каждым словом. – Меня скоро... совсем... не... будет.
Ничего не соображающая Рей бешено завертелась на месте, ее темные глаза зыркали по сторонам, пытаясь выделить в сплетении веток и листьев неведомого врага... Но никого, кроме их двоих, на поляне не было. Только Арти, Рей, да еще луна – но она не в счет...

 

9

– Эй! Как ты? – девушка боялась приближаться к упавшему проводнику, боялась узнать, что с ним произошло... потому что вариантов было немного, и все они были плохими. – Ты в порядке? Жив? Здоров? Имя свое помнишь?
– Заткнись, Рей, – чтобы услышать Арти, нужно было хорошенько прислушаться, потому что его голос звучал немногим громче шелеста листьев. – И подойди... Поближе... Я кое-что тебе... Подарю.
Рей стояла, как вкопанная. Наверное, фонарный столб был более активен, чем она в тот момент.
– Не хочешь... – Арти истолковал ее нерешительность по-своему. – Понимаю... Тогда... Держи.
Он приподнялся – темная фигура в темной тени леса – медленно, словно ему некуда было спешить, стянул с шеи амулет, который почти сразу отправился по воздуху к ногам девушки. Небольшой кусочек металла с возмущенным звуком зарылся в кучу листьев и затих. Наступила недолгая тишина... Рей посмотрела вниз – скорее невольно, по привычке – серебристая цепочка и желтоватые линии символов загадочно мерцали в свете луны. Именно мерцали – девушке казалось, что цвет металла меняется, по чуть-чуть, переходя от оттенка к оттенку.
– Допустим, – Рей присела, чувствуя в вытянутой руке приятный холодок амулета. – Допустим, я возьму эту штуковину...
– Не допустим, а возьмешь, – чуть ли не радостно сообщил Арти.
– ...допустим. Но ты что – собрался тут так и лежать? И что мне – лично мне – дальше прикажешь делать?
– Ну, собрался, – заявил “демонолог”. – А ты иди дальше, все равно я уже не жилец. Достал он меня...
– Он?
– Ну... Тот снайпер. Я ведь думал, что амулеты меня от всего защитят – да только в спину удар пришелся... Исподтишка... Но я не в обиде – сам бы не упустил момента.
– Слушай... – Рей ровным счетом ничего не понимала... причем, не из-за того, что еле-еле различала среди звуков ночи голос проводника. – Ты вообще о чем сейчас?
– О снайпере, – любезно сообщил Арти.
– Это я слышал... А что с тобой приключилось-то? Подстрелили?
– Вроде того, – “демонолог” не горел желанием вдаваться в подробности. – Через час или два я со стопроцентной гарантией откину копыта.
Он задумался.
– Час-два... Может и быстрее.
– И ты так спокойно об этом говоришь?!
– А что – плакать? – резонно возразил Арти. – Поздно уже... Да и толку никакого.
– Но...
Сотни возражений, как назойливые мухи, вертелись в голове Рей, готовые выплеснуться словами.
– Никаких “но”, – “умирающий” был подозрительно вынослив... по крайней мере, силы не спешили покидать его кротко лежавшее тело. – Возьми навигатор...
– Он не работает!
– Просто возьми, – повторил Арти, словно непослушному ребенку, – молодец. Теперь посмотри на экран... Что видишь?
Жирная белая линия прочертила внезапно высветившуюся карту, а Рей чуть не выронила навигатор, в ее глазах тлел первобытный ужас, а руки самым натуральным образом тряслись.
– Это... Это...
– Путь, ведущий к Сердцу Леса Ивви, – услужливо подсказал Арти.
– Да, но...
– Я же сказал – никаких но, – лишенный эмоций тон “демонолога” отметал любые возражения. – Тебе больше не нужен проводник. А я... Я обречен и ты ничем мне не поможешь. Уходи.
– Оставить раненого?
– Я не хочу умирать в твоем присутствии... Уходи.
Арти замолчал и больше не проронил ни слова. Все время, пока Рей сомневалась, топталась на месте, все время, пока взгляд девушки метался по небольшой полянке, пытаясь отыскать лучший выход... Юноша молчал, ей даже показалось, что “демонолог” закрыл глаза, правда, этого она не могла видеть... А потом, когда каждая следующая секунда ожидания стала играть против них, Рей быстро повесила на шею амулет, перекинула автомат через плечо и, сжимая в руках навигатор, шумно рванулась прочь. Листья послушно сомкнулись за ее спиной, отправляя в небытие бывшего проводника, любителя демонов и глупых шуток, юношу из проклятого Трастиса... Артиус Хэйли имел много личин, но девушка запомнила его, как нелепую тень, утонувшую в другой тени. Тень, которая до последнего хранила свое одиночество...

Наступила полная тишина – самое время подумать, вспомнить хорошее и плохое... Говорят, умирающий видит перед собой всю свою жизнь. Арти тоже слышал эту байку – краем уха, обычный разговор двух безымянных курсантов – но никогда не придавал ей особого значения. Трастис клещами вытянул из него не только мифических демонов, но и все романтические предрассудки. Суеверия... Арти доверял только тому, что узнал сам, не через сотые руки, не подслушал мимоходом, а понял, проанализировав тысячи книг. Все амулеты были плодом многолетних трудов, ожесточенного поиска нужной информации, тягостных размышлений... Арти думал – сначала про инопланетян, потом про людей, которые в десять раз опаснее несуществующих пришельцев – и это причиняло ему боль. Он, как опытный мазохист, бешеной белкой метался по кругу – от радости, почти экстаза, когда открывал что-то новое, до безнадежного отчаяния, когда понимал, что его усилия тщетны.
Артиус Хэйли не мог переделать этот мир. Он не мог изменить даже самого себя. Даже это у него отняли... А детство... Он никогда не вспоминал об этом. Не думал... Он не знал, что беззаботная и счастливая пора, когда мир кажется большим, необъятным и полным добрых чудес, вообще может существовать. По крайней мере – для него самого...
Вот и сейчас – юноша лежал на спине, изображая из себя беззаботного отдыхающего, что оккупировал роскошный песчаный пляж, и не шевелился. Вместо солнца с небес палила холодная луна, но ее лучи гасли у ног Арти, без боя сдаваясь густой жирной тени. А те... Те в свою очередь, обступив “демонолога” со всех сторон, не торопились переходить в наступления. Он оставался самой черной тенью среди черных теней, настоящим сгустком мрака, по чьей-то прихоти принявшим форму человеческого тела. И, что самое интересное, Арти это нравилось... Более чем нравилось.
Прошло еще немного времени – жалкая горсть минут и секунд, раньше Артиус Хэйли даже считать их не стал бы – и листья зашумели, ветер, как невидимый великан, терзал их, пытаясь оторвать от веток и сбросить вниз, в компанию к уже павшим собратьям. Деревья сопротивлялись – кряхтели, как старики, и поскрипывали, как кресло качалка, в которую забрался шаловливый ребенок. А потом... Потом все стихло, но получившаяся в итоге тишина не была прежней.
– Кто тут?
Глупо, конечно, спрашивать имя у пустоты... Да вот только пустоты как раз и не было. А был... Гость. Очень, очень, очень долгожданный гость.
– Тебе не нужно этого знать, Артиус Хэйли, – равнодушный тон невидимки на фоне едва слышного голоса Арти чуть ли не излучал энергичность и уверенность. – Только не тебе.
Да-а-а-а... Можно подумать, он способен сказать что-то другое... Скажем, сюрприз сделать, поддержать умирающего, прочесть памятный стих... Ха-ха. Скорее надоедливая Луна, наконец, рухнет на землю, разнеся к чертям всю опостылевшую цивилизацию.
– А я знаю... – Арти прикинул, как далеко успела уйти Рей. По всему выходило, что вполне достаточно, вот только в игре с этим, если можно так выразиться, человеком каждая секунда на вес золота... А то и платины. – И всегда знал.
– Зачем тогда спрашиваешь?
– Просто так.
– Это глупо.
Безаппеляционно и презрительно, как, впрочем, и всегда. Гость не отличался трепетной любовью к людям.
– А я и есть – дурак, – в Арти проснулась самокритичность... Совершенно неожиданно, конечно же. – Таких дураков, как я, еще поискать надо... Только все равно не найдешь.
Конечно, не стоило так явно злить гостя, но сейчас юноше было совершенно наплевать на возможные последствия – все круги ада он давным-давно прошел, а до окончательной смерти оставалась скудная горсть мгновений. Что ему сделает этот расфуфыренный типчик? Да ничего.
– Где девушка? – осведомился гость, игнорируя вызов в словах Арти. – Ты был с ней.
– Был, – согласился “демонолог”. – Да сплыл... Точнее – она сплыла. Убежала. Улизнула. Свалила подальше от таких, как Вы.
Деревья вновь торжественно зашумели, словно аплодируя речи Арти, а ночь, неумолимо приближавшаяся к часу быка, решила на время выключить бледную лампу луны, и на поляне воцарилась просто-таки кромешная темнота. Впрочем... Юноше и его собеседнику эта мелочь никак не мешала.
– Ты предупредил курсанта Мерри, – сказал гость тоном проповедника, вещающего с кафедры известные всем истины. Вот только в его устах они звучали... Немного иначе. Это была и констатация факта, и упрек, и угроза, и... вопрос. Простой и невероятно обременительный... Зачем? Зачем Артиус Хэйли, человек с выжженной напрочь душой, без чувств и эмоций, начал помогать незнакомой девчонке?
Можно загромоздить воздух сотней слов, тысячей звуков, но не приблизиться ни на шаг к истине. Уж кто-кто, а юноша это знал на отлично – сам постоянно игрался, вкладывая в сказанное двойной и тройной смысл... А иногда не вкладывая вообще никакого. Зачем... Если бы он сам это знал! Если бы... Может, жизнь надоела. Может, захотелось попробовать чего-нибудь нового. А может, просто с ума сошел, как тот Димас. Крыша поехала – и вот результат. Вот только...
Вот только мысли “демонолога” сейчас были чисты и прозрачны, как горный хрусталь. А отвечать на вопросы, тем более невысказанные, юноша и раньше не имел привычки... Как там? Все течет, все изменяется, но, в конечном итоге, возвращается на круги своя? Вот он и вернется... Пыль к пыли, прах к праху... Небытие к небытию. Заодно и назойливому незнакомцу в дурацком пальто досадить. Чем не повод...
– Да. Я вовремя сумел засечь Вас... – на лице Арти красовалась широченная улыбка, словно он только что сорвал джек пот. – Досточтимый Архистратиг.
Ветер завертелся по земле, кружа сухие листья, как неряшливый дворник. Этот шум заглушил последнюю фразу юноши, так, что никто и ничто, кроме странного незнакомца, не мог услышать, что же сказал умирающий. А потом... Потом Арти, наконец, издав в последнюю секунду вздох облегчения, покинул мир, который так жестоко с ним обошелся. Без пафоса, без страха, сделав напоследок хоть что-то хорошее...
Незнакомец в пальто еще пару минут постоял возле тела, словно ожидая, что тот, кто был Артиусом Хэйли, как феникс восстанет из праха. Но мертвое тело было мертвым телом, а ветер равнодушно гонял листья, заметая оголенную грудь и коллекцию амулетов... Уж ему-то точно было все равно.

Рей бежала так быстро, как ей позволяли натруженные ноги. Вперед, вперед, вперед. Мелькали листья, ветки привычно хлестали по лицу, а в зыбкой темноте единственным ориентиром была жирная линия света на экране навигатора. Она бежала, словно эта безумная гонка превратилась в смысл жизни.
“Только не останавливаться... Только не останавливаться...”.
В голове пусто – как ночью на плацу, а где-то на периферии мельтешит одна-единственная мысль – про амулет, подаренный Арти. Девушка успела мельком разглядеть чудную штуковину – четыре символа, сплетенных из тонкого металла, очень красивых и очень древних. Похоже на работу мастера – Рей никогда бы не поверила, что “юный демонолог” сделал все это сам. Ладно еще сама картинка – можно в Сети отыскать, если очень постараться – но исполнение! Божественно... И в прямом, и в переносном смысле. Девушка, немного знакомая с той, забытой в веках, эпохой, прекрасно понимала смысл слова, зашифрованного в амулете. Четыре буквы из мертвого языка, лежат друг на друге так, что кажутся одним символом, образуя... Тетраграмматон. Имя, обладающее абсолютной силой.
Не то чтобы Рей гналась за властью или, боже упаси, суперменством... Но там, куда она направлялась, ей потребуется любая помощь. Хоть демонов, хоть древних амулетов... Или, хотя бы, вера некоего Артиуса Хэйли, который остался умирать в одиночестве, лишь бы девушка быстрее добралась до цели. Нет, это нельзя назвать жертвой с его стороны... Ведь даже в последние свои минуты юноша показал просто-таки поразительную расчетливость. Но...
Рей была ему благодарна. И ему, и Диму, и безымянным солдатам... “Медведь”, “Мангуст”... Даже спросить, как зовут, не удосужилась... Что уж теперь... Сожалеть. Все равно ничего не изменишь... Она лишь может, как в примитивном боевике, во что бы то ни стало дойти до цели. Чтобы жертвы были не зря. Чтобы все в эту проклятую ночь было не зря...
Она не чувствовала боли... Она вообще ничего не чувствовала – ощущения притупились, как нож, попытавшийся разрезать камень, наступило нечто вроде пресыщения эмоциями. Страх, надежда, отчаяние остались позади, улеглись в тени деревьев, зарылись в листья, притихли... Наверное, потом все вернется стократ – когда Рей будет пробираться обратно к лагерю. Наверное, тогда ей придется ох как несладко. Наверное... Но, в любом случае, это будет потом, а сейчас...
“Беги... Беги... Беги...”.
Нехитрая мантра, отгоняющая лишние мысли. Ну, их... Сейчас стоит подумать про Дима, про их отношения, если можно так выразиться, про в общем-то счастливые деньки в академии – и пиши пропало. Тут уж не до цели будет – Рей, начиная копаться в самой себе, давала фору любому автоматическому экскаватору. Благо, до авантюры с “Рассветом” поводов не было... Но теперь-то появились! И много.
“К черту... Потом... Все потом...”.
Дыхание участилось, мышцы наливались усталостью, все чаще давая о себе знать. Рей не знала, сколько еще сможет пробежать в таком бешеном темпе. А цель... Она совсем близко – вон, линия на экране навигатора разжирела и округлилась, как праздничный гусь – пять-десять минут и девушка доберется до места... Но что дальше? ТАМ может ждать кто и что угодно – начиная от взвода автоматчиков и заканчивая автоматической батареей, снабженной датчиками движения и командой убивать любого нарушителя. И бросаться на воображаемую амбразуру наугад, не имея в запасе никакого плана... Глупо и опасно.
“Надо сберечь силы”, мелькнула запоздалая мысль, “вдруг придется вступить в бой... Или что похуже”.
Настроение неумолимо катилось к нулю, а лицо стало мрачнее теней, что окружали Рей со всех сторон. В подобные моменты герои древних книг произносили что-то жутко пафосное и смешное, потрясая над головой тяжеленным мечом. Или молотом. Или копьем... У девушки имелся только автомат, но и тот висел на плече – если не держать навигатор двумя руками, то наверняка уронишь, оставшись в невыносимо чуждом Лесу без единого ориентира. Как говорится – хуже есть куда. Очень даже есть...
Линия на экране окончательно превратилась в овал – еще минута и прибор воззрится на девушку круглым, как солнце, глазом. Белым и немигающим – мол, цель достигнута, отстаньте от меня и разбирайтесь сами. Еще минута... Рей невольно сбавила ход, и, чуть ли не крадучись, стала пробираться среди деревьев. Сказать, что в воздухе витал запах опасности, было бы большим преувеличением, напротив – ровным счетом ничего необычного вокруг не наблюдалось. Вообще. И это оказалось самым мучительным...
Напряжение отзывалось звоном в ушах, голова трещала, как после попойки, а напряженный взгляд метался из стороны в сторону, выискивая неприятеля. Без особого успеха, конечно же, но Рей это не успокаивало – напротив, каждое мгновение тишины приближало развязку... По крайней мере, ей так казалось.
Шаг. В голове зазвучал голос Дима. Спокойный и чуточку насмешливый:
“Брось. Все будет хорошо. Не парься”.
Шаг. Знакомые стальные нотки, подернутые инеем. Леди Ив собственной персоной...
“Курсант Мерри! Отставить взгляд загнанной лошади!”.
Шаг. Гест и Морт пробурчали что-то неразборчивое. Вроде бы пожелание удачи.
Шаг. Рей попыталась улыбнуться, не потому, что ей этого хотелось, а просто... Подбодрить себя, добавить капельку уверенности. Как дикари, поднимающие боевой дух криками и ужимками, как солдаты древности, от души поющие на марше... Вот только старый проверенный способ оказался совершенно бесполезен – страх не ушел, а, наоборот, стал гуще, прочнее. Укрепился, полностью завладев телом. Липкий, холодный и душный...
Рей понятия не имела, сколько еще добираться до неведомой цели. Происходящее – пейзаж, темное небо, безумная гонка по Лесу Ивви в полном одиночестве – смутно напоминало давешний сон. Но лишь напоминало – девушка понятия не имела, откуда вообще взялось то сновидение и можно ли его назвать провидческим. В конце концов, все всегда можно списать на расшалившиеся нервы. А совпадения – просто игра воспаленного воображения, когда мозг подгоняет под навязчивую идею все попавшиеся факты... Никакой уверенности в будущем, никакой гарантии, что будущее вообще есть. Сплошная беспросветная неизвестность... Но одно Рей знала наверняка – ночь продолжалась.

Свет возник внезапно – только что Рей шла, окруженная со всех сторон мрачными столбами деревьев, ее глаза видели лишь бесконечную темно-зеленую, почти черную кашу листьев и веток, а в следующее мгновение живая стена впереди будто раздвинулась, открывая дорогу бледному, чуть голубоватому сиянию. Оно казалось холодным и пустым, в нем не было ничего необычного, ничего такого, что могло заставить девушку бояться или прыгать от счастья. Этот свет казался абсолютно нейтральным и потому – не принадлежащим нашему миру, ведь даже искусственные лампы зачастую вызывают усталость и напряжение, а огоньки индикаторов, в зависимости от цвета, успокаивают или тревожат.
Мысли проносились в голове Рей, как вагоны скоростного поезда, пронзающие длинный темный тоннель. Пару раз мигнув окошками, поскрипев металлическими суставами и оставив после себя резкий, злой ветер... “Опасность!”, кричал вмиг насторожившийся мозг, но девушка, завороженная неземным светом, не слушала голос разума – он вдруг стал для нее так же чужд, как и весь окружающий мир. Проклятый Лес Ивви, погибшие товарищи, война... Это не в самом деле, это понарошку, это просто игра. Рей казалось, что она вновь стала маленькой девочкой, которая пришла получить причитающееся ей детство. Мечты, надежды, сказки, счастье... Они были там – в пронзительном и холодном голубоватом свечении.
Ноги, как в медленном танце, несли вялое, непослушное тело, к источнику странного света. Где-то там, в другом мире, на ковер сухих листьев глухо упал навигатор, сердито мигнул белым пятном на экране и погас. Через минуту следом отправился автомат – разметав палую листву и зашипев-зашуршав, как самая настоящая ядовитая змея. Но Рей не слышала этих звуков – сейчас для девушки существовало только пробирающее до костей мерцание небесных сфер.
Она шла, а деревья расступались, пропуская зачарованную вперед. Она шла, не видя, как оказалась на большой поляне, накрытой, как одеялом, переплетенными кронами. Она шла, приближаясь к тому месту, где лунный свет очертил идеально ровный круг. Тьма отступила, час быка остался позади – но Рей не думала об этом. Она вообще ни о чем не думала. В ее венах тек незримый голубоватый лед, ее кожа будто светилась изнутри, а глаза побледнели, почти став бесцветными.
Все так же не обращая внимание на то, что происходит вокруг, Рей приблизилась к высокому, по пояс, колодцу, наполненному прозрачной, почти хрустальной водой. Никакого волнения, ни одной соринке в словно застывшей толще – девушка смотрела в глубину, но видела лишь серые стены, ровные и крепкие. А еще – лунный свет, падавший сверху, как луч прожектора. Он преломлялся, дробился, искажался, превращаясь в то самое голубоватое свечение, а холод вечно одинокого спутника Земли, смешиваясь с льдистым спокойствием подземной влаги, становился дыханием зимы – морозным, жестоким, угрожающим...
– Как красиво...
Рей подошла почти вплотную, наклонилась, не думая о том, что будет, если она не удержит равновесие и рухнет в отнюдь не теплую воду, и ее рука неуверенно, замирая каждые несколько секунд, начала опускаться вниз, к почти незаметной, прозрачной, как пленка, поверхности...
– Не стоит.
Пальцы застыли, как вкопанные, не дойдя до цели считанных миллиметров.
– Эта работа – не для тебя.

 

10

Слова еще звучали где-то высоко, среди сплетенных крон, когда Рей развернулась и, только лишь усилием воли выдавливая из себя странную вялость, посмотрела на говорившего. Оцепенение, неохотно отпускало тело девушки, мышцы наливались энергией, а сердце забилось быстрее, щедро растрачивая остатки сил. Прошло не больше минуты, а она полностью преобразилась – теперь на поляне стоял не восторженный ребенок, но солдат, готовый к любым неожиданностям.
Мозг, пока не заработавший на полную катушку, с трудом ворочал мыслями, те же, в свою очередь, были совсем не радужными, не говоря уж о ясности или понятности. Да уж... Сам по себе колодец из сна, найденный в реальном мире, казался чем-то невероятным, инопланетный свет добавлял интриги, а гость, не позволивший Рей коснуться воды окончательно переворачивал все с ног на голову. Точнее, у девушки возникло стойкое ощущение, что человек в желтом плаще явился сюда из такого места, где ходить вверх ногами – нормально и правильно, а за любую попытку почувствовать под ступнями твердую землю – расстреливают на месте.
“Или я сошла с ума... Или мир... Одно из двух”.
Рей шагнула вперед, одновременно фиксируя взглядом положение действующих лиц. Незнакомец, брошенный автомат, тени деревьев, служившие хорошим укрытием... Все на своих местах, все готово к неумолимо надвигающемуся представлению. Девушка понятия не имела, что задумал этот любитель ночных прогулок, но то, что он предусмотрительно остановился в шаге от ее оружия, наводило на вполне определенные мысли. А если учесть его престранный внешний вид... Желтый плащ, черные, почти не различимые в полумраке, штаны, да ботинки, такие же, как у Рей. Он выглядел так, будто только что выбрался с вечеринки для состоятельных господ, или, как любят выражаться в древних книгах, словно явился с корабля на бал... Хотя какой бал? Какой корабль? Эта война, этот лес... Немыслимые декорации для какого-то жуткого спектакля. В главных ролях – курсант Рейнольд Мерри и чудо-юдо в цветах сектора внутренней безопасности. Все желающие допускаются без билетов...
“Черт! Если клоунада будет продолжаться... То я последую за Димом”.
Судя по всему, немедленно вступить в бой – единственное решение. Так казалось Рей, и она, не мудрствуя лукаво, рванулась вперед так быстро, словно за ней гнались все демоны Артиуса Хэйли... Но зря. Все зря.
– Не стоит, – еще раз сказал незнакомец, даже не посмотревший на девушку. – Я не хочу тебя убивать.
Небрежным пинком он отбросил автомат в сторону – тот, пугая опавшие листья, пропахал метров двадцать и скрылся в тени.
– Я хочу поговорить.
Человек в плаще не улыбался. Рей показалось, что он вообще не способен испытывать таких эмоций как радость или веселье.
– Ночью? В Лесу Ивви? – девушка опасливо покосилась на противника... но противника ли? – Это даже не смешно!
– Действительно, здесь нет ничего смешного.
Похоже, незнакомец принимал все слова за чистую монету... Или делал вид, что принимал. И то, и другое, на взгляд Рей, было одинаково вероятно. Но не стоит исключать и двойной игры... Или тройной... Этот человек был просто-таки воплощением неразгаданной тайны – хитро подмигивающей, нахально скалящейся и презрительно подшучивающей над теми, кто пытается ее разгадать.
– Ты издеваешься?
– Нет.
Тон незнакомца, как лезвие древней гильотины, безжалостно отсекал возможность шуток.
– Тогда зачем? Что? Кто? – глаза Рей сверкнули, как два изумруда. – Да-да! Кто ты?
Незнакомец удивленно приподнял свои брови, его лицо стало немного комичным. Впрочем, брезгливо поджатые губы и пронзительный взгляд по-прежнему недвусмысленно сигнализировали о том, что человек в желтом плаще не в игрушки играть сюда пришел. И не беззаботно поболтать за чашкой тонизирующего напитка. Он провел рукой в воздухе – медленно и плавно, будто начиная заклинание или пытаясь изобразить приветственный жест.
– Позволь представиться...
Готовый в любой момент сбросить равнодушную маску, незнакомец решил еще немного попаясничать.
– Архистратиг Уриил, – он чуть склонил голову, пряча холодные глаза. – Руководитель сектора общественных интересов.

Нечто громоздкое и невероятно тяжелое бухнулось вниз, разметав деревья. В принципе, звук был не особенно громким, да и густые кроны мигом подавили его, так, что уже в сотне метров отсюда никто ничего не услышал. Правда, вряд ли кто находился не то что в сотне, а в десятке сотен метров от места приземления шаттла. Пребывавший в предрассветной дреме Лес Ивви казался на удивление тихим и пустынным...
– Наконец-то...
Адам Голод презрительно сплюнул. Он, конечно, не спешил, но ждать больше часа вызванный по экстренному коду летательный аппарат – это перебор. Давно пора кое-кому в секторе настучать по излишне рассеянной голове. Да, обязательно, как только закончится это недоразумение, почему-то названное войной...
– Носильщика бы еще сюда... – юноша задумчиво посмотрел на два тела. – Тяжеленные, гады. Но... – он вздохнул. – Ничего не поделаешь.
Жалуясь и стеная, как древний старик, которого вытащили на пешую прогулку, Адам взялся за тело убитого “мангуста” и потащил к входу в шаттл. Кое-как затащив труп внутрь, админ игры выглянул из зияющей темноты салона, огляделся по сторонам и прислушался. Деревья шумели так же, как и всегда, луна глупо пялилась с неба, а ветер и не думал стихать. Но Адам все равно не спешил возвращаться за Димом – по крайней мере, сразу.
– Когда вокруг тихо и мирно – жди беды, – сказал он самому себе. – И вообще... Слишком гладко идет дело, как по маслу.
Еще раз тягостно вздохнув и оставив за спиной терпеливо ожидающую махину, Адам подошел к телу Димаса Раха. Тот лежал, как мертвый, даже дыхание его напоминала скорее шелест листьев... Админу хотелось схватить курсанта за руки и затащить в шаттл, но нельзя – ценный груз все-таки, а не труп какой-нибудь. Придется сначала взвалить на плечи, а потом, обливаясь потом и чувствуя, как ускоряется сердцебиение, буквально ползти до трапа... Бррр.
– Ненавижу эту работу...
Из горла Адама вырвался обреченный вздох – уже третий за последние десять минут – и админ, демонстративно вылупившись на небо, убрал пистолет. Мышцы рук возмущенно побаливали, когда админ, присев на корточки, ухватил тело Дима поудобнее и, скрючившись, как старая ведьма, вооруженная клюкой, потащился к шаттлу. До машины было метров десять, но Адаму Голоду это расстояние показалось марафонской дистанцией. Он пыхтел, чувствуя, как струйки соленого пота стекают по лицу, он злобно зыркал по сторонам, втайне надеясь, что из зарослей вдруг выскочат мифические повстанцы, он на все корки клял свою нелегкую долю вкупе с не менее тяжелым грузом. Увидь админа сейчас кто-нибудь из игроков, которые его боялись и уважали – эти самые страх и уважение мигом испарились бы, ведь нельзя испытывать страх перед тем, что вызывает просто-таки приступы смеха...
– Готово, – Адам прекрасно знал, как он сейчас выглядит со стороны, что, конечно, не добавляло приятных эмоций, зато было хорошим стимулом побыстрее разобраться с делами. – Можно отправлять.
Экранчик у самого входа радостно вспыхнул, отзываясь на прикосновение, и админ пробежался пальцами по сенсорной панели, набирая команду. Взлет, движение по маршруту, посадка... Естественно, шаттл повезет свой груз не в лагерь академии “Рассвет”, естественно, лучше обойти район, где совсем скоро начнутся боевые действия... Нужно было учесть множество факторов, но Адаму нравилось это напряжение мозга – уж всяко лучше, чем насиловать мышцы рук и ног, которые потом будут дико ныть и всячески жаловаться на жизнь.
“Настройка” шаттла заняла всего пару минут, после чего юноша быстро выскочил наружу и отбежал на двадцать метров. В принципе, опасная зона составляла не больше пяти метров от летательного аппарата, но Адам предпочитал перестраховаться, чем рисковать своим слишком ценным здоровьем. К тому же...
“Осталось еще одно дельце”, админ пристально следил за взлетающим шаттлом, “Одно маленькое дельце...”.

Луна, много часов царившая на небосклоне, побледнела, словно отступая назад. Звезды погасли, а тучи, почти незаметные ночью, черными кляксами разбавили воздушную синеву. Становилось все светлее и светлее, Лес Ивви больше не казался таким мрачным, как глубокой ночью, превращаясь в обычные зеленые насаждения – точь-в-точь уютный городской парк, где все деревья посажены, как по линейке, показывая заботу об удобстве посетителей... Только дорожек не хватало, да скамеек, где любят сидеть влюбленные парочки, да праздношатающиеся граждане.
Словно в противовес замаскировавшемуся и будто бы уснувшему Лесу, лагерь академии уже пробудился. Наполненный суетой и шумом, он все больше напоминал растревоженный муравейник. Только вместо раздражения в настроении курсантов преобладали страж и отчаяние... Директор Китомура предпочел рассказать им всю правду, которая для многих оказалась поистине неподъемной. Удивительно, что еще никто не сбежал...

На экране локатора танковые колонны походили на целый рой мошек, по какой-то прихоти неведомых сил выстроившихся в строгом порядке. Эта армада медленно – по меркам наблюдателей, удобно устроившихся в маленькой комнате – двигалась к лагерю, буквально наползая на него. По приблизительным расчетам до столкновения оставалось около часа...

Гудя, как доисторические трансформаторы, машины проносились над густой травой, оставляя за собой след – сломанные, вбитые в землю стебли. Те, кто сидел внутри, знали, что в сегодняшнем бою им не стоит рассчитывать на поддержку авиации, а пехота, которой придется добираться по земле, подойдет ближе к концу сражения... Поэтому, хочешь, не хочешь, но исход будет решать бронетехника.
Понимая весь риск, они не спешили, выжимая из мощной техники дай бог половину возможностей. Ведь многие могут погибнуть, но никто не хочет оказаться в списке жертв... Лагерь, отмеченный на экране кучей белых прямоугольников, неумолимо приближался, и медленно крадущиеся к нему танки предваряли наступающий рассвет.

 

Чудес не бывает


Надежда в сердце оживет,
Оно забьется часто-часто.
И пусть дождется тот, кто ждет,
Свой маленький кусочек счастья...

(c) А. Карпицкий, “Грусть”



Жил был юноша. Точнее, скорее был, чем жил. Не красавец, но и не урод, довольно умный, довольно рассудительный, спокойный и даже немного стеснительный. Не то чтобы он боялся людей – просто иногда их становилось слишком много, и он уставал. Тогда юноша начинал много думать, копаться в себе, пытаясь докопаться до истины... Но докапывался только до старых обид – на мир, на себя, на хулигана, гонявшего его в детском садике. Нет, он не был злопамятным – просто плохое лучше всего запоминалось. И хуже всего забывалось.
Нет, хорошее в его жизни тоже присутствовало – но он это не замечал. Точнее, замечал, конечно, но так – отстраненно, боясь прочувствовать сполна, вдохнуть полной грудью. То ли пресловутая стеснительность сказывалась, то ли юноша таким образом пытался обезопасить себя – мало ли как все повернется... А может, просто не понимал – возраст все-таки не самый солидный, двадцать с копейками. Опыта – кот наплакал, заноз на жизненном пути нахватался, а они саднят, досаждают, покоя не дают. Ему бы подумать, как следует, разобраться, дойти до того, что многие вещи стоит отодвинуть на второй план. Не закрыть на них глаза, но снизить значимость – особенно, если эти самые вещи доставляют одни отрицательные эмоции. Нервы-то, чай, не казенные...
Но юноша был... юношей. И в этом заключалась основная сложность. А еще – в одиночестве. Парадокс парадоксом, вот только этот, еще совсем зеленый, человечек не мог обходиться без общения. Не важно какого – лишь бы было с кем поговорить, излить душу, хотя бы частично, обсудить темы, заставляющие мозг ожесточенно работать. Пусть даже обычно разговоры оказывались простой болтовней, пусть действительно важные мысли тонули в бурном потоке слов... Пусть. Главное – они были, эти слова, эти разговоры, эти собеседники. Вот только...
Одного этого было недостаточно.
Он мог общаться целые сутки напролет, мог убивать время бесконечной сменой картинок на экране, мог читать запоем книги и думать-думать-думать. Мог... но не хотел. Каждый новые день ложился в толстую стопку таких же дней, пыльная кипа еженедельных журналов отмечала год за годом, а у него даже не было времени их перечитывать... Да и желания – тоже. Ведь только придется вспомнить – сколько же времени прошло, взглянуть в лицо целому морю секунд и минут, потраченных... А на что потраченных? На убийство этого самого времени? Печально...
Но, что самое печальное, юноша все понимал. Все-все-все, от начала и до конца. Правда, понимание пришло не сразу – лет до двадцати его не беспокоила такая жизнь. Напротив, она доставляла ему изрядное удовольствие – не всегда, конечно, но в большинстве случаев. Хотя правильнее сказать – он умел видеть хорошее в том, чем занимался. Играл, читал, общался... Взахлеб, не думая о будущем – и не беспокоясь о нем. Понятно, что такое благоденствие не может длиться вечно – позже он с тоской будет вспоминать в общем-то счастливые деньки, безуспешно пытаясь повторно испытать сладостное ощущение почти полной безмятежности...
То был самый обычный год. Учеба, развлечения – ничего кроме. Все привычно, все проверено, все исключает неожиданности... А потом, вдруг, без всяких предупреждений и знамений вроде огненного глаза на воспаленном небосводе, на юношу просто-таки снизошло осознание неполноценности. Себя, собственной жизни, самого мира... Удар оказался на удивление тяжелым – оно и понятно, не каждый же день твое представление об окружающей действительности летит вверх тормашками. Шок, сильный шок, почти ступор – юноша не знал, что ему делать, как себя вести. Он не знал, что и думать. И стоит ли вообще думать. И...
Было много всего разного – каким-то чудом он проскочил мимо депрессии, наверное, еще не до конца проникся новым мировоззрением – и это всякое разное только увеличивало изрядный список обид. Ведь сколько всего юноша пропустил! Сколько всего несправедливого, неправильного считал нормой! Причем – даже не страдал по этому поводу... Так, пропускал мимо ушей, не обращал внимания, принимал за чистую монету. А тут вот что...
И юноша замкнулся в себе – он и раньше-то не был особенно активен в плане общения в внешним миром, а сейчас вовсе смотрел на окружающую реальность через черные стекла солнцезащитных очков. Он думал, что так будет легче, что “стекла” отфильтруют ненужную боль... Оказалось – ошибался. Не смертельно, но очень и очень мучительно...
Чувства свалились, как снег на голову – холодно и деловито. Обосновавшись где-то глубоко внутри, они усердно притворялись, что так и нужно, что так и должно быть... Пока юноша не смирился с ними. А потом, медленно, но верно, эти эмоции стали отравлять ему жизнь. Конечно, не так, как неугомонные соседи, устраивающие ночные дискотеки по нескольку дней подряд – тех хотя бы утихомирить можно, пусть и не всегда, или, в крайнем случае, воспользоваться берушами, воспользовавшись примером непутевого полицейского из “Фантомаса”. Все-таки внешние раздражители – это внешние раздражители. Юноша, несмотря на довольно скромный возраст, уже успел повидать многое и научился отрешаться от мирской суеты, прятаться в своем мирке, среди своих фантазий и глубоко скрытых тайных желаний...
Внешний мир не был тогда для него проблемой. Настоящей бедой оказалось душевная пустота, как черная дыра, разрастающаяся у него в груди, пустота, жадно высасывающая силы и мысли. Он не мог управлять своими чувствами, хотя еще каких-то пару месяцев тщеславно тешил себя размышлениями об идеальном самоконтроле. Теперь все изменилось – день юноша проводил спокойно, занимаясь делами или развлекаясь в свое удовольствие, а на следующий – мучался и страдал. Причем, сам не понимая – почему, что, как... Словно наказание высших сил снизошло на него – по крайней мере, считал этот, в общем-то, неопытный ребенок.
Жизнь превратилась в американские горки – то вверх, когда сердце томится сладкими предчувствиями, то вниз, когда сердце сжимается от страха и боли. Ему отчаянно не хватало чего-то важного... И, постепенно, юноша начал понимать – чего именно.
Любви.
Одиночество, прежде достаточно комфортное, не без недостатков, но с неплохим набором преимуществ, теперь превратилось в стальную клетку. Он представлял себя гордой птицей, которая пытается расправить крылья, но, наталкиваясь на жесткие прутья, только ломает свои перья и кости. И боль... Душевная и физическая... Боль стала его постоянным спутником. Наказанием за несовершенные прегрешения и вечным проклятием жизни...
Время шло – теперь уже невероятно медленно, будто наслаждаясь его мучениями, будто желая помучить юношу подольше, посерьезнее, чтобы сердце не просто заболело, а вырвалось из груди, как все та же плененная птица. Время шло, но ничего не менялось – он по-прежнему был один, а потребность в любви только росла. Росла и росла, как снежный ком, грозясь превратиться в сокрушительную лавину – тогда уж точно не спастись... А юноша боялся – ему хотелось нырнуть с головой в водоворот страстей, закружиться в этом неистовом смерче эмоций, окунуться в темный манящий омут, но, вместе с тем, он страшился потерять контроль. Над разумом, над телом... Безумству храбрых поем мы песню – это не про него. Вообще, возможное безумие было самым большим кошмаром юноши. Больше всего на свете он боялся сойти с ума... И потому тщательно прятал чувства, держал их в узде, как непослушных лошадей. И... страдал.
Его потребность в любви увеличивалась – он прекрасно понимал это. И сознанием, и сердцем, и всем своим телом. Временами его буквально бросало то в дрожь, то в холод, временами он не мог связать и двух слов – потому что слишком волновался. А еще были слова, которые юноша просто не знал, как сказать... Достаточно умный, он понимал многое, в том числе и то, что нельзя бесконечно сдерживать бушующую стихию – нужно время от времени приоткрывать клапан, спуская пар. И он пытался.
Выстраивая отношения с самого начала, с самых мелких кирпичиков, он постоянно ошибался и терпел неудачи. День за днем, раз за разом, постепенно исполняясь отчаянием. Его беда была в том, что он, как человек увлекающийся, оказался слишком нетерпеливым. Он не мог, не хотел ждать годами, он нуждался в любви и ласке прямо здесь, прямо сейчас. И каждый миг промедления добавлял ему боли...
Порой юноше казалось, что мир создан только для того, чтобы испытать его. Чтобы проверить – сколько еще он сможет выдержать. Порой ему хотелось встретиться с Творцом и задать один короткий вопрос: “За что?”. Это были минуты слабости... Но они становились все чаще. Дни, как вода, подтачивали его, а ведь и раньше юношу нельзя было назвать каменным... Твердым – да, уравновешенным (о! чего ему это стоило!) – тоже да. Но сердце его искало любви и нежности, оно хотело чувств, искало их, не давая покоя. Иногда весь день в голове крутился очередной образ – недостижимый и потому вызывающий отнюдь не приятное томление в груди. Словно под ребрами поселился огромный липкий комок...
Дни шли за днями, как солдаты, уходящие на последнюю войну. Юноша продолжал искать любовь – но безуспешно. Каждая попытка оборачивалась провалом, бросая неугомонного “птенца” в бездну отчаяния. Да, он действительно чувствовал себя беспомощным цыпленком, который и хотел бы взлететь, но не может, крылья слишком коротки... Дни шли за днями. Он ложился спать в отнюдь не гордом одиночестве, часами думал, уставившись на черноту потолка, перебирал мысли, выискивая в них новую надежду. А утром, измученный, просыпался, обнимая теплую и мягкую подушку. И никого рядом...
Он становился все мрачнее, ему казалось, что его сердце, испещренное невидимыми ранами, напоминает старое сморщенное яблоко. Которое проще выбросить в сторону за ненадобностью... И чем ближе становился Новый Год, тем больше ожесточался юноша. Он думал, что осталось совсем немного, и он превратиться в абсолютно равнодушного человека. Человека, счастливого в своем бесчувствии...
Но он ошибался.
...Это случилось в один из долгих зимних вечеров. Юноша, скорее по привычке, чем находя это занятие интересным, смотрел на темноту за окном. Стекло уже запотело от дыхания, деревья, укутанные снегом, походили друг на друга, а он все стоял. И, что самое удивительное, такое безмолвное созерцание унимало тревогу в сердце, успокаивало и прогоняло мрачные мысли. Юноша видел точки звезд, видел ослепительно белые пушинки, пролетавшие мимо, видел тусклые огни фонарей. Он чувствовал холод, исходивший от окна, время от времени легонько касался пальцами морозного стекла – словно по льду скользил... То, что он делал, напоминало бегство, но юноша не хотел думать об этом. Он вообще ни о чем не хотел думать – боясь вновь придти к неизбежному выводу... Все – плохо, все – зря, выхода – нет. И взгляд затравленного зверя, и тяжелое дыхание, обрывающееся тишиной...
Он стоял у окна, не замечая наступившую ночь. Нужно идти спать, но юноша не торопился. Словно слившись в одно целое с сумрачным пейзажем, он стоял и смотрел, пытаясь различить в темноте нечто важное, нечто, предназначенное для него – и только для него. Юноша терпеливо разглядывал пушистые от снега ветки, рассеянно скользил взглядом от звезды к звезде, почти не чувствуя свое тело, почти превратившись в один призрачный глаз. Но – тщетно. Он не находил того, что искал, а каждая попытка щедро тратила и без того не слишком большие силы. Он устал, но не хотел самому себе в этом признаваться. Он молча стоял у окна, рискуя в любой момент свалиться на пол. Очень долго стоял. А потом...
Плоть от плоти безумных иллюзий, мечта, поманившая белоснежным ангельским крылом, нечто воздушное и нереальное... В первый момент юноша подумал, что утомленные глаза перестали его слушаться. Потом списал увиденное на проказы своего больного сознания. А когда понял, что зыбкая тень, возникшая на поверхности стекла, не торопиться исчезать, просто окаменел... В нем боролись два чувства – страх, желание убежать в другую комнату, забраться в постель, под одеяло и не видеть ничего, и восхищение, искреннее, идущее из глубины сердца, которое вдруг часто-часто забилось. Ведь он еще никогда не видел такой красивой девушки...
Прозрачное, скованное совершенством линий, лицо, длинные густые волосы, рекой ниспадающие вниз, неземная улыбка и неземная же печаль в сверкающих глазах. Она была рядом – только протяни руку – и была невообразимо далеко, в ином мире, в иной реальности. Секунды исчезали с ударами сердца, а девушка смотрела на юношу – неотрывно, будто ожидая чего-то. И все мрачные предчувствия, скопившиеся у него внутри, все страхи – и настоящие, и глупые, все тревоги вдруг истончились, стали такими незначительными и мелкими.
– Привет, – непонятно зачем сказал он.
– Привет, – безмолвно прошептали ее губы.
Он не удивился, он будто ожидал этого...
– Кто ты? – спросил юноша.
Тишина показалось ему вечной. Он думал, что услышит в ответ “Ангел”, и страшился другого слова, черного и недоброго. Нет, она не может быть демоном! Только не она, только не сейчас... Юноша терялся в разноцветных, как россыпь драгоценных камней, глазах, а девушка молчала. Все так же улыбаясь и смотря на него... Казалось, ее лицо просто застыло, превратилось в прекрасную картину, достойную имени любого великого художника. Так продолжалось две невыносимо долгих минуты, после чего, когда юноша уже хотел повторить вопрос, девушка, наконец, ответила.
Тонкие губы двигались в полном безмолвии, а слова возникали не в воздухе, но прямо в сознании юноши. Имя, одновременно нежное и твердое, таинственное и прозрачное. И робкая надежда – словно девушка боялась, что только наметившаяся связь между ними, тонкая ниточка общения, вдруг исчезнет, и каждый вновь увидит перед собой лишь холодную поверхность стекла... Страх, один на двоих, чуть-чуть сблизил, а каждая новая мысль рождала слова. Глупые и не очень, громкие и сказанные едва слышным шепотом. Они болтали – самозабвенно и увлеченно – до поздней ночи. Только когда забрезжил рассвет, и прекрасное лицо растворилось в солнечных лучах, юноша очнулся. Множество мыслей крутилось в его голове, но все они были добрыми. Впервые за долгое время...
Дни незаметно ускорили свой бег, время песком проскальзывало сквозь пальцы, а юноша, который раньше улыбался только по большим праздником и смотрел на мир тяжелым взглядом приговоренного к жизни, буквально летал. Любое дело, за которое он брался, получалось, реальность перестала быть таким уж мрачным местом, а в душе, наконец, поселился покой. Сердце иногда легонько потягивало – но это была приятная боль, предвкушение близкой встречи с призрачной девушкой, со своим постоянным собеседником... И другом.
Да, они стали друзьями – немудрено, если общаться ночи напролет – и порой юноше казалось, что они – две половинки одного целого. Он не думал, что будет дальше, не терзался сомнениями и не боялся. У него была она и их бесконечные разговоры обо всем на свете. У него была тишина и спокойствие, темнота за окном и родное лицо – такое далекое и такое близкое. Ему хватало этого... Пока хватало.
Постепенно, незаметно для самого себя, юноша начал смотреть на свою собеседницу иначе. Не только как на друга, а – как на девушку. Он долго терзался сомнениями, что лишь усилило чувства, сделало их более глубокими. Юноша даже не понял, когда девушка стала для него всем – но за несколько дней до Нового Года случилось именно так... И он рассказал ей о своих чувствах, о своих сомнениях, о своих мыслях.
– Я... ты... – язык не слушался, а слова падали, словно в омут. – Ты мне нравишься...
– Ты мне... тоже, – как всегда, безмолвно ответила девушка.
А потом они долго молчали – многое осталось невысказанным, но ведь звуки – лишь отголоски чувств, просто вершина айсберга. Они смотрели друг на друга, искали боль в глазах, но находили нежность. Они были рядом – и казалось, что этого достаточно...
Такое состояние длилось до новогодней ночи – чувства бушевали внутри, как тайфун, сметая слабые протесты разума, а телу хотелось летать... Частый перестук сердца был сладкой музыкой, юноше казалось, что это – его судьба. Он говорил и себе, и девушке, что все будет правильно, что на этом стоит мир. Говорил, цитируя чужие слова... И, предваряя наступающий год, не в силах больше сдерживаться, сказал, когда часы начали отбивать полночь:
– Я не знаю, что с нами будет, но... – его голос сорвался. – Я знаю только одно – я люблю тебя.
– Я люблю тебя, – отозвалась девушка. Ее губы дрожали, а глаза заблестели, как от слез. А потом она широко улыбнулась – и юноша улыбнулся в ответ...
А еще через мгновение наступил долгожданный новый год – взорвался огнем фейерверков, заискрился задорными мелодиями. Юноша смотрел на девушку, на снежинки, кружащиеся у нее за спиной, на расцвеченное огнями ночное небо и радовался. Радовался, что живет в этом мире... Потому что его жизнь, наконец, обрела смысл.
Следующий день, когда мысли пришли в некое подобие порядка, а празднования слегка поутихли, юноша провел, словно паря на крыльях. Он дышал полной грудью, сердце то и дело сладко замирало, а душа наполнялась предчувствием счастья. Хотя почему предчувствием? Он ведь уже сейчас был счастлив... Ведь у него была ОНА. Волшебное отражение в ночном окне. Его девушка...
Дни пролетали незаметно – как осенние листья, уносимые ветром. Юноша, будто сотканный из воздуха, чувствуя в теле необыкновенную легкость, успевал почти все. И все, за что он брался, получалось наилучшим образом. Словно удача сама падала ему в руки... А вечерами, выкраивая как можно больше свободного времени, юноша разговаривал с девушкой из окна. Разговаривал обо всем на свете – не было тем, которые они не хотели обсудить. И почти всегда их мнение совпадало... Они казались друг другу отражениями... Друг друга. Зеркалом души, потерянной в вечности половинкой... И становились все ближе и ближе, хотя и без того между ними царило абсолютное доверие. И понимание... Им казалось, что каждый понимает другого, как никто больше. Им казалось, что это – подарок судьбы. Им казалось...
– Ты любишь сказки? – спросила она однажды.
– Не знаю... – ответил он, немного растерявшись. – Раньше я не верил в чудеса... И в сказки. Но теперь... Все, что происходит с нами, кажется настоящим чудом. Такого просто не может быть – но оно есть. Ты есть... Я есть... Мы есть...
– И будем...
– Да...
Дни шли,и юноше все сильнее хотелось отыскать свою призрачную собеседницу, встретиться с любимой в реальности, а не только разговаривать, находясь с другой стороны стекла... Иногда он не выдерживал, и его пальцы, будто сами собой, прикасались к холодному окну, скользили по тому месту, где должно было быть лицо девушки, но был лишь лед... Потом он, растерянный, с каким-то детским выражением в глазах, рассматривал свои руки, словно надеясь отыскать там ответ... Но, конечно же, ничего не находил.
Он начал беспокоиться. Он говорил любимой, что хочет с ней встретиться, но не знает – как. Его взгляд вновь стал грустным... Девушка старалась утешать его, прятала свое волнение, с ее лица не сходила ободряющая улыбка. Ей тоже приходилось непросто, но она не показывала этого – а он... Он не видел.
– Что же делать? – глухим, будто чужим голосом, говорил юноша. – Как же нам... Ты там, а я здесь.
– Ничего, – подбодряла девушка, у которой от слов любимого сердце разрывалось на части. – Мы что-нибудь придумаем. Обязательно.
– Хорошо...
Все еще сомневаясь, но уже несильно, загнав неуверенность в самые темные уголки души, юноша постепенно успокаивался. Эти разговоры повторялись – несколько раз, с большими перерывами – а потом сошли на нет. И почти все стало, как раньше...
Юноша наслаждался течением времени, он старался не думать о плохом, старался ценить то хорошее, что у него есть. И девушка в ночном окне... Его девушка... Его любовь... Недостижимая и бесконечно близкая. Не такая, как люди с картинок. Не такая, как люди, в странном танце кружащие по снежным улицам. Не такая, как все... Юноша понимал, что, наверное, она является воплощением совершенства только для него. Понимал, что для других девушка по ту сторону стекла будет выглядеть самой обычной. Ведь, когда любишь – видишь человека иначе, сквозь призму чувств, сквозь сладостный дурман мыслей.
Он старательно отгонял от себя думы о будущем – тяжелые, недобрые думы. Он не хотел знать, когда и чем закончится их история. Он хотел, чтобы она никогда не заканчивалась... И потому, когда наступил тот день, юноша оказался совершенно не готов. Они, как обычно, беззаботно болтали, девушка что-то спрашивала, он, с умным видом, что-то отвечал. А затем... Она встревожено оглянулась, ее губы задрожали, а глаза рассыпались болью. Капельки слез, скатившиеся по самому прекрасному лицу, казались почти прозрачными. Как и само лицо...
– Ты... – ее голос был почти не слышен. – Исчезаешь...
Вот так, просто и пусто. В сердце, в душе, в мыслях... Юноша, сам не понимая, что он делает, потянулся пальцами к стеклу, но встретил стену льда. Холод медленно проникал под кожу, но юноша не чувствовал боли. Любимая исчезала, растворялась, ее лицо стало бледной тенью – набором нечетких линий. И, одновременно, исчезали все его мысли, а удары сердца становились реже и глуше. И тяжелее...
Почему окно осталось целым, что юноша делал остаток ночи и как он умудрился все это забыть – покрыто мраком. Тем самым, густым и зловещим... Он очнулся в своей кровати, замерзший и изможденный, будто только что поднялся на Эверест. Часы на столике показывали восемь, вспыхивая в голове болезненно-желтыми линиями цифр. Юноша с трудом заставил себя подняться, не обращая внимания на боль в сердце, нога запнулась за порог, но он этого не заметил. Ледяная вода привела в чувство, а обжигающий чай исполнил роль электрошоковой терапии. Юноша встряхнулся, смог собрать себя в кучу и, буквально за шкирку, вытащить вяло сопротивляющееся тело из дома. На улицу. Туда, где когда-то давным-давно кружился белый пушистый снег...
Внешне он пришел в норму почти сразу. По крайней мере, никто из его друзей, приятелей, сокурсников ничего не заметил. А вот внутри... Вулкан страстей извергнул тучу горячего пепла, и этот пепел сейчас оседал, сжигая обнаженную душу. Юноша полностью открылся, выбрался из привычной брони отчуждения – и потому сейчас был совершенно беззащитен. Он день за днем проигрывал битву с болью, мучался и страдал. Он думал, что жизнь кончена, мысли об ее окончании были привлекательны, как никогда. Он вновь потерял смысл своего существования...
Земля под ногами казалась зыбкой и ненадежной, юноша жил будто по инерции, скорее страшась умереть, чем надеясь на лучшее. Он не видел пути, не видел, как будет выбираться из всего этого. Делая лишь то, что “надо”, каждую секунду изощренно пытая себя воспоминаниями... Юноша стал совсем мрачным. Даже грозовая туча по сравнению с ним была яркой и доброжелательной. И еще... Он начал потихоньку, едва заметно, сходить с ума. Пустота казалось притягательной, она манила, обещая забвение. И, постепенно, юноша стал думать, что это и есть – единственный выход...
Одному Богу известно, как еще совсем молодому и уже совсем потерявшемуся человеку удалось удержаться на грани. Юноша скользил то вверх, то вниз, словно на волнах. И эти волны часто захлестывали его с головой, мешали дышать, не давали жить... Когда же юноша, который раз, выбирался “на поверхность”, то, на контрасте, существование казалось ему не таким уже плохим. Как серый цвет в сравнении с черным.
А потом наступила зима и вновь выпал снег. Он укутал землю, как кутает мать долгожданного младенца, он украсил окна изысканным белым узором, он шел и шел, целый день, не прекращаясь... Юноша ловил языком снежинки и дурачился. Блеск в его глазах впервые за много месяцев был искренним, а улыбка не сходила с лица. Он радовался зиме, как в детстве, без задних мыслей, без многотонного груза забот, без миллиона “но” и “если”. И вечером, придя домой, юноша почувствовал – что-то изменилось. В нем самом, в окружающем мире... Везде.
На следующий день он забыл об этом – закружили предпраздничные заботы, слишком многое нужно было сделать, слишком мало времени оставалось на размышления... Юноша вынырнул из круговерти событий только перед самым Новым Годом. В комнате – уже накрытый стол, украшения на стенах, красивая елка, мигающая разноцветными огоньками гирлянды. На улице – радостные и слегка приглушенные крики, взрывы петард и раскаты первых фейерверков. На экране включенного по случаю телевизора – лица каких-то артистов, делающих вид, что им очень весело, а на деле – пересчитывающих в уме хрустящие бумажки... Все, как всегда.
Юноша не знал, почему его вдруг потянуло на кухню. Словно какое-то непреодолимое стремление вдруг овладело телом, и ноги сами собой начали двигаться. Он шел, как во сне, или – как в трансе. Он все видел, но ничего не понимал и ни на что не мог повлиять. Будто мысли оказались в совершенно ином месте, разделенные с бренным, непослушным телом. А чувства... Они оставались здесь, в этом мире, служа ниточкой, соединявший его с потерявшимся в высших сферах сознанием. Они – оставались...
Даже не успев удивиться, юноша остановился перед тем самым окном. Непонимающе посмотрел в ночную темень, краем уха ловя шум надрывающегося телевизора, и шагнул ближе, пытаясь разглядеть слова, выведенные на стекле... Сердце застучало, понеслось вскачь, как сорвавшаяся с поводьев лошадь, мысли кончились, уступив место неожиданной нежности. Юноша смотрел на окно и видел, как с той стороны приближается его любимая. Он видел, как она прикасается к стеклу и осторожно, стараясь ничего не испортить, выводила короткую фразу... Он почти чувствовал ее запах, который всегда представлял, как аромат райских цветов... А потом...
Он очнулся, стоя напротив окна и сжимая в руках забытую салфетку. Белую и скомканную, как крылья падшего ангела... С той стороны стекла не было ничего – только ночь и звезды, затерявшиеся среди ярких огней фейерверков. Никакой девушки, ничего... Только холод и три коротких слова.
“Я люблю тебя”.

 

Часть 3. Хаос

1

Деревья оскалились мириадами черных глоток, ветки извивались, неумело имитируя когтистые лапы. В довесок – листья, которых было больше, чем зрителей на стадионе во время дерби. И которые шумели так, что позавидовал бы любой стадион. А еще... Ветра не было. Совсем – легкое шевеление воздуха, холодные коготочки, бегающие по лицу, да и только. Ни резких порывов, легко проникающих сквозь плотную одежду, ни пронзительного свиста, обрывающегося где-то наверху, среди сплетенных крон.
Изощренное издевательство со стороны Леса, особенно если учесть что Рей сейчас находилась в компании одного из дьяволов преисподней, а кроме них двоих здесь больше никого не было. Демоны, обещанные неким Артиусом Хэйли, не спешили составить компанию своему господину, а мифические повстанцы довольствовались чередой нелепых диверсий и затихли, как неразорвавшийся фугас, уткнувшийся тупым носом в рыхлую землю. И гробовое молчание... Уриил, похоже, ждал хоть какой-нибудь реакции от девушки, но та совершенно не знала, что сказать.
Да уж... Если бы ей пару дней сказали, что в Лесу Ивви будет поджидать целый живой Архистратиг – она бы сочла говорившего несдержанным выдумщиком и болтуном. А то и у виска пальцем покрутила бы. Ведь какова вероятность лично встретить одного из предводителей человечества? У простого курсанта? У девчонки-сироты из гиблых кварталов? Наверняка не больше, чем столкнуться нос к носу с динозавром.
“А теперь на меня смотрит целый Тираннозавр-Рекс. Только хвоста не хватает, да острых, как сабли, зубов”.
Одновременно пришла мысль, что, пожалуй, даже встреча с легендарным чудовищем не испугала бы Рей так, как один лишь взгляд Уриила. Ведь Ти-Рекс был просто сказкой, пусть и когда-то реальной, эта многотонная ящерица, хищная и быстрая, легко уязвима для современного оружия... Да и просто слабых мест у зверюги, если верить книгам, хватало. А, что самое главное, он был хоть и монстром – но монстром известным. Как тот же тяжелый танк – страшная машина смерти, которую солдаты хоть и опасаются, но при одном виде массивной башни все же в ступор не впадают.
“Неизвестность...”.
Да. Рей прекрасно знала, откуда растут ноги у ее страха, почему тело пробирает дрожь, а голосовые связки отказываются работать. Девушка видела перед собой мистера Икс, облаченного в клоунское пальто, инкогнито, забывшего снять опостылевшую маску. Она чувствовала, как колеблется Архистратиг, как пытается принять важное, но неприятное решение... И понимала, отчетливо понимала, что он не прервет молчание первым. Из принципа ли, из вредности или по причине раздирающих его сомнений... Уриил будет молчать. И точка.
– Вы пришли поговорить, – Рей высказала вслух факт, известный им обоим... просто, чтобы начать разговор. – Со мной. Значит, у Вас есть, что мне сказать.
– Все правильно, Мери, – Архистратиг ответил сразу же, не снисходя до театральных пауз или гнетущего молчания, прерываемого тяжелыми вздохами. – Ты нужна мне.
Мери? Нужна? Похоже, этот тип знает всю ее подноготную...
– Отлично! – по кислому виду Рей было видно, что скорее отвратительно, причем, до ужаса. – И что мне с этого? Какая выгода?
Человек в желтом пальто изобразил удивление. На редкость небрежно изобразил, словно одолжение делая.
– Меркантильность? Корысть? Личный интерес? Неплохо. Но! – он поднял вверх палец, закованный в черную кожаную перчатку. – Недостаточно. Ты ведь из Темариса. И твои родители – беженцы из Греции, – Уриил понизил голос. – Из погибшей Греции.
– Да причем тут это?! – неожиданно для самой себя вспылила девушка, которую, при упоминании родителей, как током ударило. – При чем тут Катастрофа?! При чем тут мое происхождение?!
Архистратиг даже глазом не моргнул – крик Рей отскочил от него, как горсть гороха, брошенная в бетонную стену. Быстро и без всякой пользы... Словно она и не повышала голоса вовсе. А потом Уриил начал рассказывать...
– Явление, названное впоследствии Катастрофой, зародилось на территории бывшей Греции, в городе Афины. В течение нескольких дней вся территория страны была отрезана от внешнего мира, а горстка беженцев, успевшая выбраться в море, сообщала нечто, совершенно невероятное. Они плели сказки, про воплотившиеся в реальность сны, про миры, которые были до нашего, про то, что все вокруг – результат чьей-то иллюзии. Мир спит и видит сны, говорили они, а когда он проснется – наступит конец света, – Архистратиг укутался поплотнее, хотя ветер его не беспокоил, а приближающийся рассвет разгонял ночную прохладу. – Естественно, им не верили. Естественно, при первой возможности целая армия ученых под прикрытием регулярных войск высадилась на территорию бывшей Греции. Но то, что они там обнаружили, повергло всех в состояние шока.
Черные глаза выжидающе уставились на Рей – всю ту невыносимо долгую минуту, пока Уриил не счел необходимым продолжить рассказ, на девушку смотрела воплощенная в человеческом облике бездна.
– Они обнаружили, что вся территория находится в таком же состоянии, в котором пребывала три-четыре тысячи лет назад, – как ни в чем ни бывало, сказал Архистратиг. – Никаких следов цивилизации – города, мосты, дороги... Все исчезло, сметенное неведомой бурей. Будто сам факт существования страны под названием Греция был стерт из ткани мироздания. Будто кто-то, невероятно могущественный, обратил историю вспять...
Теперь уже Рей поежилась – стайка холодных мурашек промаршировала по ее спине, а мысли, крутившиеся в голове, были одна другой мрачнее. Да уж... Оказывается, она очень мало знала о Катастрофе... О том явлении, с которого и начались все ее беды...
– Ни одного человека, выжившего после Катастрофы, не нашли. Только беженцы – но они сбежали еще до ее начала. И ничего, что могло бы дать ключ к разгадке тайны... – лекторский тон Уриила был безупречен. – Абсолютно ничего. Это нанесло серьезный удар по престижу сектора разработок и исследований... И совет Архистратигов решил выделить еще один сектор – общественных интересов. Главной целью было успокоить людей, уверить их в стабильности человечества, в том, что никакая Катастрофа не превратиться в глобальную угрозу безопасности. То есть...
– Пропаганда... – прошептала Рей непослушными губами.
– Совершенно верно, – казалось, Уриил был очень доволен. – Пропаганда. Остальные функции сектора вторичны, хотя и важны. Они служат своего рода щитом... Маскировкой. Деревьями, за которыми не видно леса, – Архистратиг усмехнулся. – Не этого Леса, конечно же.
– А какого?
– Неважно.
– А что важно?
– Последствия, – на лице Уриила читалось неприкрытое пренебрежение. – Последствия катастрофы, последствия этой войны... Вообще всего. Хочешь верь, хочешь не верь, но я пострадал из-за Катастрофы не меньше твоего.
– Не меньше?! – чуть вновь не закричала шокированная Рей. – Да что ты обо мне знаешь? Что ты знаешь о моей жизни? Еще и родителей приплел... Страдалец нашелся! Хороши страдания! Одним из Четырех Столпов Человечества стал! Просто мученик какой-то!
– Ты думаешь, – медленно, четко и внятно проговорил человек в нелепом плаще, – что я хотел становиться Архистратигом? Для меня эта должность – тяжкое бремя, которое я бы с удовольствием скинул... Но это невозможно.
Вроде бы логично и не противоречит тому, что Рей уже успела узнать, но...
– Я тебе не верю, – заявила девушка. – Никому из вас не верю. Бремя, да? Так откажись! Или тебя силой заставили сектор общественных интересов возглавить? Под дулом автомата вынудили контракт кровью подписать? Хха!
Уриил едва заметно пожал плечами.
– Не верь. Только... – он замялся, будто сомневаясь. – Только знаешь ли ты, что означает аббревиатура ЧСЧ? Четыре Столпа? Нет. ЧСЧ – Четыре Случайных Человека. Или Числа. Это роли не играет и не меняет ничего.
Девушке стало не по себе. Разговор и без того был достаточно безумным, а еще это ЧСЧ... Что хотел сказать Архистратиг? Неужели...
– Только не говори... Что ты... Избранный?
– Ты любишь старые фильмы, – с фальшивым оттенком уважения заметил Уриил. – Только реальность превосходит любой, даже самый изощренный, вымысел. А мы... И я в том числе... Скорее прокляты. Хотя... Ты все равно не поверишь.
Последнюю фразу он произнес с оттенком грусти – словно сожалея. А затем начал стягивать перчатки. Чтобы не мешали...
– Не подходи! – зашипела испуганная Рей. – Не знаю, проклятый ты или еще какой... Просто не подходи!
Архистратиг даже не стал изображать удивление.
– Я говорил, что не причиню тебе вреда? – он слегка задумался. – Вроде бы говорил... Но я могу ошибаться. Значит... Скажу сейчас. Не бойся.
– А кто сказал, что я боюсь?
– Не боишься?
– Нет!
– Это хорошо...
Уриил поднял руку, ладонью вперед, по его бледной коже заструился голубоватый свет. Кажется, ничего особенного, вот только от этого девушку крупная дрожь проняла. Рей дернулась, будто пытаясь отстраниться, вздрогнула, словно в десятке метров от нее слепящая молния спалила могучее дерево... А потом рука сама, словно в ней была заложена программа действий, потянулась к груди, к шее. Туда, где висел амулет, о котором девушка успела совсем забыть...
– О, – лицо Архистратига округлилось, на миг он стал до жути смешным. – Имя Отца.
Рей показалось, что она ослышалась. Какого отца? Какое имя? Где? Девушка видела, что Уриил просто-таки пожирает взглядом ее руку, лежащую на ее же груди, но у него же не рентгеновские установки вместо глаз. Или нет? Или да... Мысли путались и не хотели становиться яснее, Рей все больше нервничала – черные тоннели зрачков прожигали ее насквозь, а комментировать свои слова Архистратиг не спешил. Если вообще собирался...
– Чем тебе не угодил мой амулет? – наконец, поинтересовалась девушка. – И чье имя ты на нем углядел?
Она хотела спросить – как и почему – но вовремя прикусила язык. Мало ли что... Не стоит дразнить такого опасного и непредсказуемого “гуся”. Или, по крайней мере, пока не стоит... Впрочем, Уриил и сам не спешил форсировать события – он словно играл со своей жертвой, причем, внушить ей ужас или ввергнуть в неразрешимые сомнения не было его конечной целью. Архистратиг действительно хотел поговорить.
– Имя? – переспросил человек в желтом плаще. – Ты не знаешь? Ты носишь овеществленный тетраграмматон и не понимаешь этого? Невероятно...
– А что такого-то?
– Просто невероятно...
– Что не так? Простой амулет...
Черная перчатка выпала из руки Уриила, а сам Архистратиг буквально впал в ступор. Только что челюсть не отвисла. Он стоял, как никогда похожий на обычного человека, и моргал глазами, будто не веря им. Так часто смотрят на того, кто ляпнул очевидную глупость... И не понимает этого.
– А что? Не так? – Рей чувствовала себя неуютно, словно ее без одежды на всеобщее осмотрение выставили. – Мне ничего не говорили. Ну, тот человек, который дал эту штуку. Амулет... Он сказал, что это защитит меня.
– Совершенно верно, защитит. Но вопрос в том... – Уриил сжал руку в кулак и чуть провернул, закручивая невидимый вентиль, улыбка, появившаяся на его лице в этот момент, походила на холодный оскал смерти, пришедшей за очередной грешной душой. – Вопрос в том... От чего именно он тебя защитит.
Архистратиг улыбался. И эта улыбка была одной из самых страшных вещей, что Рей видела в своей недолгой жизни...

Наступило потрясающее безмолвие, Рей казалось, что они оба выпали из реальности, оказавшись в ином, пустом и бездушном, мире. Девушка видела, как два дерева – слева и справа от Архистратига – бесшумно вырвались из “лап” собратьев. Она смотрела на парящую в воздухе, как шаттл, зелень, на неподвижный силуэт человека в желтом пальто, на противоестественно бледную ладонь... Смотрела ровно до тех пор, пока ветки и листья не сомкнулись у него над головой, как крыша шалаша, после чего тяжелые стволы буквально вонзились в землю, делая конструкцию надежной.
Само по себе это показалось Рей достаточно безумным, она не верила своим глазам, она вдруг очень сильно, даже остро, как нож, приставленный к горлу, почувствовала нереальность ситуации. Не так, как раньше, не так, как в академии, когда увидела открытую дверь в свою комнату... Те события были необъяснимы, но – естественны. Двери иногда открываются, люди иногда сходят с ума, костер войны пылает независимо от желаний простых смертных. Так бывает... Но то, что Рей видела сейчас... Непостижимо. Девушка никогда не жаловалась на отсутствие воображения и впервые ее фантазия пасовала перед реальностью. А события продолжали происходить...
За спиной Уриила наметилось движение – сперва едва различимое, просто незначительные перестановки теней, оно превратилось в шум и треск. Тем более удивительный, что до этого тишина была довольно-таки густой и вязкой. Рей, слегка оглушенная звуками, не сразу заметила, как еще два дерева упали друг на друга, закружились в странном танце и, наконец, слились воедино, образуя... Крест. Прямой столб ствола, кривая перекладина, словно схематичное изображение перспективы. Как на рисунке чертежника, только небрежное, нарочито небрежное...
– Боже, – вырвалось у Рей. – Так это...
Она видела букву “Л” над головой Уриила, она видела руки Архистратига, отставленные в стороны так, что казалось – человек в желтом плаще прибит к импровизированному кресту. Она видела... Что это – лишь представление, причем – для одного-единственного зрителя. Для курсанта Рейнольда Мерри.
– Овеществленное имя Отца... – сказал Уриил, обращаясь к равнодушному небу. – Символ защиты и равновесия... Ты действительно считаешь, что амулет сможет остановить меня? Ты действительно думаешь, что дешевая игрушка остановит Его Дитя? Как наивно...
Архистратиг небрежно махнул рукой – так в древности отсылали слуг – и деревья, послушные, как хорошо выдрессированные псы, тотчас рухнули на землю, оборачиваясь бесформенными тенями.
– Ты завела разговор о Силе? – начал Уриил, будто между делом. – Ты упомянула о своих страданиях? Похвально. Ты пытаешься отыскать суть, вот только...
Улыбка на его лице стала шире – еще немного и до ушей дотянется. Правда, от этого было лишь страшнее.
– Ты не понимаешь, – глаза Архистратига наполнились тьмой. – Ты ничего не понимаешь.
Да уж... Мистер загадка, старательно пестующий собственную “непостижимость”. Средоточие странностей и оплот потусторонних сил. Просто еще один заигравшийся клоун... Рей злилась. Ей не нравился разговор, ей не нравился собеседник, ей не нравился Лес Ивви. Ей вообще не нравилось ничего из происходящего. А, что самое плохое, она ничего не могла изменить... Оставалось только одно – терпеливо слушать Архистратига, надеясь получить из его рук хоть какую-нибудь подсказку.
– Молчишь? – скорее констатировал, чем спросил, человек в шутовской одежде. – Правильно, ведь тебе нечего сказать... В отличие от меня.
Рей удивленно подняла брови. Жест удался не без труда, но у девушки просто-напросто не было выбора – нельзя, чтобы Уриил заметил ее сомнения. Хотя... Иногда ей казалось, что Архистратиг спокойно может читать мысли людей. И ее – в том числе.
– Ты завидуешь моей силе, – Уриил удовлетворился реакцией собеседницы... Или, по крайней мере, сделал вид. – Но что ты знаешь о ней? Сила... Безграничные возможности, превосходящие могущество любого из Архистратигов... Я получил их в обмен на свободу. Хочешь верь, хочешь не верь. Мне – без разницы. Просто знай, что до скончания веков я обречен быть проводником добра. Понимаешь?
Взгляд глаз, похожих на сквозные отверстия от пуль, неизъяснимое равнодушие, просто-таки излучаемое Архистритигом, да тишина, в которой тихий голос Уриила был единственным звуком... Какое уж тут понимание. Тут бы не свихнуться раньше времени... Пока Рей держалась, девушка не без труда, но улавливала слова собеседника, как локатор, фиксирующий приближение вражеских объектов... Только вот на этом список ее возможностей полностью исчерпывался.
– Понимаешь... – сказал после паузы Архистратиг. – Я не могу творить зло. Никакое, даже самое незначительное. Я не могу говорить злые слова. Даже злые мысли запретны для меня. Я абсолютный пленник, которому открыта только дорога благих дел... И которому эти благие дела даром не нужны. И еще... Легко быть добрым в Раю. Но в аду или в чистилище только величайший праведник сохранит свою чистоту. А я не святой, хотя вынужден им быть. Я не чист, так, как того требует ОН. Я... нелепая ошибка судьбы.
Слова оборвались порывом ветра, шелест прозвучал, как финальный аккорд, но Рей не чувствовала страха. Наоборот, короткий монолог Уриила вызвал в душе девушки только злость и ничего кроме. Она ярилась на собеседника, за его бесконечное самодовольство и равнодушие. Ее невероятно бесило такое отношение к собственной Силе. Она и правда не понимала...
“КАК? Как так можно? И он еще жалуется?! Зло, видите ли, не может творить... Паяц! Клоун! Шут! Тоже мне... Спаситель нашелся. Да он больше на губителя похож!”.
Да уж... Ей бы такие возможности – сколько всего Рей смогла бы исправить! Сколько жизней и судеб спасти! Погибшие остались бы в добром здравии, а война – закончилась, не начавшись. И вообще... В мире полным-полно всяческой несправедливости, до которой никому особо и дела нет. А вот у Рей по этому поводу мысли разные в голове проскакивают, даже сомнения зачастую гложут, как голодный бродяга – засохшую хлебную корку. Уж она бы постаралась! Уж она бы развернулась! Эх...
Девушка неожиданно зло, неожиданно, в первую очередь, для себя самой, посмотрела на Архистратига. Она хотела высказать свое гневное “Фе” этому возмутительно-нахальному и высокомерному существу, но слова казались ужасно грубыми, неуместными, а мозг наотрез отказывался соображать. Мысли угасали одна за другой, виски вдруг задергались в такт неведомому ритму, а сердце... В сердце образовался жадный сосущий рот – глотка ненасытной пиявки, которая только и знает, что тянуть человеческую кровь капля за каплей...
– Ты не понимаешь, – вновь бросил Уриил. – Ты ничего не понимаешь.
Ночь медленно отступала, теряя с трудом захваченные позиции. Она знала, что исход битвы предрешен, но делала вид, что сопротивляется – просто так, чтобы было интереснее. Только все это – где-то там, в небе, вне Леса Ивви... На равнине или, может быть, в лагере Академии Рассвет. Потому что на поляне, где стояли Рей и Архистратиг, темнота оставалась неизменной. Такой же густой, такой же зловещей, как и тогда, когда уставшая напуганная девушка вломилась сюда, следуя указаниям электронного навигатора. Такой же, как в тот момент, когда Рей окрикнул человек в чудной одежде. Такой же, как в первую секунду безумного разговора, когда Архистратиг остановил ее... Остановил?
Непрошенная дрожь завладела руками, Рей даже не могла сжать кисть в кулак – пальцы просто-напросто не слушались, словно эта часть тела внезапно объявила автономию и полностью изолировала себя от “центра” – то есть мозга. Ноги пока держались, только это была одна видимость – девушка не могла поставить и дешевой монетки на то, что сумеет сдвинуть хоть одну из “ходуль” с места, не завалившись при этом в мягкий и манящий ковер палой листвы. Но самое страшное заключалось не в “бунте” измученного тела, не в отчаянно бьющемся сердце и голове, не в голове, вмещавшей винегрет из самых разнообразных мыслей... Самый ужас находился сзади, в нескольких шагах за спиной Рей, в старом или, точнее, старинном колодце...
“Сердце Леса Ивви”.
– Не понимаю, вот уж правда, – девушка усмехнулась, – например, непонятных страхов господина Архистратига.
– Страхов? – переспросил Уриил, на этот раз его попытка выглядеть безразличным оказалось не такой удачной. – Ты о чем? Я тебе ничего не говорил о своих тайных кошмарах... То есть не сказал бы, даже если бы они и были.
О! Он нервничает... Отлично. А то Рей уже начала одолевать подленькая мыслишка, что этого укутанного в желтую броню чудака ничем не прошибешь. Ну, кроме выстрела из плазменного излучателя, конечно.
– Зачем же говорить, – протянула девушка, едва удерживаясь от пошловато-сладкого тона. – И так все ясно. Все-все-все ясно. Как на ладони.
– Да? – неподдельно удивился Уриил и посмотрел на свои руки. – Я вижу только линию жизни. Бесконечную. А страха... Его здесь нет.
Если Рей и ожидала реакции, то явно не такой. Притворное равнодушие, гнев, презрение, агрессия... Но не жест из арсенала маленького ребенка! Только не это! Это... Это... Просто безумие!
“Очередное за сегодняшнюю ночь...”, подумала девушка и неожиданно успокоилась. Нет, злость никуда не делась, отравленная ядом сомнений кровь натужно продиралась сквозь набухшие вены, а голова раскалывалась, как орех, по которому раз за разом ударяют острым камнем. И сил за последние несколько минут не прибавилось, наоборот, Рей чувствовала, что совсем скоро рухнет на землю, отдавшись благословенному забвению... Но здесь, сейчас, в этот самый момент она была в сознании и разговаривала ни с кем-нибудь, а с Архистратигом Уриилом. И не просто разговаривала...
– Надо же! – в темно-зеленых глазах сверкнула неприкрытая насмешка. – Значит, мне показалось, что кто-то пытался остановить меня... Ну, тогда, у колодца... Показалось?
Она склонила голову и, не моргая, уставилась на собеседника. Берет, который и так держался на честном слове, вот-вот грозил навернуться с головы, но девушку это не беспокоило. Как не беспокоил ветер или окружающий мрак...
– Я помню, – Уриил противоестественно быстро взял себя в руки, маска равнодушия на его лице вновь стала абсолютной... Рей даже позавидовала “господину Архистратигу”. – Но я удивлен. Ты не понимаешь такой простой вещи... Это как птица, не знающая, что такое крылья. Или рыба, испуганно бегущая при виде влаги. Это... Глупо.
Челюсть девушки чуть не отвисла, а сама Рей только и могла, что растерянно хлопать глазами. Да уж... Уел. Так просто и так безоговорочно... Как нашкодившего школьника, как не в меру самонадеянного студента, как зеленого новобранца, который считает, что весь мир у его ног, обутых в военные ботинки... Это и есть Сила? Одно из проявлений? Или... просто опыт? Рей сглотнула подступившую слюну, впервые задумавшись, сколько же на самом деле лет собеседнику...
– Ты нужна мне живой, – продолжал Архистратиг, не обращая ровным счетом никакого внимания на замешательство девушки. – И, по возможности, здоровой. А разрушение Сердца Леса Ивви повлечет за собой ликвидацию всего испытательного полигона. Иными словами, всем нам не поздоровится.
– Тебе-то что... Ты-то защитишься, не сомневаюсь.
– Как что? Ты не слушала? Ты нужна мне.
– Зачем? Какой толк от неопытного потерявшегося курсанта? Который, к тому же, играет чужую роль...
– Темарис, – коротко ответил человек в желтом пальто.
– Темарис?! – чуть не закричала Рей. – Он-то здесь причем!
– Ты не понимаешь, – очередной раз повторил Уриил, все больше походя на машину. На робота или существо с вживленными в мозг микрочипами. – Ты ничего не понимаешь.
“Вот заладил!”.
Злость вновь начала мутной волной подниматься сознании Рей, потихоньку завладевая телом. Как ни странно, сейчас это чувство придавало невероятно уставшей девушке силы...
– Не понимаю?
– Совершенно.
– Думаешь?
– Думаю, – Уриил намеренно сделал паузу, будто хотел добавить: “В отличие от тебя”.
– Не похоже! – огрызнулась Рей, уже совершенно не беспокоясь, как она выглядит в глазах одного из руководителей человечества. – Заладил одно и тоже! Не понимаешь, не понимаешь... Да с чего ты это взял?!
– Знаю.
Коротко и ясно. Как выстрел в висок. Как горящие воспаленным светом цифры на дисплее часов. Как печать под списком потерь. Невысказанные, но и без того понятные слова: “Вот и все”.
Изможденная девушка в армейской униформе, темноглазый мужчина в чудном одеянии и тоскливый вой ветра в кронах Леса Ивви... Подходящие декорации для начала настоящего разговора.

 

2

– Человек полагает предел тьме, – Архистратиг полностью вошел в Его образ, – а тьма полагает предел человеку. Ты нужна мне, но я обязан быть благодарным. Поэтому я отвечу на все твои вопросы и развею твое невежество. Итак... Что ты хочешь знать?
Без шуток, без попыток ударить в болевую точку или просто подколоть. Рей многого не понимала, в этом Уриил был отчасти прав, но одну вещь девушка знала наверняка – человек, величественной глыбой стоящий напротив, ждет ответа. Точнее, вопроса... Вопросов... Ее вопросов. Это Рей видела так же отчетливо, как и свою полную беспомощность перед почти божественной Силой.
– Зачем я тебе? – спросила девушка. Быстро спросила, слишком быстро...
– Отец положил меру земле и затворил врата моря, – Архистратиг даже на удивление не расщедрился. – И хоть я бледная тень Его тени, но Его длань коснулась лба моего. Но из всех вопросов ты задала этот... Неразумное Дитя.
Да уж... Спасибо хоть молниями с небес не поразил. Или в лягушку не трансформировал... Правда, судя по повадкам, ЭТОТ привык действовать иначе. Тоньше что ли, изящнее. Недаром одет так, словно только что из цирка с треском вылетел... Хотя, есть ли у этого выскочки вообще какие-нибудь возможности? Вопрос... Насущный, причем, вопрос. Но не задавать же его в лоб, правильно? Придется сыграть по Его правилам...
– Неразумное, значит, неразумное. Договорились, – жалобно-обиженный вид, который изобразила Рей, наверняка вызвал бы слезы умиления и восхищения у самых требовательных зрителей... Вот только единственным, кто наблюдал это минипредставление, был человек, больше похожий на бесчувственное бревно. – Тогда скажи... Почему?
Целое мгновение девушке казалось, что Архистратиг вот-вот рассмеется. Но Уриил только с безграничным равнодушием сверкнул глазами, в которых тьма сменяла свет.
– Ты хочешь бессмертия? – ироничные слова, сказанные лишенным эмоций тоном... мороз по коже. Качественный такой, арктический морозец. – Ты хочешь жить тысячи и тысячи лет? Ибо иначе ты не дождешься ответов на каждый вопрос почему. Почему восходит солнце, и луна находит свое место на небе? Почему идет дождь на землю безлюдную, на пустыню, где нет человека, возбуждая травные зародыши к возрастанию? Почему рождаются капли росы? Ты хочешь знать все это?
Надо же... Совсем непохоже на роль злого джинна из древних сказок. Кто-то рассказал Ему про срыв шаблона? Про импровизацию? Или Он действительно хочет ответить? Странно...
“Чего же он, в конце концов, добивается?!”.
– Нет, не хочу, – на этот раз Рей изобразила покорность. Не слишком натурально, только и Архистратигу глубоко безразличны все гримасы и ужимки собеседницы... – Тогда... Скажи, почему мир несправедлив? Почему Он... То есть, Отец, несправедлив? Почему Он допускает ТАКОЕ зло?
Тьма в глазах Уриила сменилась светом – холодным и бездонным.
– Что ты знаешь о зле, Дитя? Ведома ли тебе суть несправедливости? И как ты можешь судить Отца? – льда в голосе Архистратига хватило бы на пару ледниковых периодов. Но и это была лишь вершина айсберга... – Разум твой спит во мраке, так пусть узрит истину, наконец. Бог – жесток. Бог создал этот мир для собственной услады. Бог выше мирских бед и страданий. А сейчас... Бог спит и видит сны.
Сказать, что Рей была шокирована – все равно, что назвать древний атомный ледокол утлой лодчонкой. Девушка была повержена, сброшена в самые глубины земного ада, раздавлена, уничтожена, стерта в порошок и развеяна северным ветром. Только где-то внутри осталась маленькая робкая девочка, спрятавшая лицо в ладонях. Девочка, которая плачет и зовет родителей, зовет и плачет, и так – без конца... Да, у нее оставалась еще масса вопросов. Да, она могла забросать Архистратига сомнениями и требованиями уточнить, что же Он имел в виду. Но... все это было насколько глупо, настолько и бессмысленно. Перед Рей находилась стена – глухая и непреодолимая – на вершине которой холодно и безлико сияло недостижимое совершенство. Равнодушное в первую очередь к судьбам тех, кто внизу, под ним...
– Дальше, – Уриил бесцеремонно оборвал размышления девушки. – Я жду остальных вопросов.
“Остальных? С чего он взял...”.
– Ты забираешь наше время, Дитя.
– А я не спешу! – огрызнулась Рей. – И потом... Откуда такая щедрость? Просто ночь благотворительности... Только не говори, что хочешь задобрить свою жертву. Все равно не поверю!
– Слишком много суеты, Дитя, – Уриил поморщился и взглянул на нее, как на умалишенную. – Мне нет дела до твоих сомнений... Задавай вопросы, и продолжим.
Продолжим что? Балансировать на краю безумия, как канатоходцы? Только вот Архистратиг больше походит на нить, по которой идет Рей, на ветер, который пытается стянуть девушку вниз, и на холод, сжимающий мышцы. Да уж... Чистая стихия, впихнутая в человекоподобную упаковку. Причем, чистая во всех смыслах... Куда Рей до него, рядом с Уриилом девушка чувствовала себя закоренелым грешником, которого с нетерпением ждут в аду... хотя бы те же самые демоны Артиуса Хэйли. И, если следовать этой логике, все, что делает человек в желтом плаще – абсолютно справедливо. Преступнику самое место в тюрьме, сироте – в приюте или подворотне, а если посчастливилось умереть – добро пожаловать в преисподнюю.
“Горячие источники лавы ждут Вас, господин Рейнольд Мерри! Приятного отдыха!”.
В общем – куда ни кинь, всюду сплошные неприятности с острым металлическим привкусом. То ли крови, то ли свинца...
– Хорошо, – наконец, уступила собеседнику Рей. – Скажи мне вот что... Зачем ты здесь? Кто ты? Нет-нет... Я не про Силу, не про мифы о Спасителе или мечты об Избранном... Как ты стал тем, кем ты стал? То есть... Тьфу! Я хотела сказать...
Уриил поднял бледную руку, останавливая сбившуюся на бесконечное уточнение своих слов девушку.
– Я ведаю, – на миг тьма в глазах Архистратига стала удивительно живой и зовущей. – Знание не принесет тебе покоя... Поэтому слушай – человеком я был, человеком и останусь до самого конца. Усилия Габриэля тщетны – бездушному ученому не понять того, кто принял Отца. Мой творец, по недомыслию воссоздавший непостижимое могущество, упустил верный шанс... Сразу после эксперимента, когда, ослабевший и беспомощный, я взирал на мир глазами ребенка, он оставил меня в одиночестве. Я слушал пустоту, я видел пустоту, я чувствовал пустоту... Пустота стала всем, она везде – внутри меня, в самом сердце этого мира, этой планеты, этих людей. И теперь...
Человек в желтом плаще небрежно смахнул с плеча сухой листик, невесть откуда там взявшийся. Так, словно это было развлечением или слишком сложной для понимания игрой...
– Когда я закончу здесь, – все тем же равнодушным тоном продолжал рассказывать Уриил. – Когда я заберу твою Силу и Силу Леса... Габриэля ждет пренеприятнейший сюрприз. Полагаю, он будет доволен...
Архистратиг замолчал, его мертвенный взгляд вновь буквально вонзился в Рей.
– Еще, – потребовал он. – Вопрос.
Да уж... Ненасытный нашелся... Чертов информационный вампир... Девушка не успевала толком переварить уже сказанное, а этот подкидывал новые загадки, одновременно требуя “продолжения банкета”. Ага-ага. С Рей в качестве главного блюда... Причем, не отвертишься, не скажешься больной, и не сошлешься на прогрессирующую мигрень. Этот и лечить не станет – зыркнет своими черными дырищами, и весь обман тут же пойдет прахом. А следом – и сама обманщица...
– Хм... Эмм... Черт... Ладно, – никогда еще мысли Рей не работали с такой скоростью. – Это... Ты сказал – Сила. Моя и Леса... Ну, Лес еще куда ни шло – я видела колодец, я чувствовала всю эту муть... Но я? Я-то здесь каким боком? По-моему, ты меня с кем-то перепутал...
– Нет, – равнодушно возразила Истина в человеческом обличии. – Никакой ошибки. Ты нужна мне, как недостающая часть схемы. Давно, ты даже не представляешь, насколько, я нашел способ вырваться из клетки обязательств. Но мне не хватало одной маленькой детали. Частицы того, в чем все зародилось... А потом я нашел тебя.
Уриил повысил голос.
– Мери! Ты – Дитя Извергнутого Порядка. Его частичка хранится внутри тебя... Хотя ты этого не чувствуешь. Или чувствуешь? Мери!
Самодовольно приподнятый краешек губы, хищно раздувшиеся ноздри, черные волосы, которые, как шлем, прикрывают голову... Человек в плаще цвета усталого солнца казался закованным в латы рыцарем из древнего романа, а сама Рей – безоружным путником, которого эта железная махина решила поучить жизни. Нелепая аналогия, конечно, но соотношение сил такое же... Да, подруга, попала ты в переплет. И не просто попала, а еще и рискуешь навсегда в нем остаться. Как та муха в янтаре, откопанная пару миллионов лет спустя – мертвый памятник самой себе...
“Так-так-так... Надо сваливать, надо! В темпе и без оглядки. Пока Уриил не перешел с душещипательных бесед на телоубивательные действия... Но есть одна проблема. Серьезная проблема. Мегатонная даже... Как?! Как убраться с этой долбанной поляны?!”.
Рей в очередной раз восстала из пепла разношерстных мыслей, рвущих ее на части, как стая озверелых котов. Милая улыбочка, чистая зелень глаз, расслабленная поза человека, знающего себе цену. Все такое правдоподобное, все настолько натурально, что хочется поверить... И большинство людей клюнуло бы на эту приманку, умилилось бы и, недооценив противника, поплатилось потом за собственную неосмотрительность. Даже Дим запросто мог попасться... Хотя – вряд ли. “Курсант Рах”, запутавшийся в собственных личностях, был той еще хитрой бестией.
– Если я что и чувствую, – медленно начала Рей, с трудом отодвигая в сторону воспоминания о Димасе. – То это – раздражение и усталость. Сколько мне еще тут торчать? Наш глупый разговор становится все глупее, а ты пялишься на меня с таким видом, словно я тебе добрую половину своей жизни задолжала. Как на раба, вот... И вообще – что за Извергнутый Беспорядок? То есть Порядок... Кто его изверг? Вулкан чтоль? Или пьянчуга какой с желудком не справился? А?
– Нет, вулканы к сей истории касательства не имеют, – Архистратиг проигнорировал второе сравнение... ну и ладно, хотя бы ответил на вопрос. – Что до Порядка, который Извергнут из самого сердца мироздания... Сие – зеркало, дарованное свыше. Истинная инверсия среди грешников земных место себе нашедшая. Ты не понимаешь? А придется понять. Извергнутый Порядок – подобие бесовского камня алхимического, но не желания он исполняет, а отражает все, что коснулось его. Дряхлый старик перевоплощается в чистого младенца, извечно мертвое подает признаки жизни, а вода становится твердью земною.
– Бред, – прокомментировала Рей. – Бред лошади странной расцветки... Ну да ладно. Допустим, я тебе поверила. Допустим. Допустим, я даже соглашусь, что во мне есть частичка этой ерунды. Допустим. Но... зачем тебе этот, как его, Извращенный Порядок?
– Извергнутый, – механически поправил Уриил. – Сие свободу дарует мне. Долгожданную... Свободу...
Он перешел на заговорщицкий шепот, от которого у Рей самым натуральным образом кровь стыла в жилах, а потом... Девушке вдруг поплохело: мир покачнулся и стремительно возжелал совершить акробатический кульбит, тело перестало существовать, полностью отрешившись от непутевой головы, тьма стала ярче и контрастнее... Словно кто-то плеснул еще чернил. А потом – еще и еще. А потом...
“Близко...”.
Два удара сердца слились в один, возвращая ощущение нестерпимой боли. Будто раскаленная магма бурлила в венах, а в мозг поступал жуткий коктейль из сорвавшихся с поводка эмоций. Рей хотела плакать. Рей хотела смеяться. Рей хотела умереть прямо здесь и сейчас... Через секунду возродившись, как легендарная огненная птица. Рей хотела... Да... Именно этого...
“Прочь! Уходи! Проваливай отсюда!”.
Нечто в груди глухо заурчало, забивая стук сердца. Дрожь прокатилась по мышцам, так, что девушка едва не завопила во весь голос от жутких мучений – Рей казалось, что живьем погрузили в какой-нибудь жидкий азот, что холод, идущий отовсюду, уже проник под кожу и прочно обосновался на этом плацдарме, готовя новую атаку... Ей казалось, что Сила, рвущаяся изнутри, не оставит от жалкого человеческого организма и мокрого места, истратив всю плоть, всю кровь, всю жизненную энергию на собственное высвобождение...
Но так было бы слишком просто.
“Не скучай...”.
Все закончилось в одно мгновение – только что Рей была пленницей в средневековой камере пыток, а уже через секунду стояла, как и раньше, против Архистратига, высоко подняв голову и рассматривая человека в клоунском пальто, словно... Да, словно тот был неизбежным злом. А нечто, вырвавшееся из ее тела, нечто, разродившееся ехидным смешком напоследок, истаяло без следа, оставив девушке совершенный разброд в паре с шатаниями в мыслях и чувствах. И еще...
“Черт... Нет... Не может быть!”.
Кожа на ладонях едва заметно светилась, как бока у рыбин... Или, как после облучения. Радиация?! Да уж... Только этого не хватало... Рей, конечно, не была экспертом, но кое-что слышала – точнее, читала. В основном – в фантастических сказках, строящих из себя научные прогнозы, и в брошюрах по гражданской обороне. Контраст между двумя источниками информации был забавен... Но собственно информации и там, и там было немного. Поэтому Рей не могла сказать с уверенностью – что же за гадость оставило после себя невидимое нечто.
“Дальше будет хуже”, она повторила про себя слова Димаса, “значит эта дрянь явно не к добру. Но...”.
Бледно-серая полоска медбраслета затихла, как ветер перед бурей. Никаких сигналов тревоги, ничего угрожающего здоровью... Не стоит слишком доверять технике, тем более что в Лесу Ивви она не работает чаще, чем работает, но больше полагаться не на что... Порядком встревоженная Рей прикоснулась к браслету – холодно, потом к другой руке – настоящий лед. Такое ощущение, что все тело насквозь проморозили... Нет, не так, скорее вытянули все тепло. Но куда...
– Проклятая Геенна, чтоб ее, куда я попал? Воздушные ванны это неплохо, но температура низковата. Да и темнотища, хоть глаз выколи... Кому? Хе-хе... А это уж кому повезет. Или не повезет. Или... Может, чем полезным заняться? Я чувствую слабость в смертном теле, оно трещит по швам, как врата Ада под напором грешников... Постойте, смертное тело? Смертное?! Что за штуки?!
Свой монолог существо, некогда бывшее Архистратигом Уриилом, произнесло с немыслимой скоростью – слова сливались в один высокий звук, эхом отражавшийся от зеленых сводов над головой, и буквально ввинчивались в уши Рей. На какое-то мгновение девушка почти оглохла, отгородившись от мира спасительной пленкой тишины, но... Спустя пару секунд хрупкая защита рассыпалась, а движущиеся, как древняя бетономешалка, губы собеседника продолжали выплевывать фразы. На редкость безумные и на редкость прозрачные...
– Полагаю, на отдых рассчитывать не стоит. Оно конечно, горячие источники поднадоели порядком, только и тут далеко не курорт... Кстати, а почему, собственно? Островок в нужных широтах находится, солнца хватает, лесок имеется. Как закончится военно-полевая возня людишек – так можно заняться обустройством... Раз уж застрял на земле, надо попользоваться ею всласть. Зря что ль ждал кучу веков? Не-е-е-ет, теперь не отвертитесь! Жертвы хорошо, поклонение еще лучше, но... Точно! Подкину-ка я им одну игру... Свобода выбора называется. Подзабыл, конечно, ее правила, ну да ладно, как-нибудь управлюсь. Тем более что так и так все будет по-моему...
Разбившийся о живую стену Леса Ивви, разметавшийся по поляне, заполнив ее до краев, голос “Уриила” взлетел до небес, обрушившись на землю осколками льдистого града. Обжигая холодом, разбивая в пух и прах любые мысли о сопротивлении, вытравливая все чувства, будто кислотой.
– У меня это получится... – взгляд собеседника навалился на Рей, как ленивый вышибала из дешевого бара. Обволакивая, сжимая невидимыми пальцами, мешая дышать... – Правда, Мери?
Правда? Единственная правда во всем происходящем – то, что это не может быть правдой. Рей даже немного пожалела, что почти никогда не видела снов – познакомилась бы с безумием поближе и сейчас бы не потерялась, как маленькая девочка, у которой отняли конфетку. Здоровый и наглый хулиган из соседнего дома... Который теперь стоит и глумливо хихикает, вертя в грязных руках сладость. Который теперь хочет полностью насладиться своей победой...
“К черту!”.
– А кто ты такой? И что за чушь ты тут несешь? Может, объяснишь? И это... Верни прошлого. Ну, бывшего до тебя.
– Зачем? Его больше нет, и не будет никогда. Его время вышло... Выскочило за дверь реальности и скрылось в тумане неопределенного бытия. Хе-хе. Вот так вот. Есть вещи, которые даже я не могу обратить... – сказал “Архистратиг” нормальным голосом, одновременно перебирая бледными, как лунный свет, пальцами. – Это не река, которую повернуть вспять легче легкого, и не курица, которой одного моего взгляда хватит, чтобы вновь стать яйцом. Знаешь, такие яйца бывают? Куриные... Слышала? Может, у вас их больше не употребляют, я не особенно в курсе. Отстал, хе-хе, от жизни. Тут такое дело – если поспешил, перегнал жизнь, то умер, если неторопливо отошел в сторону – остался позади. Ни живым, ни мертвым. Даже не между ними. Забавно...
Он замолк, наблюдая, как окружающий мрак неумолимо отступает под натиском приближающегося утреннего солнца. Здесь, на поляне, пока еще было достаточно темно, но оба – и Рей, и человек в желтом пальто – понимали, что рассвет неизбежен. Причем, неизвестно, кто из них больше ждал восхода дневного светила...
– Да, чуть не забыл.
“Архистратиг” неуверенно шагнул вперед, зачем-то оглянувшись по сторонам. С каждым мгновением он все больше походил на простого смертного, а ореол божественности, принадлежности к какому-то высшему, непостижимому миру, тускнел, превращаясь в глухое и давящее присутствие Силы. Рей ощущала эту энергию, как недоброе море мутной воды, втиснутое в жалкое человеческое тело. Девушка чувствовала, так же ясно, как биение сердца, что в любой момент – хоть сейчас, хоть спустя секунду – непостижимое пальто песочного цвета может разлететься ошметками ткани, выпуская на волю равнодушную и безжалостную стихию. И Рей первой окажется у нее на пути...
– Отойди в сторону, пожалуйста, – попросил “Архистратиг”, делая еще один шаг к своей собеседнице, его глаза ожили, нервно забегав по кругу, а пальцы не могли найти себе места. – Позволь мне пройти. Пожа-а-а-алуйста. Так будет лучше для всех.
Он осторожно, проговаривая каждое слово, просил девушку отойти, а Рей казалось, что на неё со всех сторон обрушиваются хлесткие и жестокие удары невидимой плети. Не физическая, не душевная... Какой-то новый вид боли, не уступающий, а то и превосходящий давно знакомые. Смешенный с мазохистской радостью, затаившейся внутри, щедро сдобренный осознанием полной беспомощности...
– Отойди, отойди, отойди, – твердил “Архистратиг”, неожиданно переходя на “отвлеченные” темы. – Знаешь, только что родившемуся птенцу непросто выбраться из яйца – скорлупа мешает, а силенок маловато. Силенки-то все потрачены на превращение из зародыша в готовую к жизни особь. Не спрашивай, откуда я это все взял... Да ты и сама должна быть в курсе, чай, книжки читала... Ведь читала же? Вот... Значит, цыпленку... Пусть будет цыпленок, ладно? Так вот, цыпленку нужна помощь – или извне, или изнутри. Или мать разобьет клювом скорлупу. Или птенец где-то найдет силу и проделает сей маневр самостоятельно. Итак... Ты прекрасно понимаешь... Ведь понимаешь же, правда? Высший не станет помогать тому, кто пришел на погибель миру. Высший с удовольствием уничтожил бы меня... Если бы не Правила, по которым мы все тут играем. Да-да, в этом его интерес – последний из оставшихся. Так вот... Мне нужна Сила, чтобы окончательно родиться. Сила, немного силы... Отойди с дороги. И не мешай.
“Уриил” вновь замолчал и шагнул вперед. Шаг дался “Архистратигу” непросто, по крайней мере, делать следующий он не спешил... А Рей, застывшая на месте, как противотанковый еж из древних войн, не могла оторвать взгляда от хаотично бегающих зрачков – уже не черных, разрезанных пополам неведомо откуда взявшимся лунным светом... Или лучом лазера, скользнувшим вдоль земли на уровне головы человека. Вот только... Все эти догадки не стоили ничего и были лишь игрой воспаленного воображения девушки. Она прекрасно понимала, что сияние, пульсировавшее в центре зрачков собеседника, исходило из его головы. Изнутри. А глаза были чем-то вроде бойниц, сквозь которые запертая в “Урииле” Сила наблюдала мир.
Левый зрачок вновь дернулся в сторону, словно подгоняя вяловатый правый, приглашая поиграть в догонялки...
“Как крысы, обдолбанные электричеством”, подумала Рей, с маниакальным спокойствием ожидая следующего шага “Архистратига”. Да уж... Она читала про бедных зверьков, которые ради удара током через электрод, вмонтированный в мозг, исступленно жали на специальный рычаг. А когда люди, для которых страдания лабораторной крысы были просто предметом исследований, убирали этот “стимулятор”, несчастный белый комок начинал бегать по клетке, пытаясь отыскать способ вновь пропустить через себя электрический разряд. Обезумевший зверек беспорядочно метался, но раз за разом находил лишь стену... Точь-в-точь, как глаза “Архистратига”. Точь-в-точь, как сам “Уриил”. Точь-в-точь, как упрямая девчонка, решившая встать на пути жестокого Рока...
– Отойди, – тяжелый шаг, дыхание прерывистое и хриплое. – Отойди.
– Нет, – у Рей не было сил даже на усмешку. – И не надейся.
Он еще немного продвинулся вперед, она не шелохнулась. Ветер, было промчавшийся по ковру из палых листьев, вдруг растерялся, запутался в стволах деревьев и истаял без следа. Видимо, напряжение, пропитавшее воздух, подействовало и на него... Рей отметила это с удивлением, но настороженного взгляда с “Архистратига” сводить не стала. Позиция и без того крайне уязвима... Не стоит делать её еще более шаткой. И... Может, Рей повезет. Может, она сумеет дотянуть до рассвета – девушка почему-то была твердо уверена, что с восходом солнца зловещая Сила человека в желтом плаще пойдет на убыль. И, не менее твердо, она была уверена в том, что “Уриил” это знает. И знает, что она знает...
Два взгляда встретились, рассеченная светом тьма пронзительно сверкнула, отразившись в густой зелени, а нечто, отдалено напоминавшее человека, сделало еще один шаг. И сочувственно оскалилось, простирая беспокойные руки по направлению к девушке...
Ровно час до рассвета. Ровно десять шагов разделяет две человеческие фигуры... У которых осталось еще немного ночи.

 

3

Безразличный к творящейся вокруг суете, флегматичный до отвращения и расслабленный до безобразия, Гестас Рах задумчиво почесал подбородок и смачно сплюнул.
– Долго ждать... Не люблю.
– А что ты вообще любишь? – прищурился Мортимер Тамм. – Есть, спать, стрелять?
В армейской униформе он чувствовал себя неуютно, что выливалось в излишнюю язвительность. К тому же, из них двоих Морт был более эмоциональным, хотя со стороны и не скажешь. Со стороны они оба казались эдакими гранитными глыбами, которые мужественно переживают все невзгоды, с безупречной улыбкой отражая любую попытку вывести их из равновесия. Вот только... Если Гест действительно был спокойным и уравновешенным увальнем, то Морт скорее играл роль. Нельзя сказать, что неудачно – напротив, почти все окружающие купились на его маску, а некоторые – привет, Рей – так и вовсе считали курсанта Тамма едва ли не родственником Гестаса. Но сам-то Мортимер прекрасно понимал, что это не совсем правда... А точнее – совсем не правда.
– Я тишину люблю, – заявил Гест, размышлявший над важным вопросом – зевнуть прямо сейчас или подождать еще немного. – И когда все как всегда люблю. В общем, лишь бы перемен не было, а остальное переживу.
– Оно и видно, – мрачно изрек Мортимер, пытаясь справиться с нахлынувшим на него волнением. – Стоит себе, ворон... ой, то есть патроны считает, позевывает... да-да, не притворяйся мебелью, я-то прекрасно знаю, о чем ты сейчас думаешь... Так вот, позевывает и в ус не дует... то есть не в ус, а в нос... Или во что там? В общем, неважно.
– Что неважно? – “курсант Рах” приподнял бровь. Левую. – Все важно.
– Ага-ага, еще скажи, что тебе есть дело до всей этой суматохи. Скажи, что толпа тяжелых танков, которая вот-вот навалится на лагерь, тебя хоть сколько-нибудь беспокоит... Так я тебе и поверил.
– Почему же, беспокоит, – Гест ответил усмешкой на изумленный взгляд собеседника и обстоятельно, с чувством, с толком, с расстановкой, объяснил. – Меня беспокоит, что нам еще около получаса тут стоять и ждать, когда же эти улитки доберутся до нашей позиции. Хотя, какие полчаса... Больше. То есть, дольше придется тут торчать и на экран пялиться.
Он закончил проверять запасные обоймы и отложил их, вместе с автоматом, в сторону. Чтобы не мешали. Морт, заворожено следивший за этими манипуляциями, стыдливо подумал, что его-то оружие просто болтается за спиной, как досадная помеха. Нечищеное, непроверенное, непристрелянное... Все это курсант Тамм поленился сделать заранее, а сейчас дергаться поздно – не позориться же при товарище.
“Надеюсь, мне не придется им пользоваться... Это вон Гест пусть палит направо и налево. Ему нравится, вот и флаг ему в зубы. А я... Я подожду”.
Правда, чего именно он будет ждать, Морт не знал. Ну, не продвигались его мысли дальше банального – избежать неприятностей, отойти в стороны, переждать беду. Он принадлежал к тем людям, которые при виде грозы прячутся под крышу, вырубают электронику и закрывают окна. Мортимер Тамм никогда бы не позволил себе пробежаться под дождем, когда над головой сверкают молнии и раздается величественный рокот грома. Он никогда не стал бы рисковать...
– Расслабься, – посоветовал Гестас Рах своему приятелю. – Время еще есть, а от твоей нервозности никакого проку в бою не будет.
– Кто только что говорил о неприятном ожидании? – излишне резко парировал Морт. – Уж не ты ли? Кстати, с Димом нам пришлось возиться намного дольше... И ничего! Ты, почему-то, не ворчал. Наоборот, постоянно мне говорил: “Потерпи, он нормальный парень, просто нужно дать ему время придти в себя”. Говорил ведь?
– Говорил, – Гест степенно качнул головой. – И по-прежнему считаю, что был прав. Ты разве не видел тогда? Его состояние, его чувства... Он был, как мина без детонатора. С виду спокоен, но стоит серьезно зацепить... И все. Дим слетает с катушек. То есть, слетал, – поправил себя здоровяк. – Потому что сейчас, вполне вероятно, его уже нет в живых.
Неподалеку глухо громыхнуло, словно подтверждая слова “брата Димаса Раха”, Морт даже непроизвольно обернулся, но увидел лишь пару растерянных курсантов, не знающих, что им делать с рассыпавшимися по земле ящиками. На их счастье – пустыми, а то, будь там боеприпасы, могло не поздоровиться всем... В том числе и Мортимеру Тамму.
“Повезло? Да нет, весь лагерь уже вооружился, ничего удивительного, что в коробках ничего не было...”.
Морт поежился, на всякий случай припоминая богов и святых. Он не был религиозным, но защита высших сил никогда не лишняя... Ох, не лишняя! Мало ли какой казус приключится, мало ли какая опасность подстерегает в следующем мгновении. Кстати, об опасностях... Вот сидят тут двое курсантов, два увальня с автоматами и кучей патронов, сидят и рассуждают о всякой ерунде. Каждый своими мыслями занят... Хотя, какие у Геста мысли? Так, одна банальщина сплошная – вон, как с автоматом возится, словно тот маленький ребенок, за которым каждую минуту глаз да глаз нужен. Или форма, которую здоровяк приводит в порядок каждое утро – похлеще того же Рея будет. Тот хоть каждую складочку на одежде не проглаживает раз по десять... А зачем? Какой в этом смысл? Не лучше потратить время на что поумнее? Впрочем, чего это он... Гест всегда был таким, а Морт всегда снисходительно относился к причудам товарища. Получая аналогичное отношение взамен. Если начистоту – они составляли почти идеальную команду, в которой каждый дополнял каждого. Мортимер выступал в роли эдакого мозга, генератора идей и, по случаю, гибрида стратега и тактика, а Гестас был своего рода “мускулами”, силовой частью их дуэта. Еще он, по случаю, сдерживал излишне горячего товарища, противопоставляя нездоровому энтузиазму спокойствие и уверенность. Что, надо сказать, действовало на Морта отрезвляюще... Но сейчас курсанта Тамма беспокоили иные мысли. Не о приближающейся танковой лавине, не о войне и о том, что их всех, быть может, поджидают аккуратные ряды металлических гробов...
Мортимера Тамма тревожил Лес Ивви. И те, кто вчера ушел в этот Лес.
– Слушай... – Морт неуверенно облизнул тонкие бледные губы. – А с чего ты взял, что Дим мертв? Этот кадр живучее любой заразы... Не верится, что он просто так копыта откинет. Не такой он человек. Или... – глаза курсанта потемнели. – Ты что-то знаешь? Что-то, чего не знаю я? Скажи!
Собеседник не повелся на столь явную провокацию – ветер шумел листвой где-то неподалеку, оттенки неба смещались в сторону более светлых, а солнце готовилось показать свой край из-за размытой линии горизонта. Все это вызывало у Геста чувство крайнего умиротворения, переходящего потихоньку в умиление и восторженную мечтательность. Поэтому, на выплеснувшееся в словах раздражение Морта он ответил даже мягче, чем обычно.
– Адам, – здоровяк приподнял правую бровь и широко улыбнулся, словно только что хорошо пообедал и не менее хорошо подремал после этого самого обеда. – Адам Голод. Наш неугомонный админ игры.
– Ну? Он-то здесь причем?
– Притом, – Гест направил дуло автомата на безмолвную стену Леса. – Если ты заметил, Адам ушел после Дима. Один. Никого не предупредив. Не думаешь же ты, что он отправился цветочки собирать.
– Не думаю, – подтвердил курсант Тамм. – Но данных все равно маловато. Лично я вообще не видел, как админ по-тихому свалил из лагеря... Ты точно уверен, что видел, как он входил в Лес? И даже если так... Какая связь между ним и Димасом? С равным успехом наш доморощенный гений мог преследовать любого бойца... Любого!
– Нет, – здоровяк тяжеловесно качнул лохматой головой. – Адам, конечно, редкостный проходимец, но, при этом, далеко не дурак. Ох, не дурак! Зачем ему бросаться в самое пекло из-за простых курсантов? Какой смысл?
– Верно, никакого... – с подозрением косясь на собеседника протянул Морт. – Постой! А с каких пор Дим стал таким особенным, аж жуть?
– Так ты не заметил?
– Чего именно? – опасения росли и крепли. – Адама? Дима? Их вместе? Или чего?
– Взгляда.
– Чего-чего? Ты спятил! – Морт выдавил из себя неубедительный смешок. – Или гражданских фильмов пересмотрел? Где они друг друга слезами умиления заливают... И ловят каждое движение, жест или... да, взгляд. Ну-у-у-у... не ожидал от тебя.
– А зря, – в голосе Геста не было и тени несерьезности. – Иначе смог бы понять, как Адам относиться к нашему бывшему лидеру.
– Это ты Дима называешь лидером? Ха-ха! Ладно-ладно, молчу...
– ...И если бы ты меньше времени уделял самому себе, если бы ты больше смотрел по сторонам, то смог бы увидеть, как админ злится, замечая худощавую фигуру Димаса. Удивительно, но факт. Наш приятель, словно заноза, сидел в мыслях Адама Голода. Не знаю, постоянно админ игры думал о том, как разобраться со своим недругом или делал перерывы на сон и обед... Главное, что они враждовали. Следовательно, Адам решил воспользоваться моментом и убрать...
– Димаса Раха, – Морт в притворном ужасе выставил перед собой ладони. – Ладно-ладно, дальше можешь не продолжать – и так понятно. Но! – курсант чуть отстранился. – Неизвестно, кто из этих двоих выберется из Леса живым. Я бы поставил на Дима...
– И проиграл бы, – “брат Димаса” закинул автомат за спину и с напускной небрежностью отряхнул маскировочную куртку. – Забыл, на кого работает главный информатор академии?
– Леди Ив... Шеф Китомура...
– Если бы. С ним контактирует человек из самых верхов... Причем, я не уверен, что это вообще человек.
Гестас вздохнул и как-то обмяк, недвусмысленно показывая, что пора завязывать с темой Димаса Раха. И правда... Тут скоро заварушка начнется, натуральная мясорубка с непредсказуемым исходом и многочисленными жертвами, а они сидят и треплются почем зря. Как птицы на своем базаре, только пуха с перьями не хватает...
– Надо бы это... Подготовиться, – Морт кивнул в сторону экрана с белыми прямоугольниками танков. – К этим. А то за задницу нас схватят, и пикнуть не успеем.
Его приятель только плечами пожал.
– Готовься. Вон, хотя бы автомат почисти, да обоймы проверь.
– Да ну тебя... – злые огоньки вспыхнули в глазах курсанта, но, почти сразу, погасли, оставив темно-серую глубину зрачков неприкосновенной. – Я серьезно говорю.
– А я серьезно отвечаю, – Гест сделал вид, что отряхивает ладони. – У нас есть только автоматы, да патроны к ним. Ну, еще немного гранат на складе, плюс чуть-чуть взрывчатки... Максимум, сумеем пару ловушек соорудить. И то вряд ли – нас ведь этому толком не учили. Да и времени нет...
Морт отмахнулся. Все эти соображения он давным-давно перебрал в уме и пришел к аналогичным выводам. Шансов у них нет. Ноль целых, ноль десятых. Дырка от бублика, в общем... Но! Можно хотя бы подергаться, как рыба на крючке, глядишь, и леска оборвется, глядишь, и путь к отступлению образуется... Мало ли, выбора все равно нет.
– Есть у меня одна идейка, – курсант Тамм хитро взглянул на приятеля. – Скажи... Как ты относишься к излучателям плазмы?

Робкий свет пока не взошедшего солнца наполнял поляну, как вода наполняет пробитый трюм судна. Тьмы оставалось довольно, и этот мрак отчаянно сопротивлялся, не желая умирать. Прекрасно понимая бесполезность борьбы, он дергался, как живой, и отступал рывками, постепенно скапливаясь под защитой густых крон. Он буквально обвивал стволы деревьев, которые еще минуту назад были чернильно-темными, а сейчас угрюмо серели, ожидая очередной трансформации. Скоро в небе вспыхнет жирный полукруг солнца, скоро Лес окрасится в желтые, зеленые и темно-коричневые цвета... Скоро...
Две фигуры, стоявшие на одной линии с загадочным колодцем, не обращали никакого внимания на мелкие корректировки пейзажа. Тем более что изменения в окружающей действительности были совсем незначительными – так, небольшой завершающий штрих художника, легкий мазок кистью и только. Важно для скучающего наблюдателя, но не для тех, кто сейчас буквально схлестнулся в безжалостной молчаливой схватке взглядов и мыслей.
“Стой... Стой...”.
Уговаривала себя Рей, с каждым мгновением теряя уверенность. Какой смысл бороться с воплощенной стихией? Какой смысл оставаться у нее на пути? Девушка не знала, а даже если бы у нее имелся ответ... Это ничего не меняло. Она могла как угодно относиться к своему же собственному упрямству, но факт состоял в том, что, единожды приняв решение, Рей почти никогда от него не отступалась. Перла вперед, как железнодорожный состав со сломанными тормозами. Перла, пока не сбивала лбом табличку: “Нет пути!”...
Молчание, царившее на поляне, с каждой минутой показывало все новые и новые грани. Сперва Рей чудился в этой глухой тишине некий вызов, угрожающий ей лично. Как недвусмысленная табличка рядом с высоковольтной линией, когда еще не услышав осиного жужжания проводов отчетливо понимаешь что к чему. Потом опасения сменились тупой усталостью – молчание, вопреки словам древних, становилось отнюдь не золотом, а ртутью – гибкой, подвижной и невероятно тяжелой. Она обволакивала, как вода – любителя глубинных погружений, она давила – в первую очередь на виски, на горло, мешая концентрироваться, внося хаос в мысли. Ее было слишком много, этой тишины. Просто слишком много...
Прошло полчаса, и Рей вдруг увидела, что за тишиной, за нависшим над поляной, как дамоклов меч, молчанием – ничего нет. Вообще ничего – ни смысла, ни цели, ни даже чувств. Девушка всмотрелась в “Архистратига”, пытаясь найти ответ хотя бы в мутных глазах “Уриила”, но тщетно, она только заметила, что “противник” остановился уже в паре шагов от нее. А было десять... А теперь два... Совсем немного осталось...
“Может, бросить все к черту? Он ведь пройдет... Так или иначе... Через мой труп, если понадобится... Если он захочет – я вообще перестану существовать... Вот так... Просто... Как щелчок пальцами...”.
Эти мысли, похожие одна на другую, каплями воды падали вниз, подтачивая уверенность Рей. Девушка, еще полчаса не сомневавшаяся в правильности своего выбора, сейчас самым натуральным образом терзалась – а правильно ли она поступала, а стоит ли играть в игры с почти божественной силой? Раньше, день, два, три назад, ответ был бы однозначным – стоит, и думать не о чем. Но это раньше, когда еще не было этих тридцати минут глухой, беспросветной тишины...
“Уриил” вновь чуть двинулся вперед. Равнодушно и молчаливо, как машина.
“Один шаг... Времени колебаться не осталось... Совершенно... Надо бежать! Да-да! Бежать!”.
Ноги непроизвольно напряглись, а руки сжались в кулаки, словно это могло защитить Рей от надвигающейся реальности. Девушка, застывшая на той грани, что отделяет решение от действия, готовая броситься наутек, открывая “Уриилу” прямую дорогу до злополучного колодца, непроизвольно бросила последний взгляд на своего “врага”. Просто, на всякий случай, а еще потому, что где-то внутри едва слышно прозвучали слова Дима. Какая-то насмешка, какой-то укол по поводу излишней эмоциональности...
Рей посмотрела на “Уриила”. Очищенными от навязанных самой себе иллюзий глазами, прозрачным взглядом стороннего наблюдателя, которым она стала, решив убраться с пути “Архистратига”. Посмотрела, на миг развеяв густую пелену отчужденности, в которую “Уриил” кутался, как в броню. И... Все поняла.
“Боже... Что я сделала... Что я чуть не сделала... Ошибка... Нет, это даже ошибкой назвать нельзя... Безумие – вот наиболее подходящее слово...”.
Девушка твердо стояла на месте, наконец, избавившись от мрачного очарования тишины. Безмолвие было своего рода гипнозом – теперь Рей в этом не сомневалась – который чуть-чуть на нее не подействовал. Не хватило какой-то мелочи... Или какая-то мелочь спасла девушку. Может, голос Дима сбил ее с наезженной колеи мыслей, а может, что-нибудь еще... Теперь неважно. Теперь важнее другое.
Тот, кто стоял в шаге от Рей. Тот, кто заварил всю кашу. Тот, кто назвался “Архистратигом Уриилом”...
Он не был злом. По крайней мере – в привычном для людей понимании. Никаких демонических черт во внешности или в характере, никаких кривых рожек, мохнатого хвоста или грязных копыт. Некто в желтом, как пожухлые листья, плаще был слеплен из плоти и крови – как любой человек – и не выказывал никаких признаков принадлежности к потустороннему миру. Его тело не было призрачным телом духа, его глаза не были глазами обезумевшего фанатика, отдавшего душу темным силам. И даже к этим самым силам он не имел никакого отношения...
Да, “Архистратиг” не являлся воплощением зла. Он был отрицанием. Абсолютным, безупречным, непревзойденным отрицанием реальности. Не инверсией, как Извергнутый Порядок, а отрицанием существования чего бы то ни было. Добра, Зла, Бога, Спасителя, самого мира... Воплощенная в человеческом теле пустота явилась перед простой девушкой по имени Рей, невидящий глаз самого небытия смотрел на бывшего “курсанта Мерри”, напрочь убивая мысли и чувства, завораживая, притягивая к себе, поглощая... В этом и заключалась суть существа, звавшегося “Архистратигом Уриилом”, в бесконечном отрицании всего и вся, в превращении мира в отсутствие мира, реальности – в нереальность. В то, чего нет, и не было никогда...
Похожий на любого из людей, “человек” в желтом плаще приветливо улыбался, пряча в глазах пронзительный неземной свет. Сейчас ему оставалось лишь восстановить силы, напитать тело энергией, как напитываются водой ссохшиеся корни пустынной травы, после чего реальность начнет отсчитывать свои последние часы. И, самое главное, “Уриилом” двигала не слепая жажда власти или разрушения. “Архистратига”, прошедшего за свою жизнь через все круги ада, не интересовали слава и регалии бренного мира, совершенно не интересовали...
И потому он был страшнее любого, самого изощренного и могущественного, зла.
– Склонись пред неизбежностью, – “Уриил” начал монолог свихнувшегося от крови маньяка, присматривающего очередную жертву. – Упади на колени, устрашись, взывай к небесам. Ты не получишь ответа, но придешь к осознанию своей бренности. Ты – человек. Ты – песчинка в пустыне вечности. Ты – ничто для вселенной. Мы похожи, хотя и находимся по разные стороны зеркала... Да-да, зеркала. Читала древнюю книгу про зазеркалье? Про мир, который существовал, не существуя? Читала ведь? Знаю.
На доли секунды прерываясь, наверстывая время потерянное в паузах со стремительностью падающего на планету астероида, “Архистратиг” говорил, говорил и говорил. Словно стена молчания вдруг в одно мгновение взорвалась изнутри, разлетевшись во все стороны осколками мыслей. И эти мысли были невероятно чуждыми...
“Сейчас он или нападет на меня... Или сведет с ума... Этим безумным словесным потоком... Как речь политика... Или пропащего болтуна... Но там хотя бы смысл есть... А в бреде Уриила... Его в принципе быть не может... Даже отдельные фразы, хоть и звучат логично, кажутся совершенно иррациональными...”.
Да уж... Невеликий выбор: или стоять до последнего, или предпринять действия, лежащие далеко за гранью здравого смысла. Сделать эдакий финт ушами, вывернуть все наизнанку и превратить минусы ситуации в плюсы. Как там говорили в древности? Превратить поражение в победу? Тем более что Рей далеко не на перепутье сейчас находится и даже путь, ведущий назад, подчистую отрезан. Мосты сожжены, а белый флаг втоптан в придорожную грязь. От греха подальше...
– Сгинь, нечисть, – Рей будто разделилась на две части, одна из которых отчаянно уцепилась за ускользающую спасительную мысль, а другая, выставив перед собой щит из штампов, пыталась отвлечь противника. – Тебе нечего здесь делать. Проваливай обратно в ту преисподнюю, откуда только что вылез.
Смело, очень смело. Настолько смело, что сложила бы через мгновение девушка свою симпатичную, но не очень осмотрительную голову, если бы... Если бы она сказала что-нибудь другое. Любые слова, отличающиеся от того, что жаждал услышать “Уриил”. Поклонение, мольбы, слезы, слепая ярость... Все неминуемо вело к неприметной строчке в списке боевых потерь. Но...
Рей, сама не догадываясь об этом, угадала запретную формулу, считавшуюся просто глупой сказкой. Правда, не меньшей сказкой было и существо, вырядившееся в клоунский плащ и полночи метавшееся между Спасителем и Губителем. Этого просто не может быть, очередной раз сказала себе девушка, но это есть. Да уж... Отрицать реальность можно сколько угодно, но когда сталкиваешься с настоящим, воплощенным Отрицанием, большинство юношеских протестов сходит на нет. А сам мир, в котором сейчас живешь, теплеет и становится ближе.
– Чего медлишь? – спросила Рей, пока еще не собиравшаяся умирать. – Нападай! Бей, круши, убивай! Все равно с дороги не уйду...
– Не уйдешь? – повторил бывший Архистратиг. – Это глупо.
– А я вообще... – криво усмехнулась “курсант Мерри”. – Очень глупая девчонка. Лови!
Она резко махнула рукой перед лицом – своим и “противника” – словно выбрасывая что-то из разжавшейся ладони. Песок или горсть камешков... “Уриил” не мог знать наверняка, поэтому, послушная следуя инстинктам плоти, прикрыл глаза... И совершил фатальную ошибку, исправить которую было не в его силах...
– Раз. Два. Три.
По слову на выдох. До радужных кругов в глазах. До осколочной боли в измотанных мышцах. До раскалывающегося на скорлупки черепа... Противник замешкался буквально на пару секунд, но и этого времени Рей хватило, чтобы, резко развернувшись, стремглав метнуться к серому камню колодца.
– Раз. Два. Три.
На её счастье корни и ветки не бросались под ноги, как цепные псы Леса, а деревья не шумели, предоставив двум человеческим теням разбираться друг с другом самостоятельно. Позиция нейтрала... Как банально... И, с одной стороны, на руку Рей, ведь у девушки и без Леса Ивви хватало головной боли. Но имелось и другое соображение...
“Ловушка! А что если... Лес специально ждет, кто выйдет победителем из нашей с Уриилом схватки, которая нисколько не напоминает дуэль или поединок... Ничего из этого... Просто бешеные тараканьи бега, где каждый участник не о финише думает, а о том, как бы половчее улизнуть...”.
– Раз. Два. Три.
Последний рывок, последняя пара шагов... Рей вцепилась в камень колодца, как утопающий – в жалкий древесный обломок. Она буквально впилась пальцами в холодную шершавую поверхность, причем, совершенно не чувствуя этого холода. А потом, не тратя драгоценные секунды на сомнения, зачерпнула полную ладонь на удивление теплой воды и выпила залпом. Даже не ощутив вкуса...
“Приятно”.
Девушка словно покачивалась на волнах, ее мысли уносились далеко-далеко, утопая в чем-то мягком и пушистом.
“Как в Раю”.
Величавая музыка коснулась её сознания, растеклась по телу приятным блаженством, успокоила напряженные нервы. Веки сомкнулись против воли Рей, а нос потревожили пряные ароматы, смешанные с запахом свежесрезанных роз... Девушке никогда не дарили цветов, а роскошных алых красавиц она видела только через стекло витрины, но непостижимым образом Рей знала, как они пахнут...
“Прощай”.
Картинка треснула, как стена старого дома, непрочный мирок иллюзий начал рушиться вниз, обнажая реальность... И это, новое, было на редкость неприглядным. Как раз тем, чего Рей не хотела видеть...
Боль. Грязно-желтые разводы на осколках счастья. Краска, которая давно засохла и потрескалась. Которая отходит, падая вниз уродливыми ошметками. А за ней – ничего. Ни ясности, ни конца. Только беспросветная бурая муть...
Страх. Этот поинтереснее – серая амеба, меняющая оттенки со скоростью хамелеона. То агрессия, то полное подчинение, но главная нить, главная идея, прослеживающаяся в этих метаморфозах – отсутствие какой-либо логики. И смысла, конечно же... Просто бесконечный показ строгих нарядов, где вся соль – в нюансах... Непосвященным не понять, а посвященные наслаждаются своим положением...
Гибель. Черная плесень на стенах, гарь, застилающая небо жутким саваном. Как гниль в глубине зубов, разрушающая их до основания, как жирные языки черного пламени, жадно пожирающие все, до чего могут дотянуться... Дерево осыпается невидимой пылью, а мощные стены – просто горстка щебня...
Рей видела только картинки, она даже не понимала полностью этого немыслимого букета чувств и мыслей. Просто не могла понимать... Как полуголодный человек, которому устроили ресторанное пиршество, не отличает изысканного блюда от черствой корки хлеба, так и девушка, которой всегда приходилось скрывать свое истинное я, свое восприятия мира, не могла ощутить всех тонкостей безумной череды образов. Впрочем, она и не пыталась...
Рей была очень умной девушкой. Ей не нужно было объяснять суть происходящего – она и без того прекрасно осознавала, что вода, буквально испарившаяся из колодца, крик “Уриила”, взорвавшийся где-то сзади, несколько секунд безумного калейдоскопа причудливых ассоциаций – были звеньями одной цепи. А в самом конце, там, где ошейник, три пары пылающих глаз.
Цербер. Мертвый Страж погибшего Леса.

Стремительно растущий ствол взметнулся к бледным небесам с проворством жениха, спешащего на встречу с невестой. На нем не было веток и листьев, но Гестас, едва-едва успевший отскочить в сторону, только покачал головой, подумав, что с этой самой черепной коробкой могло бы случиться, будь ее хозяин не столь проворен. Ведь устремившееся вверх новоиспеченное дерево ничуть не уступало прочим. Как по толщине, так и по высоте...
– Лихо, – присвистнул “брат Димаса”. – А нам говорили, что Лес не продвинется дальше границы...
– Пустой стаканчик из под тоника – вот цена их болтовне, – Морт с вполне объяснимым трепетом смотрел, как сквозь прочную кору проклевываются пока еще слабые веточки. – Неважно, какую лапшу они вешали на наши разлапистые уши... Сейчас не до голой теории. Сам понимаешь...
Ростки окрепли, превратились в голые ветки, на которых, спустя минуту взбухли волдыри почек. А буквально через считанные мгновения, словно зеленая волна пронеслась в воздухе, обряжая новоиспеченное дерево в опрятный наряд из свежих листьев. Задумчиво шелестящих на ветру...
– Лихо, – повторил Гест, на этот раз спокойнее. – Обрастаем, однако.
– Ага, только навряд ли в плане лагеря отведены места под зеленые насаждения... Слушай, а что если это начало нашествия? Ну, Леса на весь мир.
– Шутишь?
Гестас скептически обозревал то тут, то там видневшиеся кроны, видимо считая, что это – недостаточная причина, чтобы проявлять беспокойство. Вот если бы весь лагерь вдруг зазеленел... Или расцвел... Или порос мхом... Вот тогда-а-а-а-а...
– Шучу, – с неохотой согласился Морт, ему, конечно, хотелось еще немного поиграть словами, но увы, ситуация не располагала. – Отчасти... Слушай, а эта молодая поросль – она нам на руку или нет? С одной стороны, конечно, маскировка, прикрытие и все такое... А с другой... Не просто же так они тут... кхм... вознеслись. Должна быть причина, которая, наверняка, нам не понравится.
Его приятель уставился на курсанта. Долгий немигающий взгляд Геста заставил Мортимера понервничать, переведя мысли юноши в более приземленную плоскость – чего ожидать от товарища и может ли в тихом омуте завестись батальон чертей-спецназовцев? Так и не найдя ответов на эти животрепещущие вопросы, Морт обреченно вздохнул.
– Ладно... Давай установим плазменный излучатель.

 

4

Лес напоминал испытательный полигон для особо одаренных солдат, а некто Адам Голод, медленно пробирающийся через густые заросли – зеленого новичка, которому все здесь в новинку. На самом деле, конечно, админ знал местность лучше, чем схему коридоров академии, но вот уверенности у него порядком поубавилось. Нет, юноша не встретился с несуществующими повстанцами, нет, он не поплыл, надышавшись довольно-таки безвредным наркотиком, витающим в воздухе Леса Ивви. И даже планы курсанта Голода пока пребывали в относительной безопасности – никто не знал, что он здесь, никто не знал об его целях, никто не собирался сплясать танец на его бренных останках...
Проблема была не в этом.
“Почувствуй себя живым... Не самое лучшее время. Неудачное...”.
Он шел, подволакивая правую ногу – наступил на острый корень, торчавший из земли. Если бы юноша не знал, что собой представляет Лес, то мог бы грешить на происки коварного “древесного разума”. Мол, все деревья, собранные воедино, составляют гигантский суперкомпьютер, в котором зародились проблески интеллекта... И уже этот самый интеллект пытается остановить опасного нарушителя. Правдоподобно? Да не очень. Прочитай Адам статью на такую тему – счел бы автора большим выдумщиком и охотником за дутыми сенсациями. Реалистично? Как ни странно... да. У юного гения были все теоретические выкладки, вся информация прямо из экспериментальной лаборатории. Адам в один из дней попросил ее у Габриэля, а тот не стал отказывать своему лучшему агенту. В конце-концов, Лес Ивви – не самое важное звено в цепи планов Архистратига... А вот для админа этот “полигон” представлял немалый интерес – шутка ли, лес на полострова, еще и не совсем настоящий при этом. Не искусственный, не натуральный, не живой и не мертвый. Когда Адам в первый раз прочитал сухие строчки отчета, он даже испугался – слишком сильное сходство виделось юноше между курсантами академии “Рассвет” и деревьями Леса Ивви. Оно, конечно, люди не растения, но... Кто знает, кто знает...
“Кто знает, сколько мне еще тут париться?”.
Нога безжалостно ныла, ухудшая и без того не слишком радужное настроение админа игры. Еще эта чертова вена... Притихла и молчит, никаких признаков жизни не подает. Будто выжидает чего-то... Причем в тот момент, когда особенно нужна Адаму! Словно назло своему хозяину... А может, ей кто-то дал приказ. Но... кто? Контроль над инородной жизнью – уровень Архистратига, не меньше. Причем, о наличии у скромного курсанта внешней модификации класса “Примат”, знали только в секторе Разработок и Исследований. Завелся стукачок? Кто-то сливает информацию на сторону? Маловероятно, хотя и не исключено. Тем более, что в последнее время остальные Архистратиги зашевелились, проявляя невиданную для них активность. Летняя жара сказывается, не иначе... Ну. ничего, скоро они с Габи устроят всем настоящее адское пекло.
“Скоро... Совсем скоро”.
Адам вымученно улыбался и буквально полз вперед, его темные глаза, в которых не отражалось ни капли света, беспокойно шарили по земле, пытаясь отыскать в ворохе палых листьев что-то стоящее внимания. Безуспешно...

Солнце отсчитывало минуты до своего появления, Лес Ивви затих, настороженно ожидая слепящих лучей, а на поляне, где два почти человека разыгрывали между собой партию с очень высокой ставкой, события развивались со скоростью горного обвала. Одно цепляло другое, другое – третье... И поздно было пытаться остановить цепь неизбежностей.
...Рей показалось, что она провела у колодца целую вечность, но, вынырнув из небытия, девушка поняла, что прошло всего-навсего две или три секунды. Совсем немного времени, вполне можно списать, как допустимые потери, но... Рядом был разъяренный “Уриил”, а не добродушный мишка из старого мультика. И охотился “Архистратиг” отнюдь не за медом...
Что-то белое и неясное промелькнуло в воздухе, что-то столь же быстрое, как устремившаяся за добычей змея... Если бы Рей сразу не “отвалилась” в сторону, то уже считала бы цветы в райском саду. Или наслаждалась всем спектром адских мук. Это уж как повезет... Сокрушительный удар “Архистратига” пришелся на то место, где только что находилась голова девушки. Он опоздал буквально на одно мгновение... Но, все-таки, опоздал.
Когда Рей отскочила еще на пару шагов в сторону, её наполненные скрытой тревогой глаза сразу же метнулись обратно, к колодцу. Туда, где, копируя позу атакующего богомола, стоял “Архистратиг”. Скрюченные руки прижаты к груди к груди, резкий свет в черных зрачках колеблется, как цифровая диаграмма звуков. Вверх, вниз, вверх, вниз... Было в “Урииле” что-то птичье, что-то от животного, а, если точнее, по чуть-чуть от всех живых существ мира. А потом он склонил голову на бок, мгновенно перейдя из состояния крайней озлобленности к прежней равнодушной отрешенности от земной суеты.
– Глупая девчонка, – сказал “Архистратиг” пустым голосом. – Ты хоть знаешь, что ты сотворила?
Какой глупый вопрос... Он бы еще спросил – почему Земля вращается вокруг Солнца или почему вместо воды курсантам и солдатам дают этот мерзкий тоник. Да уж... Рей и не предполагала, что ее враг окажется любителем пустопорожних бесед. И риторических вопросов... На которые сам же и дает ответ. Вот нелепость...
– Нет, – девушка состроила презрительную мину, которая, правда, совсем не вязалась с её довольно плачевным видом. – Вижу только, что тебе это не нравится... А, значит, все в порядке.
– Глупая девчонка, – похоже, “Уриилу” нравилось ее так называть. – Ты видишь только то, что у тебя под носом. Как голодная собака, которой бросили кость. И для которой весь остальной мир перестал существовать.
– Сам ты собака, – огрызнулась Рей. – А кости я не люблю, я мясо люблю.
– ...ты помешала мне, но погубила всех. Весь Лес.
– Да ладно! Хватит уже мне мозг туманить! Нашел маленькую девочку, тоже мне...
– Ты уничтожила сердце. Организм без сердца существовать не может. Его ждет неминуемая гибель. А вместе с ним погибнут и все те, кто оказался в его пределах...
“Архистратиг” небрежно махнул рукой, закованной в черную перчатку.
– Прощай, глупая девчонка, уже не увидимся.
Через мгновение на поляне осталась только Рей, с удивлением провожавшая взглядом плавно скользящий по воздуху желтый лист...

Гест неторопливо, чуть ли не зевая, возился с излучателем. По нему и не скажешь, что курсанта волнует что-то, кроме небольшого экранчика с рядами непонятных символов. Танки неумолимо надвигались на лагерь, деревьев, пробившихся из-под земли, становилось все больше, а Гестасу – хоть бы хны. Не то что бровью не повел, даже не посмотрел в сторону. Закопался с головой в настройку плазменного излучателя – и пропади все остальное пропадом.
С одной стороны, Морт, понимал, что в таком подходе есть много плюсов. Ну, не тех плюсов, которые погребают под собой любые минусы, а мелких, но важных плюсиков, серьезно облегчающих жизнь. Таких, как надежность, например – его приятель угробил кучу времени на свой автомат, зато, в этом Мортимер Тамм был на сто десять процентов уверен, оружие не подведет в решающий момент. А, значит, Гест и “мини-пушку” настроит, как часы... Но, кроме плюсов, имелись также и минусы, основным из которых было время. Точнее, все они, так или иначе, этого самого песка, просыпающегося сквозь широко расставленные пальцы, касались...
– А побыстрее нельзя? – не выдержал Морт. – Танки будут здесь с минуты на минуту. Вот долбанут по нам – только выжженная земля и останется.
– Не мельтеши, – не глядя отмахнулся Гест. – Мешаешь.
Курсант Тамм после таких слов просто не мог спокойно устоять на месте. Он заходил кругами, отшвыривая в сторону хрупкие листья и тревожно косясь на довольно хлипкую конструкцию, с которой возился его приятель. Понятно, что “пушка” такая скромная только на вид, но ведь и в бою эту штуку они еще не испытывали. Точнее, испытание-то будет, но оно может стать первым и последним – как для плазменного излучателя, так и для двух курсантов, решивших сделать ставку на это оружие.
– Ну? Скоро там? – Морт нервничал, и его можно было понять. – У нас еще пять-шесть минут есть, не больше! А потом...
– А потом – суп с котом, – Гест блеснул знанием древних поговорок. – Постой ты спокойно хотя бы до начала боя... Успеешь набегаться.
– Кстати, о птичках... То есть, о пушках, – юноша вдруг остановился и задумчиво обвел взглядом светлеющий горизонт. Солнце пока не появилось, но это было лишь делом времени... Как и танки регулярной армии. – Кто из этой штуки стрелять будет? Могу я, все же в тире результаты получше твоих показывал...
На это “брат Димаса” только пожал широченными плечами. Получилось очень внушительно и убедительно. Как и последовавшие за этим слова.
– Ты не путай, – увесисто проронил Гестас. – Тир и настоящий бой. У тебя уже сейчас поджилки трясутся, а что будет, когда танки начнут в упор по нам лупить?
Морт сглотнул, его излишне живое воображение мигом нарисовала последствия выстрелов из крупнокалиберной пушки. Развороченная земля, разломанные ветки, иссеченные осколками и залитые собственной кровью тела... Это – в лучшем случае... А в худшем... Мортимер Тамм закрыл глаза, он даже думать не хотел о подобных “перспективах”.
– Ладно-ладно, я все понял, – с напускной неохотой согласился юноша. – Ты главный, ты стреляешь... А мне чем заниматься в это время? Прикрывать твою здоровенную задницу с автоматом?
– Нет, – отрезал Гест. – Будешь подавать батареи.
– Батареи?! – изумился курсант. – Зачем?!
– Затем, что автоматика тут настроена особым образом... Исключительно на стрельбу по лагерю и больше ее ничто не волнует. А перенастроить все я уже не успею... Поэтому, просто отрублю эту ерунду к чертям и переключу пушку на ручное управление.
– Звучит не слишком-то весело...
– Нормально, – с неожиданным для себя озорством, Гестас подмигнул приятелю. Словно они оба были детьми... – Нас же двое – сойдет за один автоматический контур. Я буду наводчиком и стрелком, ты – линией обеспечения. Главное, батареи вовремя подключай – а остальное я беру на себя...
– Ты уверен? – с сомнением протянул Морт.
– Вполне, – “брат Димаса” довольно усмехнулся и похлопал по излучателю. – Более чем уверен...
Договорить он не успел, потому что прямо в этот момент мир потонул в обжигающем грохоте – один из ведущих танков судорожно дернулся и выплюнул снаряд, ослепительно разорвавшийся прямо в центре лагеря. Несчастную палатку, оказавшуюся не в то время и не в том месте, снесло подчистую вместе с добрым количеством земли. А показавшееся над небом солнце скорбно излило вниз потоки холодного света...
И это очень походило на слезы.

 

5

Цепочка за цепочкой – вся жизнь лишь бесконечная последовательность серых звеньев. Только оттенок разный... Вот и Лес Ивви, которым Адам Голод был сейчас ограничен, такое же звено, почти не отличимое от прочих. А в нем – куча звеньев поменьше. Деревья, земля, листья, звери... Хотя нет, зверей админу игры пока не попадалось. Да и не могло попасться... По определению.
Он мрачно хмыкнул и пошевелился, стараясь не тревожить больную ногу. Пальцы руки касались холодного металла, мысли были чисты и прозрачны, как ключевая вода. Ключевая... Адам никогда бы не подумал, что может стать чем-то вроде ключа к решению собственных проблем. И уж тем более не предполагал, что таинственный Мани Пуллит превратится в его личную головную боль... Однако приказ Архистратига был недвусмысленен, а клоун в желтом пальто оказался Изначальной Целью, то есть тем, ради чего Адама и втянули в интригу с академией “Рассвет”. Тем, ради чего это учебное учреждение и было создано...
– Вот мы и встретились. Снова.
Тень появилась под деревом, тень с тихим голосом и неслышной походкой.
– Ты долго ждал. Видимо, ты не ценишь свое время... Или у тебя его слишком много.
– Нет. Я ждал именно тебя.
– Меня? Меня не нужно ждать... Я прихожу сам.
Вот даже как... Адам почувствовал, как сердце забилось быстрее, а вена на шее пару раз дернулась, оживая. Интересно... Админ знал, что удача не будет сопутствовать ему вечно – он ведь не герой из сказок и не Господь Бог. Он знал, что черная полоса, обернувшаяся раненой ногой и предательством чужой плоти, неизбежна. Но здесь и сейчас, когда решалась судьба, как ни пафосно это прозвучит, мира, Адам Голод мог только гадать, всматриваясь в осколки мрака уходящей ночи, чем закончится этот неприятный разговор...
– Ночные прогулки в Лесу очень опасны... Для тех, кто попал сюда случайно. Да и для остальных... Знаешь, это мне только на руку – война, вышедший из-под контроля Лес Ивви. Бои, многочисленные жертвы, гибель всех свидетелей... Никто не найдет следов, никто не поймет, для чего я здесь. Понимаешь?
Адам коснулся “черной вены”. Теплая... Как свежая кровь.
– Сегодня твоя история закончится, господин Мани Пуллит. Не стоило тебе сюда прилетать...
Он ожидал жесткой реакции – того, что противник достанет оружие или просто грубо ответит. Это было самым логичным в сложившейся ситуации, как с точки зрения здравого смысла, так и с точки зрения обычных человеческих инстинктов. Сильный не станет терпеть издёвки, а просто-напросто свернет шутнику голову... В лучшем случае. В худшем же... Адам незаметно для “Архистратига” сглотнул, ему совершенно не хотелось знать, как далеко простираются пределы его собственной фантазии. И гадать, окажется ли воображение Мани Пуллита более изощренным...
Пусть нападет, пусть достанет автомат или что у него там под полами пальто и выстрелит, пусть сделает хоть что-нибудь! Админ игры нервничал, последняя игра сегодняшнего дня складывалась не так, как он задумывал. Так, словно он пытался изобразить из бумаги кораблик, а у него получался только корявый неуклюжий противотанковый ёж. И, что самое досадное, попытка лишь одна, второго шанса не будет... Или Адам Голод убьет Архистратига Уриила, сейчас скрывающегося под именем Мани Пуллита, или проблема головной боли для слишком уж пронырливого курсанта решится весьма радикальным способом. Причем – раз и навсегда.
– Я вижу, ты в полной растерянности, господин, Мани Пуллит, – продолжал хорохориться админ игры. – Я вижу, ты не знаешь, что и делать... Но я сегодня добрый, я подскажу... Кстати, не хочешь выбросить свой пистолет, автомат или что у тебя там? Не люблю разговаривать с пушками наперевес...
Очередная провокация. Уж сейчас-то противник точно попадется! Не может не попасться... Ведь принимать заведомо проигрышные условия было откровенной глупостью, а Архистратиг Уриил вряд ли страдал аутизмом. По крайней мере, дурак не сумел бы так высоко забраться... Адам усмехнулся про себя, он думал, что понимает людей, но, спустя пару мгновений, админ игры понял всю безнадежную глубину своих заблуждений...
– Я безоружен, – холодно ответил “Мани Пуллит” и посмотрел на собеседника так, как смотрит слон на докучливого муравья. – Мне не нужно то, что Вы называете автоматами и пистолетами.
Вот так. Коротко и ясно... Никакого простора для догадок и куча порушенных в одночасье планов. Уриил прошелся по тщательно выверенным расчетам Адама, как тот же самый слон – по лавке, заполненной фарфоровой посудой. Естественно, разметав всё и вся в клочья...
– Тем лучше, – только блеск в глазах выдавал волнение Адама. – Тем проще будет покончить с тобой. Только ты не думай убегать! Лес скажет мне, в каком месте ты скрываешься...
Полуугроза-полупредупреждение. Для обычного человека хватило бы с лихвой... Но главная проблема Адама Голода заключалась как раз в том, что его противник ни человеком, ни обычным не являлся. Результат полубезумного эксперимента, неудачный результат... Или, наоборот, слишком удачный – это с какой стороны посмотреть.
– Да нет, и не собирался, – по скучающему виду “Архистратига” можно было сказать только о том, что человек в желтом пальто никуда не спешит, даже напротив – не прочь поболтать со случайным прохожим. – Это крайне невежливый жест – обрывать многообещающий разговор постыдным бегством. Я – лично я – никогда бы себе подобного не простил. Веришь?
Голос “Уриила” стал почти ласковым, а в его глазах, устремленных на собеседника, плескалась бездна. Не та, из легенд, а настоящая, живая. Черный зыбучий песок, не имеющий формы... Адаму хватило одной секунды, после чего он резко – быстрее, чем следовало – отвел взгляд в сторону и грубо ответил:
– Какая разница? Главное, чтобы не вздумал свалить... Больно охота по этим оврагам за добычей бегать...
– Оврагам? Добыча? – удивился собеседник. – Ты говоришь загадками, друг мой... Может, пояснишь смысл своих слов? Или поиграем в гадалок? Правда, я не могу похвастать особенной интуицией... Но для тебя и этого хватит.
Если бы это помогло вернуть сказанное обратно – Адам отгрыз бы себе язык. Причем – с особой жестокостью. Чтобы неповадно было... Черт! Все долбаная усталость, в обычном состоянии админ игры никогда бы не позволил себе таких неосторожных высказываний... И треклятая вена хороша – могла бы подсказать... Хотя, что это он... Сваливать вину на других, причем, на вживленное в него квазиразумное существо... Бессмысленно и бесполезно.
– Да нет, ничего, забудь, – курсант глупо улыбнулся. – Я пошутил.
– Опять? – “Уриил” приподнял бровь, демонстрируя недоверие. – И сколько будут продолжаться эти шутки? Может, мне тоже стоит немного поюморить? Правда, я не умею... – “Архистратиг” оскалился, точь-в-точь, как волк, увидевший добычу. – Но для тебя и этого хватит.
Черт! Просто-таки непробиваемая стена! Бетонная... Нет, из титанового сплава... Хотя, нет, из того же вещества, что защищает антенны в лагере. Плазменным зарядом не прошибешь, пули отскакивают, а насмешки так и вовсе, как легкая щекотка для бегемота... Варианты? Не слишком их густо: продолжать свою линию, гнуть, гнуть и гнуть её до победного конца – или извернуться, как он умеет, зайти с другой стороны, попытаться раскачать эту бесчувственную “статую”, выдернуть скрытые за непроницаемой броней чувства, заставить нервничать и переживать... Вот только пока что волновался из них двоих только Адам. И не видел, как исправить эту ситуацию...
– Ладно, – “черная вена” вновь проявила признаки жизни, пульс участился, а кровь судорожно протискивалась сквозь сосуды. – Я не упражняться в остроумии сюда пришел...
– А зачем? Убить меня? Устранить последствия старого эксперимента? – в голосе “Уриила” по-прежнему не было никаких эмоций. – Да, я вижу перед собой верного пса Сектора Разработок и Исследований... Но где же твой хозяин, а, пес? Где Габриэль?
– Не твое дело!
– Не мое, – легко, словно это для него вообще никакой роли не играло, согласился “Архистратиг”. – Мне другое интересно... Если твой наниматель не смог меня сокрушить, если он предпочел кинуть мне лакомый, как он думал, кусок в виде высшей власти, если Габриэль трусливо следил за мной все это время, боясь сделать лишний шаг... Что же изменилось? Неужели он и правда считает, что ты способен убить меня? Даже старого меня... Нет, абсолютно исключено. Просто невозможно. Ты скорее камикадзе... Как глупо, никогда еще не видел живых самоубийц. Какая ирония! Скажи, чем он тебя купил? Деньги? Нет, слишком банально... Шантаж? Он тебя шантажировал? Угрожал тебе? Или... – тьма в глазах “Уриила” мгновенно успокоилась, превратив зрачки в два бездонных омута. – Что?
На секунду Адаму показалось, что слова противника рассыпались на звуки, а те, в свою очередь, расползлись по неожиданно твердому воздуху маленькими шипящими змейками. Ядовитыми, как тысяча морских ежей... Мани Пуллит молчал, Адам Голод молчал в ответ. Админ чувствовал, как время утекает раскаленной магмой сквозь пальцы, но не решался переступить последнюю грань и, наконец, хоть что-нибудь сделать. Его словно сковали тонкие серебряные путы – серебряные потому, что админ игры сейчас сам себе казался нежитью, которая решила в мрачном и безлюдном лесу свести счеты с таким же чудовищем...
– Ты много знаешь, – чего Адаму стоило отсечь лишние эмоции, знали лишь его многострадальные нервы... да “черная вена”, тревожно бьющаяся на шее. – Но не знаешь еще больше.
“Уриил” поднял брови, его лицо округлилось, что должно было означать удивление... Только вот насмешливый взгляд делал притворное изумление действительно притворным, неприкрытой издевкой, которой даже не пытались поддеть собеседника... Адам отчетливо, как на дисплее коммуникатора, увидел, что любые дальнейшие попытки поиграть с “Архистратигом” обречены на провал – тот просто превратит все слова в шутку, а потом вернет обратно, небрежно бросив, как богач бросает купюры беднякам... Небрежно и высокомерно.
– Ты много говоришь, – админу игры не оставалось ничего другого, кроме как продолжать свой монолог... Благо, собеседник не спешил прерывать его излияния. – Но твои слова ничего не значат. Ты путаешь... Ты почти запутал и меня.
– Это было несложно.
– ...но, эти трюки больше на меня не действуют...
– Да? И что же с тобой случилось? Головой о ветку ударился?
– ...поэтому, я расскажу тебе о плане, что создал Габриэль, а потом убью.
– Ничего себе! Потрясающе!
“Архистратиг” демонстративно хлопнул в ладоши, а затем не менее демонстративно зевнул... хотя нет, зевок был слишком сладким, чтобы быть просто игрой. А может, “Уриил” в прошлой жизни являлся гениальным актером... Правда, теперь уже никакой разницы. Это понимал Мани Пуллит, это понимал Адам Голод, это понимал Лес Ивви, глухо сомкнувшийся у них над головами. А солнце, скрытое где-то в небе, рассвет, не успевший разогнать тени под деревьями, ночь, осколками дымчатой тьмы расползающаяся по земле, были лишь фоном, декорациями для нового акта комедийной драмы.
– Меня радуют полные энтузиазма молодые люди. Их задор поистине достоин восхищения... Поистине! Только... – “Уриил” поднял вверх черный палец и медленно поднес к губам, будто призывая к тишине, а на деле очередной раз пытаясь зацепить собеседника. – Ты переоценил свои силы малыш. Да-да, малыш, до взрослого не дотягиваешь... Слепо веришь своему Архистратигу, послушно выполняешь задания сектора... Ты и правда рассчитываешь на... хм... повышение? Зря. Я знаю существо по имени Габриэль. Ты ведь помнишь ту историю, верно? Историю Катастрофы... Историю неудачного эксперимента... Они умело скрыли следы, но один остался. И он стоит сейчас перед тобой... Впрочем, – улыбка Мани Пуллита растянулась до ушей, все больше напоминая сделанный опытным хирургом разрез. – Тебя, несомненно, просветили на этот счет. Рассказали кое-какие детали, показали несколько занятных картинок, отчетов... Я прав?
“Архистратиг” на минуту прервался, но не затем, чтобы выслушивать робкие возражения собеседника. “Уриил” просто-напросто перевел дух и, барабаня по воздуху черными пальцами, продолжил:
– Тобой манипулируют, как жалкой куклой. Тебя даже за человека не считают. Так, инструмент, аннигилятор для мусора, способ устранить досадную помеху... Им все равно, останешься ты жив или погибнешь, пропадешь в Лесу Ивви без вести. Им нужен только результат, мой холодный труп, зарывшийся носом в сухую листву. Думаю, они не побрезгуют даже моей головой в качестве доказательства... Но меня удивляет другое, понимаешь? Я изумлен, поражен, шокирован. Как? Зачем? Почему? Я задаю себе эти вопросы, но не нахожу ответов... Понимаешь? Для меня в этом нет никакого смысла! Для меня твои мотивы скрыты в тумане неизвестности! Скажи, а, зачем ты служишь им? Верный пес Габриэль... Ты служишь, потому что не можешь не служить? Или что? Что они для тебя?
Мани Пуллит резко оборвал монолог язвительным вопросом, который, впрочем, прозвучал, как упрек. Что они для тебя, сказал “Архистратиг Уриил”, подразумевая – как ты можешь служить им. Странно, человек в клоунском пальто действительно не понимал мотивов собеседника. И, что самое поразительное, очень хотел их понять...
– Они даровали мне жизнь – и я им благодарен, – жестко ответил Адам, сверля противника злобным взглядом. – Они даровали мне смысл – и я им благодарен. Они даровали мне власть – и я им благодарен.
– И... – своим видом “Уриил” недвусмысленно показывал, что очень-очень-очень сильно скучает. Как только челюсть от бесконечных зевков не свело, удивительно... – Это все?
– Все? Мало? Чего ты вообще хочешь?
– Чего хочу... Вообще-то ты чего-то от меня хочешь, а я так, мимо проходил.
“Уриил” вновь – и как только успевал – перевоплотился, вернувшись в первоначальное мрачновато-серьезное состояние. Ему надоел разговор, ему расхотелось играть, он ждал следующего хода Адама... А тот понял, что тянуть время больше не получится, и если админ игры сейчас не раскроет свои карты... То противник просто-напросто прихлопнет курсанта Голода, как назойливую муху. Раздавит и не заметит... И, не испытав ровным счетом никаких эмоций, спокойно пойдет дальше. Один...
– Ты не знаешь всех тайн Земли, ты не знаешь, как далеко продвинулся наш сектор. Ты не знаешь, что нам известно заклятие, позволяющее тебя убить... – Адам цедил слова так, словно они были сильнодействующим лекарством. – Эта формула, составленная из многих жизней, готовилась нами очень давно. Три года назад... Три человека... Три города... Темарис, Трастис и Талий. Это – твоя погибель.

 

6

– Я знаю кто ты, человек, представившийся Мани Пуллитом. Архистратиг Уриил, верно? А по совместительству – созданный нами же Спаситель. Но ты вышел из-под контроля... И должен умереть. Я слишком долго тебя искал, ждал удобного случая... Чтобы просто так отпустить.
– Отпустить? Ты? Меня?
– Не пугай своей Силой... Сейчас она ничего не значит. Я... подготовился.
– Неужели? И как именно? Купил смену белья? Или выпил для храбрости? А может... О-о-о-о! Да у тебя в руках пистолет! Осторожнее! Ты можешь кого-нибудь поранить!
– Не смешно!
– А ты видишь улыбку на моем лице?
– Р-р-р-р... Я вижу насмешку в твоих глазах! Ну ладно...
– Что? Уже собрался со мной кончать?
– А если и так?!
– Тогда позволь дать совет... Даже не совет, просто сообщить кое-что...
– Я слушаю.
– Так вот... Я не Спаситель. И... тебе стоило встретить меня с этой твоей ерундой про три точки, три города и троих человек чуть пораньше... До того, как эта ночь началась.

Голоса, только что звеневшие, как обледенелый металл, одним рывком стихли, словно голову Адама накрыли мягкой и плотной подушкой. Он слышал слова... но разговор существовал только в его воображении. Две безликие куклы, два муляжа, перекидывающиеся фразами, как теннисисты – мячиками. Удар, контрудар, удар, контрудар. С периодической сменой ролей... Старая мысленная забава админа, на сей раз только зря тратящая его время. Ведь легче просчитать ветер, чем поступки “Архистратига Уриила”...

Безжалостно давя малейшие ростки сомнений, Адам Голод шагнул вперед. В этом движении не было никакой необходимости, просто админу показалось, что так его слова прозвучат увереннее.
– Для меня загадка, зачем ты явился сюда, зная, что мы приготовили западню... Ты ведь знал, что этот Лес – наш. Знал! Не мог не знать. Но все равно пришел. И я понимаю, в чем причина... – лицо админа застыло, как парализованное, мышцы не двигались, придавая юноше болезненный вид. – Высшее существо снизошло до нас, смертных? Почтило своим присутствием, неся человечеству свет истинного знания? Меня тошнит от тебя! От твоего высокомерия! Просто выворачивает наизнанку от одного твоего вида!
Ответ “Уриила” оказался таким же холодным, как и его глаза.
– Деревья рядом, можешь отойти – я подожду.
– Зачем?
– Ты же сказал, что у тебя проблемы с желудком. Что тебя тошнит... Или нет? Или это была просто фигура речи? Ой, прости, я не так тебя понял, – “Уриил” просто-таки источал язвительность. – Что ты там хотел сказать? Мне стоило сперва прочитать твои мысли... Хотя нет, так слишком просто. Согласен? В игре должна быть интерес, подогреваемый её сложностью, множеством ходов, ведущих к множеству целей... Да, это так заманчиво. Словно играешь в догонялки акулой. Причем, со связанными руками и ногами... Да, в этом есть своя прелесть, знаешь ли. Но... в какой-то момент даже острые ощущения становятся необыкновенно скучными.
“Уриил” брезгливо поморщился и провел черными пальцами по плечу, вновь сметая несуществующий сухой лист.
– Когда я встретил тебя, то рассчитывал на небесполезный разговор... Но, увы, я не узнал ничего нового. Точнее, ты не смог сообщить мне никакой свежей информации. Ты разочаровал меня... – “Архистратиг” небрежно отметал все возможные возражения, фразы ложилась друг на друга, словно мазки на картине художника. Очень мрачного художника. – Ночью я встретил одного юношу. Он был из Трастиса... Ты помнишь, какой секрет скрывает этот город? Я освежу твои воспоминания... Это очень, знаешь ли, любопытное занятие – вызывать тени прошлого. Они так смешно извиваются, растворяясь в текущей действительности... Как чернила, пролитые в речную воду. Ты видел когда-нибудь реку? Ты видел чистый поток, которого словно нет, словно перед тобой тончайшее стекло, за которым плавают рыбы? Хотя, откуда...
Презрение “Уриила” достигло максимальной точки, его лицо было таким же, как у древнего жреца, которому на глаза попался прокаженный.
– Откуда такие воспоминания у мертвеца.
Последнее слово он произнес зловещим шепотом, будто рассчитанным на то, что сейчас Адам Голод испугается собственной тени и, как герой древних ужастиков, бросится прочь, не разбирая дороги. Но, на свою беду, админ игры оказался слишком упрямым... Или, может, он просто не понял, что стоит одной ногой на краю пропасти... А вторая, потеряв опору, уже соскальзывает вниз.
– Так и быть, я исполню твое желание...
Мани Пуллит походил на бога-громовержца, решившего проверить – может ли он что-нибудь сделать без своих молний. Он был страшен... Его пальцы извивались, как испачканные в земле черви, а язык дрожал от нетерпения, выплевывая очередное слово.
– ...и обращу в прах второй раз. Который для тебя станет последним.
“Уриил” рассек воздух жестом фокусника, вот только шляпы у него в руках не оказалось, да и кролика он из ниоткуда не вытащил. Притихший ветер обвился вокруг темных стволов, притворяясь древним и сытым змеем, он слушал монолог “Архистратига”, жадно впитывая каждое слово, а листья, чуть подрагивающие, будто от тревоги, мучительно раздумывали, стоит ли им падать вниз. Туда, где и без них было слишком много лишнего...
– Ты сказал мне много лишнего... Бахвальство, свойственное юности, понимаю. Но ты считаешь себя умным и опытным агентом. Я прав? Раз так, то глупо было называть города... Нет, я их, конечно, и без того знаю. Но ведь ты не знал, что я знаю, верно? Ты не мог знать, что я уже встретил испускающего последний вздох мальчишку, одержимого демонами.
– Мог, – возразил Адам, чувствовавший себя канатоходцем без страховки. – Ты можешь болтать сколько угодно, но я... то есть мы спланировали все от начала и до конца. Все три твоих встречи. Особенно первая... С Артиусом Хэйли.
“Уриил” не удивился, он вообще не выказал ровным счетом никаких эмоций – админ будто с каменной стеной общался или с грудой давно спиленных бревен. Правда, в отличие от “Архистратига”, деревья и камни не разговаривают... И не способны погубить весь мир с легкостью бабочки, порхающей с цветка на цветок.
– То есть, Трастис. Город потерянной правды. И вашего чудо-препарата... – на лице Мани проявилось просто-таки нечеловеческое отвращение. – Я не бывал в тех краях, но слышал многое... Даже слишком многое, как по мне. Это же надо придумать – изгонять темные силы с помощью современных технологий... Экзорцисты прошлого, прослышав про такие дела, с горя упились бы святой водой и сгрызли бы, не поморщившись, все свои запасы чеснока... Или не чеснока? Я ничего не напутал? А даже если и так... Неважно.
В глазах “Архистратига” высветился ледяной оскал, пасть, стальными зубами вонзающаяся в мягкую податливую плоть юноши... Это походило на разновидность гипноза, ведь Адам почти ощутил холод металла, пронзающего кожу, и боль, острую и внезапную... А еще админ игры подумал, что сейчас он совершенно беззащитен и напоминает извлеченного из раковины моллюска. И только “Уриил” решает, когда и чем закончится этот полубезумный разговор...
– Затем была одна девочка. Такая же глупая, как и ты. Но... Она была смелее и безрассуднее. Она совсем не умела думать... Жаль, я не смог её вовремя просчитать... – Мани перешел на тон историка, рассказывающего биографию одного давно умершего человека. – Девчонка провела меня... Мери Рейнольдс... Она оказалась более везучей, чем следовало. И мне пришлось оставить её там, рядом с Сердцем. Жаль, но ничего не поделаешь. Любое действие, каким бы безумным оно ни казалось, должно оканчиваться сведением счетов. Баланс, равновесие, контрольная сумма... На эту тему можно долго распространяться, не выходя за рамки пустых слов, а можно молча делать свое дело. Я предпочитаю второй вариант. Знаешь ли, это особенное ощущение, когда всё в твоих руках... Да, ни с чем не сравнишь.
“Архистратиг” изобразил на лице мечтательное выражение. Как у карапуза, воображающего себе стол, забитый сладостями... Только вот ребенком человек в пальто цыплячьего цвета перестал быть миллион лет назад. И какую бы маску он сейчас не нацепил на себя – все равно остался бы актером, играющим чужую роль.
– Но я опять отвлекся... Что поделать, обстановка способствует. Тишина, полумрак... Как на кладбище. Ага, вроде того, где покоятся родители бедняжки Мери... Да-да, не удивляйся, я знал, что она сирота, я знал, что происходило в Темарисе, знал, что последствия Катастрофы страшнее, чем сообщали официальные источники. Впрочем... Я сам был этим “официальным источником”. Тебе должно быть известно, чем занимался мой Сектор помимо основных обязанностей.
– Пропаганда...
– Да-да-да. Ваша идиотская пропаганда. Которая якобы обладала высокой эффективностью... Ха-ха, смех, а не эффективность, если уж начистоту. Но... Я опять отвлекся. На чем мы остановились, мой юный друг?
– Темарис...
– Темарис? Хм... Нет, пожалуй, сейчас мы перейдем к другому пункту нашей программы. Итак... Талий, город стертый из всех информационных баз, – Мани весь подобрался, втянув голову в воротник пальто. Сейчас он походил на потрепанного коршуна, облюбовавшего ветку засохшего дерева. – Город, которого нет на карте. Город, после которого остались лишь невнятные слухи... Вы хорошо замели следы, но сами же вырыли себе не просто могилу, а целый котлован, который я использую, чтобы построить башню, устремленную в небо. Но не из слоновой кости, нет, и не по образу и подобию Вавилонской... Это слишком прозаично, а, значит, не подходит... Я мог бы рассказать тебе о моих планах, но, в отличие от тебя же, я не повторяю ошибок вымышленных злодеев.
– Ошибок?
–Да. Ты мог бы выстрелить сразу, без долгих предисловий. И тогда у тебя был бы шанс... Один из миллиарда, но все же. А теперь ты просто исчезнешь, как и город, где умер человек по имени Адам Голод...
“Уриил” намеренно сделал паузу, не сводя обмораживающего взгляда с собеседника. Где-то там, наверху, уже взошло солнце, но его свет никак не мог пробиться сквозь плотную пелену листвы... Что было лишь на руку существу, прозванному Губителем. А его собеседник, юноша с беспокойной жилкой, пульсирующей на шее, просто метался, как пойманная в паутину муха. Всё сильнее запутывая себя...
– Откуда? Откуда ты знаешь?! Это закрытая информация! Совершенно секретная! Об этом неизвестно даже другим Архистратигам... Ой... – разволновавшийся Адам не сразу сообразил, что вновь сболтнул лишнее. – То есть...
– Известно, мой юный друг, известно, – бесцеремонно оборвал админа “Уриил”. – Мне. Сектор общественных интересов, видишь ли, обязан следить за этими самыми общественными интересами. И попытками нарушить сложившееся равновесие. Беспорядки в городе Талий... Информация о них осталась в архиве. Что-то связанное с несостоявшейся свадьбой между членами двух разных общин... Видишь ли, после Катастрофы в городе поселилось некоторое количество переселенцев – и об этом тоже есть записи в архивах моего сектора. Я знаю, что поселенцы не очень ладили с коренными жителями города Талий, начались конфликты, переросшие в откровенную вражду. Они друг друга ненавидели, а сорванная свадьба послужила последней каплей. Хотя... скорее просто поводом. Они перебили друг друга... Говорят, когда в город приехали медики, то застали лишь гору изуродованных и залитых кровью трупов. Никто не выжил...
– Какая страшная история! – попытался пошутить Адам. Правда, с тем же успехом акула могла попробовать станцевать твист...
– Еще бы... – Мани сделал вид, что принял возглас собеседника за чистую монету. – Ведь трагедия с городом произошла не просто так. Видишь ли, я не верю в совпадения. И то, что сразу после гибели Талия появился Ваш суперпрепарат ДОПР... или как его там? В общем, неважно... Суть в том, что бойня в городе была лишь одним из экспериментов Сектора Разработок и Исследований. Это так же ясно, как и солнце, прибитое к безоблачному небу. А еще... Твой квазиживой имплантант – ты знаешь, что эта технология появилась лишь шестнадцать лет назад? Да-да, после того, как город Талий прекратил свое существование... Теперь понимаешь? Жители города оказались просто подопытными крысками, которым вживили эту полуразумную гадость. И которая потом свела их с ума...
Он вздохнул. Пора заканчивать слишком уж длинный разговор, но “Уриилу” по причинам, непонятным ему самому, стало жаль наивного юношу. Как птицу со сломанным крылом, упавшую на автостраду, где её гибель – лишь вопрос времени...
– Уходи, – сказал Губитель. – Мне не нужна твоя жизнь.

 

Я бы с удовольствием, но, увы, пока спонсоров нету. :grin:

 

Снег оседает хлопьями белыми,
Открывая кружные пути,
Все дороги исчерчены мелом, и
Метель не дает нам пройти.

Упиваясь отсутствием цвета,
Под знаменьем пылающих звёзд
Приближается темень рассвета,
И забылся торжественный тост.

Вновь экран одиноко мерцает,
Оставляя пространство для грёз,
Слишком я хорошо понимаю
Цену этих непролитых слёз...

Тени мыслей волнуются чутко,
Образуя незамкнутый круг,
Словно чья-то нелепая шутка,
Словно солнце погасшее вдруг.

Почему? Почему? Нет ответа
На затерянный в жизни вопрос.
Тишина? Тишина бьет, как плетью,
Раня душу шипами без роз...

По тропинке невидимых нитей
Пробегусь, как по тонкому льду.
То, что в прошлом, накрепко забыто,
Скрылось в мутном кошмарном бреду.

Растворил перед светом я веки,
И тебя слишком долго я ждал...
С нетерпеньем страданья приветил,
Потерявший Икара Дедал...

Бледность губ и зрачков глубина
Преломляются в толще стекла.
Я смотрю, как стоишь ты одна,
Хоть красива и очень мила...

Блеск софитов не греет тебя,
А в глазах – пониманья печаль.
Словно в песне, платок теребя,
Стала гибкой, как чистая сталь.

Чудо... В сказку на миг я попал,
Пробудившись от долгого сна.
Ты чиста, словно горный кристалл,
Ты прекрасна, изящна, стройна.

Божий ангел с высоких небес
Осенил взмахом крыльев своих...
Я любуюсь, забыв про свой крест,
Я с тобой безмятежен и тих...

Пусть мечты остаются лишь мне,
Пусть надежды, как призрачный дым,
Пусть живу средь снегов, в пелене,
Но живу ведь, желаньем одним...

 

7

– Наш проект отсчитывает последние минуты, – проскрежетал первый голос, едва сдерживая ярость. – Сейчас регулярные войска столкнулись с нашими курсантами...
– И очень быстро уничтожат их, – заметил второй голос. – Согласно последним поступившим данным, Михаил приказал никого не щадить.
– Расчет на лояльность Сектора Внешней Защиты к директору академии “Рассвет” не подтвердился, – по спокойному тону третьего голоса не было видно, что он расстроен случившимся. – Теперь у нас остается всего лишь два варианта...
– Не вмешиваться совсем или ждать удобного момента?
– Какой в этом смысл?
– Репутация.
– Ты полагаешь, её что-то в этом мире еще может спасти? – скептически сказал первый. – Габриэль постарался на славу...
– Зря мы не согласились на его проект, – усмехнулся второй. – Теперь-то в любом случае ситуация вышла из-под контроля. А тогда мы могли вынудить Сектор Разработок и Исследований плясать под нашу музыку.
– Габриэль со световой скоростью движется к осуществлению своей мечты... – третьему, похоже, было очень скучно, и разговор он поддерживал из врожденной ответственности, а не из интереса. – Единый Бог, Наместник Единого Бога на Земле. Кто? Естественно – наш досточтимый Архистратиг. Он спать не может, он ни единой сторонней мысли не допускает... Ученый... Конечно, он – ученый. А еще – свихнувшийся псевдо-религиозный фанатик.
– Псевдо? Серьезное обвинение.
– Если бы Габриэль был инквизицией – то ты бы уже пылал на костре.
– Если бы да кабы... Что толку играть с вероятностями? Мы имеем то, что потом обеспечивает нам массу проблем... А именно – курсанты академии “Рассвет”. Мы можем бросить их на произвол судьбы, окончательно похоронив собственную репутацию. А можем попытаться спасти хотя бы часть этих неоперившихся цыплят... Но, в этом случае, рискуем ввязаться в кровопролитную гражданскую войну.
– Забыть про Габриэля? – удивился первый голос. – Логичное предложение, но что если Габриэль про нас не забудет? И Михаил... Я не хочу ссориться со столь неуправляемым и кровожадным Архистратигом.
– И я, – пробормотал второй. – Соображения по сохранению Сектора Внутренней Защиты вполне резонны, но я не представляю, как их претворить в жизнь... Наши возможности ограничены.
– А желания можно разглядеть только через электронный микроскоп, – в голосе третьего прозвучала неприкрытая издевка и... определенный интерес. – Проснитесь, коллеги! Мы уже на дне бездны, вокруг – черная холодная темень и дальше падать просто некуда. Можно лишь потихоньку ползти наверх... Молясь на то, что нам, наконец, повезет. Или... У вас есть иные предложения?
– Нет...
– Никаких...
– Вот и замечательно.

Раскалывая воздух настойчивым грохотом, бесконечная череда выстрелов, неровная, как шрам, оставленный ржавым ножом, сливалась в бодрую мелодию боя. Удар, удар, удар. Деревья окунались в пламя, сгорая дотла за считанные секунды, а земля разлеталась в стороны веселыми фонтанчиками. Танки наступали, и ничто не могло остановить их монотонное движение...
– Аха-ха! Слушай, а это весело! – раскрасневшийся Гест позабыл про то, что он флегматик, и, почти не целясь, стрелял по массивным коробкам тяжелых боевых машин. – Слушай, это почти как в симуляторе!
Действительно, как в симуляторе... Иначе не объяснить то проворство, с которым Гестас Рах управлял немаленьким излучателем, посылая заряд за зарядом в узкую полоску между башней и корпусом очередного танка. Курсант успевал за каких-то десять секунд прицелиться, выстрелить, резко повернуть пушку в другую сторону. И он не просто палил, изображая из себя бравого вояку, он попадал... И танки горели, исторгая из себя истошные, выворачивающие душу наизнанку крики, да жирный черный дым, спиралью устремляющийся в кристально чистые небеса...
– Еще! Еще! Давай следующего!
Гест не слышал и не видел ничего, кроме бесконечного танкового потока. Для него существовал только единственный звук – сплавленные в уродливый сгусток истошные вопли, выстрели, взрывы и треск жадного пламени. Всё горело... Всё, что могло гореть... А курсант продолжал стрелять.
– Ну же! Ну же! Подходи ближе, никого не обижу! – заговорил стихами курсант. – Не знаю Рая и Ада не знаю! Вас убиваю, не замечая... – он облизнул сухие губы, скривившиеся в неровной улыбке. – Без счета...
Время от времени яростные вспышки танковых снарядов окатывали их позицию неистовым рёвом, но Гест не замечал этого, а Морт... Морт слишком боялся, чтобы принимать происходящее всерьез... Он внимательно следил за индикатором зарядки батареи и, если требовалось, менял разряженную на свежую. Эта простая последовательность действий успокаивала и дарила призрачную надежду на то, что бой закончится для них хорошо...
Хотя они оба знали, что это лишь пустая иллюзия.
– Аха-ха! Десятый, одиннадцатый, двенадцатый! Сколько вас? Подходите по одному! – охваченный горячкой сражения, Гест начинал потихоньку сходить с ума. – Или нет... Нет! Все! Вся толпа! Идите и возьмите меня! Аха-ха!
Солнце изливало равнодушные лучи на покрытое оспинами взрывов поле боя. Обломки походных домиков, ящиков, порванные тенты отбрасывали уродливые тени, образуя картину, которой позавидовал бы Пикассо...
Сражение набирало обороты, и не было видно причин, по которым оно могло прекратиться.

Путаные голоса в голове медленно отдалялись, пока не пропали совсем, оставив после себя ворох потрепанных мыслей. Звуков не было, света тоже. Перед глазами только бесконечное бледно-серое пространство с редкими темными точками... Как выгоревшие пиксели на древнем жидкокристаллическом экране... Выключенном...
Кое-как сориентировавшись в той каше, что творилась у него в голове, Димас Рах попытался вспомнить, что случилось и где он сейчас находится. В прошлом остались обеспокоенный лица курсантов, Рей, не находящая себе места, недобрый полумрак и плотно подогнанные кроны Леса. А после – провал. Словно из цельной пленки грубо выдрали кусок... Хотя нет, это была очень тонкая работа, ведь Диму казалось, что он видел своих приятелей буквально за секунду до пробуждения. Как сон... Когда засыпаешь и просыпаешься практически одновременно... Точнее, ты думаешь, что одновременно. Так и тут...
Дим поморщился, чувствуя, как сжимается кожа на лице, собираясь в морщины. Вместе с воспоминаниями о ночном Лесу вернулись и картинки из совсем уж далекого прошлого. Год назад... Да, это было именно тогда... Трогательное волшебство, обернувшееся кошмаром, только не во сне, а наяву. Безжалостное испытание, которое Дим полностью и безоговорочно провалил... Он не должен был влюбляться. Он не должен был позволять чувствам взять над ним верх. Он не должен был забывать о последствиях, о том положении, в котором они все находились... Но он – забыл. И жестоко поплатился. И ладно бы только он...
“Мишель...”.
Словно по команде, словно кто-то сдвинул рычаг, и поток мыслей хлынул, сметая здравый смысл... Картинка сменялась картинкой, отзываясь ноющей болью в сердце. Робкие слова, нечаянное прикосновение, поцелуй... Все было, как на самом деле, все было, словно минуту назад... Но...
“Мишель... Вернись! Мишель...”.
Обреченность, с которой Дим давным-давно смирился, вновь показала свой уродливый оскал. Хотелось завыть волком, но луна далеко, а мысли тонут в памяти, как слепые котята, брошенные в ледяную воду... Почему он не смог ничего изменить? Почему он оказался беспомощен, как новорожденный щенок? Почему? Какой толк от всех его навыков, если они не помогли защитить Мишель? Глупо... Как это глупо... Бессмысленно...
“Зачем я остался жив...”.
Равнодушно подумал Дим. Его взгляд растворялся в серой мгле закрытых век, а мысли наливались тяжестью, грозя раздавить хрупкие островки разума. Причем, юноше даже хотелось этого... Пусть... Лучше безумие, чем воспоминания о том, что ушло безвозвратно. О той, кого больше нет... И, самое главное, никого не обвинишь в гибели Мишель. Не упрекать же паука, который сплел паутину, поймавшую неловкую муху... Да и муха не виновата, она просто летела по своим делам, она просто поступала так, как считала правильным...
“Адово семя!”.
Дим дернул рукой, вслепую пытаясь найти опору, пальцы сжимались в кулак, без толку хватая воздух. Здесь не было ничего, что могло бы переключить на себя мысли юноши, здесь не было наручников или цепей, здесь не было веревок, а сам “курсант Рах” не был пленником...
– Доброе утро.
Приветливый голос коснулся ушей Дима, стряхнул оцепенение, владевшее юношей, рассеял мрачные мысли. И... вызвал непонятную тревогу. “Курсант Рах” мог бы поставить всё, что когда-либо имел в собственности, на один простой факт... Он знал, точно знал, что раньше слышал этого “приветливого”. Может, по коммуникатору, может, случайно ухватил кусок чужого разговора... Но не лично, иначе память услужливо предоставила бы полное досье на неизвестного мужчину – а голос, несомненно, принадлежал человеку мужского пола – включая рост, вес и любимый сорт кофе.
– Как ты себя чувствуешь?
Вроде бы искреннее участие... Только приправленное иронией. Словно незнакомец не ждал ответа на свой вопрос. Словно он знал, что скажет Дим... Юноша до боли сжал пальцы и, резко выдохнув, приоткрыл глаза. Он ожидал, что увидит болезненный слепящий свет, но вместо резкой боли ощутил легкое прикосновение, похожее на дуновение летнего ветерка.
– Где я? – Дим смотрел вверх, пытаясь понять, в каком учреждении могут быть настолько высокие потолки. – В больнице?
Резонный интерес... Вполне понятный, но – лишь по мнению юноши. Потому что незнакомец, услышав его слова, негромко рассмеялся.
– Извини, но первоначальный план не предусматривал госпитального комплекса, – если незнакомец хотел изобразить голосом нечто вроде недоуменного “плечепожатия”, то ему это вполне удалось. – Мне и так пришлось сделать массу перестановок, чтобы соорудить небольшую... хм... палату для тебя.
Небольшую?! Взгляд Дима скользнул по серому металлическому потолку, теряясь в просто-таки огромном пустом пространстве. Да, здесь можно целую дивизию разместить – и еще место останется... Или пару шаттлов припарковать. Или...
– И все же – где я? – повторил заинтересованный юноша. – И как я сюда попал?
Он ожидал уклончивого ответа – уж слишком вежлив и добродушен хозяин этих хором... неоправданно вежлив и добродушен. Вряд ли в мире найдется человек обладающий подобными возможностями и проявляющий при этом столь большое человеколюбие. Подобрал, пристроил, обустроил... Кстати! А как незнакомец вытащил его из Леса Ивви? Дим точно не слышал этого голоса после начала войны... Странно, неправдоподобно странно. Как-то... не по-человечески.
– Ты необычный человек, мистер Димас Рах, – мягко ответил хозяин помещения, продолжая гнуть свою линию. – Ты понадобился мне – и потому ты оказался здесь, в моем дворце.
Дворец? Старое слово... Кажется, оно обозначало большое и роскошное помещение. Размером с парочку академий... Но дворцы сейчас выступают только в качестве памятников. Любители древностей и скучающие туристы обеспечивают приток средств, за счет которого эти “дворцы” до сих пор пребывают в относительной сохранности. Но... Какой человек, находящийся в своем уме, станет жить в музее? Или... Да, скорее всего, незнакомец подразумевает под “дворцом” не памятник старины, а нечто другое, известное только ему...
– А моё желание и нежелание уже никому не интересно? – наигранно заворчал Дим, приподнимаясь на кушетке. – Меня никто не хотел спросить, прежде чем тащить не пойми куда...
Юноша мог разглагольствовать довольно долго, но человек, которого он увидел, этим самым разглагольствованиям отнюдь не способствовал. И “курсант Рах” без лишних колебаний заткнулся, переключив свое внимание... на одежду хозяина “дворца”. Уж очень та была странной. Вернее, нацепи строгий тёмно-синий костюм с тёмно-синим галстуком какой-нибудь солидный политик – это было бы нормально. Или закутайся незнакомец в стерильный белый халат... Но типичный обитатель тесных лабораторных помещений одетый так, словно он собрался на вечеринку для высшего общества?! Это перебор... Это слишком... Это...
– О, да, ты прав, я действительно не слишком-то вежлив, – светло-карие глаза мягко смотрели на Дима, который буквально увязал в этом взгляде. – Я же забыл представиться... Итак, меня зовут Габриэль.
Он приоткрыл рот, обнажив неровные белые зубы. При желании это даже можно было счесть улыбкой.
– И я рад познакомиться с тобой, мистер Димас Рах...

 

8

Здесь отсутствовал орган, на котором можно сыграть “Реквием”, черные одеяния священников не мелькали за стволами деревьев, могильный запах не поднимался от земли... Но Адам Голод слишком отчетливо понимал, что если не уйдет с дороги, то прекратит свое существование. Полностью и навсегда. “Архистратиг” не шутил... Вряд ли он вообще обладал чувством юмора. А все его издёвки... Да, плод точного расчета, не более. С тем же успехом мастерски составленная программа для компьютера может подбирать удачные ответы на определенные слова... И человеку будет казаться, что он общается с остроумным и эрудированным собеседником, хотя, по большому счету, он разговаривает с самим собой...
“Раз, два, три... В глаза смерти... посмотри...”.
Неуклюжий стишок, запавший в память, когда Адам был младенцем... Когда он еще смотрел на мир широко распахнутыми глазами... Как наивно. Стоило вовремя отхлестать себя по щекам, до красноты, до обжигающей боли... Правда, сейчас уже поздно сожалеть. Или думать, что было бы, если... Если бы всё было иначе.
“Не будет... Не произойдет... Не изменится...”.
Отрешенные от мирской суеты зрачки “Уриила” безмолвно уставились на упрямую “жертву”. Не такую твердоголовую, как предыдущая, как эта девчонка, Рей, но тоже упорно стоящую на своем. Видимо, Мани Пуллита подобная мелочь не слишком смущала... Видимо, для него админ игры действительно был лишь незначительной преградой. Видимо, он давным-давно всё за всех решил...
“Уйти... К черту эту миссию...”.
Габриэль простит, наверняка простит... Хорошего агента в наше время не так просто найти, тем более – гения. А в том, что он гений, Адам не сомневался ни капли... И в своей лояльности к Габриэлю – тоже не сомневался. Вообще, было много вещей, в которых админ игры черпал уверенность. И гораздо меньше того, что выбивало Адама из колеи... Самая большая проблема заключалась в том, что непросчитанный фактор по имени Мани Пуллит стоял сейчас буквально на расстоянии вытянутой руки...
– Принятое решение – необратимо, – скучным голосом сообщил “Архистратиг”. – Определяйся быстрее... Я не образец долготерпения и понятие вечность для меня – нелепая абстракция. Особенно, если дело касается ожидания...
– Ты хочешь пройти дальше? – Адам провел языком по шершавым губам. – И боишься оставить меня за спиной? Боишься, что я брошусь на тебя с отравленным кинжалом? Хах... Смешно. Ты бы еще...
– Время вышло, – равнодушно оборвал админа “Уриил”. – Какой будет ответ?
Админ криво оскалился. Мани Пуллит одетый, как прокурор, решивший поизгаляться над подследственным, поляна, как зал судебных заседаний, невидимые судьи, шепчущие слова на несуществующем языке, и адвокат в виде нервно бьющейся “черной вены”... Фарс, ставший реальностью, реальность, обернувшаяся кошмаром... Адам Голод никогда и ничего не боялся. Максимум, опасался, имел в виду, принимал в расчет... Но страх? Нет, админ игры не знал этого чувства...
Раньше не знал.
– Я... забыл... моя цель... – голос Адама дрожал, а слова были скорее обращены к воздуху, к человеку, находящемуся за сотни километров отсюда, чем к “Уриилу”. – Прости... Я... наверное... слишком слаб... И слишком мало знаю... Я обещаю! Я научусь! Я... не выживу... Прости.
Админ игры поднял оружие и прицелился. Прямо в левый глаз Мани Пуллита.
– Здесь и сейчас всё закончится. Эффектная точка... Всегда мечтал. Как наивно...
Адам замолчал на полуслове и зажмурился. А потом выстрелил, непроизвольно вздрогнув от оглушительного, как ему показалось, грохота. Словно концентрированная адская сила вырвалась из дула, расколов мир на две неравные части... Которые тотчас канули в обмораживающей тишине.
– Промах, – безучастно констатировал голос из-за спины. – Я же говорил, что ты упустил свой шанс.
Веки неохотно разомкнулись, обнаружив иссеченную светом пустоту.
– Одна попытка, одна неудача, – голос Адама принадлежал другому, старому, как непрожитое время, человеку. – Я ошибся... Надо было просто уйти...
Лес Ивви молча наблюдал за окончанием разговора, решив до самого конца не вмешиваться. У него хватало своих забот...
– Ты сделал свой выбор, – с издевательским сочувствием палача заметил “Архистратиг”. – Тебе стоило подумать, как следует...
– Наверное... – юноша взглянул на бледное небо, понимая, что ему недолго осталось наслаждаться этим зрелищем... и вообще, чем-либо в этом мире. – Наверное, ты прав...
– Я всегда прав...
Шорох листвы за спиной, недоброе дуновение ветра. Если бы у Адама была хоть капля сил, он мог бы попытаться убежать... А если бы у него было хоть немного уверенности, он бы закрыл глаза... Но юноша просто стоял и смотрел на небо. Просто стоял и смотрел...
– Прощай, – сказал админ самому себе, на миг справившись с дрожью. – Эта игра была интересной...
– Прощай, – в голосе Мани вновь проявился тон скучающего мещанина. – И не бойся...
“Уриил” коснулся висков Адама и, наблюдая, как осмысленное выражение в глазах курсанта уступает пустоте, ласково прошептал:
– Я не убиваю глупых детей...

Дим никогда еще не встречал таких огромных помещений. Именно огромных – зал, в котором он (не по своей воле, надо заметить) сейчас находился, просто-таки поражал воображение. Потолок казался небесным сводом, стены возвышались, как отвесные серые скалы, а пол... Металлический и шершавый – сугубо из практических соображений, вряд ли хозяин “дворца” хотел, чтобы гости изображали из себя конькобежцев – он был просто бесконечным, как водная гладь. Только волн не хватало...
Да, словно море, ограниченное горными массивами и крышкой небосвода. Море, подступающее к главной детали композиции – огромному стальному креслу, выполненному в стиле древних королевских тронов. С массивными подлокотниками и высокой спинкой, с украшениями и красивой резьбой по металлу... Если начистоту, то, по мнению Дима, этот предмет мебели был здесь единственной “живой” деталью. Не потому, что сейчас на импровизированном троне восседал, излучая во все стороны доброжелательность, некто Габриэль, и даже не потому, что, судя по расположению, “стальная табуретка”, как прозвал эту штуку про себя Димас Рах, являлась центральной деталью интерьера. Просто... Нет, конечно, странно употреблять подобные эпитеты по отношению к металлическому креслу, пусть и очень оригинальному, но...
“Табуретка явно выполнена с любовью... серьезно. Мастер, который её ваял, явно гордился своим творением. Пытался сделать его произведением искусства... И...”
– У Сектора Разработок и Исследований хороший вкус, – заметил Дим, скользя взглядом по стенам зала. – Если побываешь здесь однажды, никогда не забудешь.
Это точно. Всюду серая металлическая поверхность. Гладкая, бездушная и... непорочная. Словно здесь никто, никогда не бывал. Словно это помещение когда-то очень давно законсервировали, а сейчас вскрыли специально для особого гостя. Словно аккуратные ряды ровно мерцающих экранов были исключительно антуражем, создавая атмосферу таинственности. Странно, до ужаса странно...
– Не слишком похоже на комплимент, – Габриэль укоризненно качнул рыжеволосой головой. – Как в доисторическом анекдоте... Тебя увидишь – никогда не забудешь... Я такая красивая? Нет, ты такая страшная...
Хозяин “дворца” пытался говорить разными голосами и, как показалось Диму, весьма успешно. По крайней мере, намного лучше, чем сам “курсант Рах”...
– Но меня другое радует, – Габриэль выпрямился, словно проглотив метлу из тех, на которых ведьмы летают... если, конечно, закрыть глаза на то, что его колючие рыжие волосы намного тоньше и короче древесных прутьев. – Ты сразу догадался, кто я. И это хорошо... Меньше придется объяснять.
Дим усмехнулся, незаметно для собеседника проверяя состояние организма. В принципе, все мышцы функционируют, как часы, сердце бьется ровно, легкие работают не хуже, чем система вентиляции крупной исследовательской лаборатории... Но чего-то не хватает. Явно не хватает. Так не хватает, что действовать, не разобравшись в том, какая ерунда с ним твориться, большая глупость. Если не сказать – самоубийство.
– Архистратиг Габриэль, главный ученый человечества, – Дим небрежно поднес два пальца к виску. – Для меня большая честь лично встретиться с Вами.
Хозяин исследовательского комплекса поморщился. Причем, проделал это с просто-таки детской непосредственностью.
– Давай на “ты”! Общение это не та сфера человеческой жизни, где формальности – благо... Я не бухгалтер, а ты не сотрудник, пришедший за премией. Ты мне ничего не должен, я тебе ничего не должен. Ладно? А то просто воротит уже от этих “вы-вы-вы”.
Ну что на это можно ответить? Дим только плечами пожал – ему, в общем-то, всё равно, а лишний раз угодить влиятельному собеседнику... Лишним не будет. Ох, не будет! Учитывая, в какой неприятной и весьма дурно – несмотря на стерильный воздух в помещении – пахнущей ситуации он сейчас оказался. Угораздило же... Самое главное – непонятно как. Просто провал в памяти – и ничего больше... Чудеса.
– Ок-ок, договорились, – Дим широко улыбнулся, прерывая разговорчивого Габриэля. – Значит, ты здесь главный... Шишка... Босс...
Мужчина постучал тонкими длинными пальцами по стальным подлокотникам и, после некоторого раздумья, радостно изрек.
– Что-то вроде. Я слежу за всем, что происходит в лабораториях первого комплекса нашего сектора. Этот комплекс исполняет роль штаба... Хотя, зачем нам штаб? Не знаю, но раз есть – значит, нужен. Я в такие тонкости не вникаю, мне больше интересны мои эксперименты... – глаза Габриэля наполнились легкой грустью нетрезвого философа. – Да-да, всё, чем гордится Сектор Разработок и Исследований – моя заслуга. Остальные выполняют лишь прикладные функции... Вспомогательные... Ну, там эксперимент провести, как надо, зафиксировать результаты, сохранить, переправить мне, найди что-нибудь в архивах. Знаешь же, как это всё делается... Хотя, откуда, ты же совсем ребёнок... Прости, что тебе пришлось испытать на себе всю горечь взрослого мира. Прости, что из-за меня ты чуть не лишился рассудка...
– Рассудка? Ты хочешь сказать...
– Да, еще немного и ты стал бы пациентом сумасшедшего дома.
– Адово семя... – Дим зашипел, как змея, хвост которой прищемили дверью. – Значит эти провалы в памяти... То, что я был в Лесу, а через секунду оказался здесь... Но как? Как Вы... То есть ты... Как ты спас меня? Как вытащил из того дерьма, в которое я с головой ухнул? Я ничего не помню...
– Неудивительно, – вдруг встрепенулся Габриэль, обнажив ряды пилообразных зубов. – Это побочный эффект препарата ДОПР-МОД15. Да-да, предшественника той штуки, что использовалась в Трастисе...

В огромном пустом зале, уставленном, как шахматными фигурами, экранами коммуникаторов, никого, кроме Дима и Габриэля, не было. Операторы не сидели напротив дисплеев, уставившись притупелым взглядом в опостылевшие колонки цифр, руководители проектов не расхаживали с видом повелителей вселенной и не заглядывали через плечо, свято соблюдая пятиминутный интервал, вентиляция не шумела, бесформенное многоголосье не тревожило слух. Вообще, если бы не Габриэль, то юноша никогда бы не догадался, что находится в научно-исследовательском центре. Оно, конечно, всё тут предельно строго и рационально... за исключением “трона”... Оно, конечно, всё тут предельно функционально и расчетливо... за исключением, опять же, злополучного металлического кресла... Вот только не походил огромный зал на часть лаборатории. Хоть на пункт управления, хоть на пункт сбора экспериментальных данных...
“Здесь нужно устраивать банкеты для киборгов... Или, в крайнем случае, для закоренелых аскетов...”.
Дим недоверчиво покосился на Габриэля, пытаясь разглядеть в этом добродушном молодом человеке намеки на “роботизированность”. Ну, там, противоестественные жесты, неуклюжие движения или, в крайнем случае, душераздирающий скрип несмазанных шестеренок... А если серьёзно, то юноша старался различить мелкие несоответствия, которые на первый взгляд совершенно незаметны даже для самого объекта, но если как следует присмотреться... То всё становится на свои места. Специально отведенные, так сказать...
“Адово семя! Я не могу просчитать этого типа!”.
Курсант разглядывал невозмутимого Габриэля, который словно говорил ему: “Смотри, смотри! Видишь? Со мной всё в поряке! Всё отлично! Всё высший класс!”. Разглядывал и злился... Первоначальная ниточка, было показавшаяся ему перспективной, обернулась ровно обрезанным концом. Это как ловишь рыбу, а вытаскиваешь из воды драный ботинок... Мда, как в анекдоте, нелепой шутке или дурацкой истории, рассказанной после отбоя...
– Разве у тебя нет никаких вопросов? – наконец, поинтересовался Габриэль. Небрежно, надо сказать, поинтересовался, словно выполняя докучливую обязанность. – И вообще, почему ты не радуешься? Радуйся, радуйся! Тебе просто невероятно повезло! Ты вообще не должен был оставаться в живых... Но... Ты оказался слишком ценным подопытным. Поэтому я и приказал Адаму доставить тебя сюда. Ко мне.
Адаму?! Неужели... Юноша всегда подозревал хитроватого админа игры, всегда знал, что с этим проходимцем не всё чисто... Но Габриэль? Но Сектор Разработок и Исследований? Хотя... Тут, как раз, ничего удивительного. Адама корми, не корми, а ему лишь бы к власти поближе... Богом он вроде хотел стать или нет? Дим точно не помнил и не мог сказать наверняка, но и ничего хорошего от курсанта Голода не ожидал. Если бы у админа игры имелись родители – он их бы отдал взамен на силу и власть. Нет, не так. Не просто силу, а Силу. Не просто власть, а Власть. То есть, с большой буквы... Адам Голод вообще старался не размениваться по мелочам.
– Э-э-э-э... Постой! – если бы не кровать, Дим сейчас бы отскочил на пару шагов назад... Просто так, для того, чтобы с мыслями собраться. – Ты про Адама Голода? Ведь так?
– Совершенно верно. Тебе это существо известно, как курсант академии “Рассвет” Адам Голод, и, по совместительству, админ игры, – сахаром в голосе Габриэля можно было пару тонн пилюль подсластить... Ну, или вывести весь деготь из бочки с медом. – Он с самого начала работал на нас... И успех операции – почти полностью его заслуга. Я придумал и продумал план, это так, но без Адама мне не удалось бы претворить свою задумку в жизнь. Можно сказать, что мне повезло.
Удача? Или точный расчет? Не договаривает Габриэль, ох, не договаривает! Этот старый лис с глазами уставшего ангела сто очков в плане изворотливости и продуманности Адаму даст. Этот прохиндей строил свои многоуровневые комбинации, когда админа игры еще и в планах не было... По крайней мере, если верить небольшой части слухов, известных Диму. А если не верить... Тогда – полная неизвестность. Так что лучше пока придерживаться этой “теории”, а после – действовать по обстоятельствам... Если, конечно, у него вообще будет возможность хоть что-нибудь сделать.
– Постой-постой! Не торопи события, а? – запротестовал Дим, пытаясь выиграть время. – Мне, конечно, очень интересно послушать о твоих планах. Можно сказать – жить без этого не могу... Но и ты войди в моё положение. Я тут развалился, как муха в паутине, даже дернуться не могу, чтобы всё тут не зазвенело, не заверещало или не заревело в голос. Тут же сплошные системы контроля, я прав?
Габриэль подавил смешок и подался вперед. Его зрачки беспокойно забегали, а губы изогнулись в неопределенной полуулыбочке.
– Совершенно верно. Всяких разных глупостей здесь делать не стоит... Ох, не стоит! – хозяин “дворца” зачем-то мечтательно закатил глаза. – В связи с началом операции “Слом силы” комплекс переведен на осадное положение. Код безопасности – красный. То есть, максимальная степень защиты. Без ущерба для исследований, конечно же... Есть еще черный уровень безопасности, но это – на совсем уж крайний случай. Когда придется прибегнуть к экстренной эвакуации и запустить систему самоуничтожения...
Человек на стальном “троне” тихо рассмеялся и покачал головой.
– Не пойми меня неправильно. Я – всего лишь ученый. Для меня эти проблемы с безопасностью, с политикой... Просто необходимая, но неинтересная работа. Обязанности, которые я ни на кого не могу переложить. Да и кто захочет на себя такую ответственность брать? Правильно – никто. Вот и приходится мне самому выкручиваться... – Габриэль хмыкнул, его взгляд неожиданно стал твердым и даже жестким. – Пока получается, а дальше – как судьба распорядится. Или... Как Бог решит.
– Ты веришь в Бога? – недоверчиво переспросил Дим, которого слова собеседника не то чтобы удивили... Но сбили с мысли и окончательно запутали. – Ты? Веришь? В Бога?!
– Ну, да. А что такого?
– Да нет... Просто... – Дим рассмеялся. Нервно. – Удивительно... Немного.
– Думаешь? – Габриэль хитро посмотрел на юношу. – Тогда позволь тебе рассказать кое-что поистине шокирующее...

Стены мерно, словно издеваясь, покачивались. Они были надежными, как финансовая пирамида, и прочными, как мораль размалеванной девицы. Они плыли перед глазами Димаса, грозя вот-вот рухнуть вниз, погребая юношу под осколками безжалостно расколоченных иллюзий...
– Вы. Создали. Катастрофу.
Правда, в которую не хотелось верить, для которой не было никаких оснований, которая казалась бредом человека, затерянного в бескрайней пустыне. Вода? Глоток свежего воздуха? Красочная зелень, радующая глаз? Ха! Как бы не так...
– Мы ИНИЦИИРОВАЛИ Катастрофу, – поправил Габриэль, радостный, как новогодняя ёлка. – Я понимаю, что мои слова звучат слегка неожиданно. Прекрасно понимаю... Если бы я был простым человеком, то в жизни бы не поверил в этот бред умалишенного! Только и ты меня пойми – зачем мне обманывать простого курсанта? Зачем вешать ему на уши лапшу и прочие отходы пищевой промышленности? Шучу-шучу, даже серьезные люди должны иметь чувство юмора... – в глазах Габриэля прорезался стальной блеск, а сам хозяин “дворца” перешел на шепот. – Иногда, конечно же. Ну, ты меня понимаешь? Или нет? А вообще...
Он поднялся с чудовищного трона, поправив костюм с грацией размороженного мамонта, свет, исходящий прямо из стен, едва заметно мигнул, будто приветствуя своего господина. Для полного торжества фантасмогоричности не хватало только окровавленных черепов со змеями, выглядывающими из глазниц, под ногами. Ну и по мелочи: зловещих рун, бесформенных и беспокойных теней на стенах, тяжелого запаха смерти и разложения... Впрочем, тогда зал не был бы таким стерильным.
– А вообще? – переспросил Дим Габриэля, который совсем разомлел, наслаждаясь собственным величием. – Вы... То есть, ты хотел что-то еще сказать?
– А? А, ну да... Хотел, – как ни в чем ни бывало ответил хозяин “дворца”. – Итак, Катастрофа... Понимаешь, я ведь просто ученый. Мне, в отличие от диктаторов прошлого, нет никакого дела – умрет этот конкретный человек, останется в живых, погибнет тысяча, миллион... Или никто не пострадает. Я – всего лишь ученый. Для меня важен результат исследований, экспериментов... Что до способа получения информации – тут я не особенно щепетилен. Ты должен понимать, как-никак, именно я тебя создал... Можно сказать, я твой отец.
– Ага, и мать, – “курсант Рах” вновь надел маску язвительного авантюриста. – И все родственники сразу. Бабушки, там, с дедушками вместе. Дяди, тёти... Кто еще есть? Не помню... – он криво усмехнулся, пряча боль за бравадой. – У меня ведь никого не было.
– Не было? – Габриэль чуть не воссиял, как звезда на безоблачном небе, буквально воспарив от избытка нахлынувшего на него счастья. – Так радуйся. Тебе повезло.
– Э-э-э-э... – Диму всё сильнее казалось, что он играет роль в какой-то нелепой постановке, просто ему “забыли” об этом сообщить... ну, чтобы натуральнее получилось. – В каком смысле?! Ты вообще о чем?!
– О том самом, о детстве нашем беззаботном и радостном, – казалось, что лишь необходимость выглядеть солидно и ответственно, мешала Габриэлю пуститься в пляс. – Когда солнышко светит, когда травка зеленеет... И когда ты впервые понимаешь, что твоим родителям нет до тебя никакого дела.
Лицо хозяина “дворца” окаменело, превратившись в рисунок на гладкой скале, а чуть раздвинувшиеся губы открыли путь коротким, злым фразам...
– Габи, не мешайся под ногами. Габи, слушайся старших. Габи, найди себе занятие. Габи, черт тебя дери, где ты шлялся весь день? Габи... – интонация Габриэля скакала, как курс Единой валюты в дни Великого Кризиса. – Габи, Габи, Габи. Спасибо, хоть по имени звали... А то помнишь, как в анекдоте? До пяти лет я думал, что моё имя: “эй, ты!”... Вот только, видишь ли, Димас Рах, одиночество не самая плохая штука, если у тебя больше ничего нет... И слишком ужасная, если у тебя есть нечто недосягаемое, но такое... такое желанное! Ты понимаешь меня, курсант Димас Рах?
Тон собеседника недвусмысленно требовал ответа, и юноша, чуть замявшись, пробормотал что-то вроде: “Конечно, понимаю... Что тут понимать”. Он не думал, что Габриэль довольствуется этим, но собеседник, яростно сверкнув глазами, которые стали похожи на две налитых лунным светом плошки, продолжил рассказывать.
– Меня не принимали в компании. Меня сторонились. Меня дразнили. Меня били... Не сильно, скорее для острастки. Чтобы... Верно – не путался под ногами, – Габриэль завинчивал ослабевшие гайки чудовищной конструкции под названием “Моя жизнь”, и что последует за этим, можно было только догадываться... – Правда, иногда обидчики переходили грань, и мне приходилось несладко. Пару раз даже вмешательство медиков потребовалось... Но, как видишь, всё прошло удачно, и я остался жив. И здоров. А потом... Потом я, наконец, получил возможность стать ученым. Образование в объединенном человечестве каждый получает бесплатно... Если сумеет получить.
“Указующий перст” Габриэля буквально вонзился в Дима, а сам хозяин “дворца” на миг окаменел, окончательно превратившись в статую. Очень-очень-очень злую статую.
– Ты, – холодно бросил он. – Ты жил на всём готовеньком. Тебе не нужно было думать, как заработать на хлеб, тебе не нужно было думать, где переночевать... И вообще – как устроиться в столице... Тебе не нужно было думать, как поступить в университет... Тебе ни о чем не надо было думать. И беспокоиться... Ха-ха. Ты думаешь, у тебя проблемы? Ты думаешь, у тебя горе? Трагедия... Ха-ха. Ты настоящих трагедий в глаза не видел... Мальчишка! Ребенок... Знаешь, мне тебя жаль, ведь у тебя всё еще впереди. А я...
Рука, только что вытянутая вперед, вдруг обмякла и упала вниз, повиснув, как плеть.
– Я уже через это прошел.

Лес, освещенный солнцем, постепенно становился всё менее и менее мрачным. Тени пока прятались в кронах деревьев, но уже было понятно, что их время прошло, а до следующих сумерек они вряд ли смогут продержаться. Кусочки мрака съеживались, дрожали и дергались, как рыба на крючке. Они словно понимали, что их ждет... Они словно знали, чем наступающий день окончится для всего Леса Ивви.
Деревья, сейчас почти не похожие на бравых солдат, смотрелись жалко. Листья пожухли, как осенью, кора покрылась серыми пятнами и кое-где начала отходить от ствола, ветки стали хрупкими и ломкими. Ветер робко пронизывал потрепанные кроны, и было понятно, что стоит ему чуть усилиться – на землю полетят многочисленные древесные обломки. Ветки, листья, кора... А потом и сами деревья рухнут вниз, обнажая бледные внутренности стволов. Одно за другим – все, до единого...
“Черт! Что это со мной?”.
Рей недоуменно оглянулась по сторонам. Она не узнавала это место, она не узнавала Лес, обступивший её. Деревья, раньше вызывавшие серьезные опасения, сейчас буквально настаивали на том, что их следует немедленно пожалеть, а именно – срубить, чтобы не мучались. Ну, или спалить. Так, чтобы только пепел по ветру летел.
“Я что, простояла на одном месте? Этот Уриил... Его тут точно нет... А где есть? И почему он ушёл? Странно...”.
Пройдя несколько шагов – и откуда только силы взялись! – в свете холодных солнечных лучей, Рей остановилась в том месте, где, зарывшись в ковер листвы, удобно устроился её автомат... Но оружия не было – девушка нашла только примятый след, по форме напоминающий оружия, но само “устройство для устранения неприятностей” исчезло. Словно его и не было никогда...
“Мистика продолжается? Черт... Надо выбираться из этого безумия...”.
Девушка похлопала себя по груди и бедрам, проверяя сохранность припасов. Всё-таки они забрались довольно далеко и если идти обратно пешком... То придется потратить немало времени и сил. А разговор с несостоявшимся Спасителем измотал Рей сильнее, чем пара суток беспрерывных тренировок... Однажды, когда выдалось несколько спокойных деньков, она решила испытать себя, а точнее – возможности своего тела. Заперлась в старом тренажерном зале, заплатив туповатому мордовороту-охраннику за беспокойство... точнее – за отсутствие беспокойства. А потом измучила несколько не слишком надежных на вид приспособлений чуть ли не до полусмерти... Ну и себя, конечно же, загнала так, что в конце хотелось только упасть и больше не вставать...
Тогда охранник тащил её до съёмной квартиры. Тогда ей пришлось расстаться еще с некоторой суммой – за лишнее беспокойство. Тогда ей казалось, что большей опустошенности, большего изнеможения человек испытывать просто-напросто не может... Тогда она думал, что достигла своего предела.
Сейчас же фальшивый Архистратиг наглядно показал “глупой девчонке”, что иллюзии – это иллюзии и ничего более.
“Плохо... Плохо, плохо, плохо. Зеленого коридора мне до базы никто не даст... А оружия нет... И связи нет... Черт! Что ж так плохо-то!”.
Скрючившийся желтый лист, сорванный очередным порывом отнюдь не теплого ветра, продефилировал в десятке сантиметров от лица Рей. Девушка, невольно засмотревшись на это “листопадение”, быстро опомнилась и взглянула на запястье, уже зная, что там увидит... Серой полоски медбраслета не было. Причем, Рей совершенно не помнила, как и когда потеряла злополучный прибор... Скорее всего, это произошло уже после общения с “Уриилом”. Скорее всего, ей придется обойтись без жизненно-важной информации о частоте пульса и кровяном давлении...
Ничего, переживем. Не в первый раз... Рей неторопливо втянула носом холодный воздух и, решив, что больше тут делать нечего, бодро зашагала в сторону базы. Путь немаленький, но вода с пищей есть, в голове приятная чистота, ботинки легко раскидывают слабо сопротивляющиеся листья... И надежда, та, что в сердце, пока еще жива. Пока еще...

Несмотря на некоторое напряжение между Димом и Габриэлем, обстановку в помещении нельзя было назвать гнетущей. Ну, хозяин “дворца”, конечно, пытался отчитывать гостя, как подвыпивший дядюшка – непослушного племянника. Ну, юноше это, конечно, не особенно нравилось. Ну, разговор совсем не клеился... Но пока Диму ничего не угрожало, да и собеседник не выглядел маньяком-убийцей, облизывающимся при виде очередной жертвы.
– Ты думаешь, мне нужна эта война? – вопрошал небеса Габриэль, разрываясь между желанием забегать кругами по залу и необходимостью держать себя подобающим образом. – Ты думаешь, мне хочется, чтобы лаборатория Леса Ивви была стерта в порошок? Там, знаешь ли, целый исследовательский комплекс... Миллиарды в Единой валюте потрачены на строительство сооружений и покупку оборудования! Миллиарды! И время – почти десять лет сооружали этот испытательный полигон... А теперь что? А ничего. Вылетит в трубу весь наш лабораторный комплекс... Хорошо, что хоть результаты исследований удалось спасти.
Габриэль поправил галстук, на секунду с силой сжав ткань костюма, его лицо погрустнело, а глаза поблекли. Хозяин “дворца” весь сник и даже немного уменьшился в размерах – хотя это, наверное, просто показалось Диму. Но, как бы то ни было, Габриэль на миг стал выглядеть жалко. Как каменный топорик, пытающийся пробить броню тяжелого танка...
– Я всего лишь ученый. Война мне невыгодна... Да, в детстве я мечтал о мировой войне, причем, проводимой под моим чутким руководством... – Габриэль усмехнулся и развел руки в стороны. – Но то было в детстве. Сейчас же – совсем другое дело.
– Ты хочешь сказать, что не при делах? Никакого отношения к войне на острове Ивви не имеешь? – недоверчиво переспросил Дим. – Адово семя! Я такой ерунды еще не слышал! Всё равно, что кошка, которая съела мышку и говорит, что это вышло случайно...
– И, тем не менее, мои слова – чистая правда, – Габриэль успокоился так же неожиданно, как и всполошился. – Мы виновники Катастрофы – но нам она была не нужна. Мы виновники войны за Лес Ивви – но нам никакой пользы от боевых действий и неминуемого разрушения нашей же лаборатории. Понимаешь?
– Хм...
Дим задумался. Крепко так задумался – как никогда прежде. Верить или не верить Габриэлю? С одной стороны, это ни к чему его не обязывает. С другой – уж очень невероятно звучат слова собеседника. С третьей – всё уже сказанное в огромном металлическом зале не лишено логики, но кажется неполноценным... Словно раз за разом Диму показывают краешки разных картинок, а целиком – нет. Догадывайся, мол, дорогой курсант, думай и решай сам...
А что, собственно решать? А чего же он сам хочет от этого разговора? Дим, спроси его кто об этом, ответил бы, что ему и дела нет до загадок Габриэля. Что странное представление с чудным ученым в главной роли слишком уж походит на нелепый фарс. Что на войне всё проще и понятнее, без нескончаемых интриг и головоломок... Но юношу никто ни о чем не спрашивал. И, по большому счету, мнение курсанта Раха даже Габриэля не очень-то интересовало. Так, для галочки, как истинный исследователь, отметит – но не более того.
– Хм... – Дим рассеянно махнул рукой, отгоняя несуществующих мошек. – Хм... А даже если так... Что с того?
– То есть? Ты хочешь получить что-нибудь для себя лично?
– Не совсем... – юноша хитро посмотрел на собеседника. – Просто я совершенно не представляю, чем вы вообще тут занимаетесь. Только и слышу – сектор исследований то, сектор исследований сё... То, да сё... А что именно – большой вопрос. Тайна, так сказать, покрытая мраком. Густы-ы-ы-ым-густы-ы-ы-ым мраком.
– И это все? – похоже, Диму удалось удивить опытного ученого... по крайней мере, Габриэль слегка опешил и даже издал нервный смешок. – Больше ничего?
– Ничего.
– Забавно, – Габриэль ощетинился, как дикобраз при виде хищника. Выставил вперед острые, как алмазный резак, иголки, оставив снаружи только черный любопытный нос. И черные же бусинки глаз... Пустые, как сама бездна. – Я, как ты уже понял, ученый. Вся моя жизнь – бесконечная череда разнообразных исследований. Некоторый из которых... Впрочем, что это я.
С проворством кота, открывающего банку со сметаной, он вдруг подался вперед, одновременно поманив к себе Дима.
– Вставай! Хватит лежать... Я кое-что тебе покажу.

 

9

Экраны коммуникаторов были своего рода “окнами в мир”, а точнее – в многочисленные мирки, порожденные неистощимой фантазией фанатика. Хотя даже слово “фанатик” не отражало полностью всю глубину “безумия” Габриэля. Исследования были для учёного единственным смыслом жизни – потому и подходил он к ним с максимальной тщательностью. Хоть Дим и не разбирался в нюансах, но мог оценить чистоту и стерильность помещений, холёный вид подопытных, методичность и размах экспериментов.
“Да... Тут целый мир. Скрытый от глаз... И наполненный жизнью...”.
На первом экране в маленьком окошке смешно дергались черные носики любопытных крыс. Зверьки были похожи на мягкие игрушки, только беспокойные мордочки выдавали в них “натуралов”. Уж робокрысы вряд ли стали бы изучать тесную клетку с таким упорством и неутомимостью...
Засмотревшийся Дим непроизвольно чихнул, привлекая внимание своего проводника. Правда, тот не стал предлагать юноше средство от простуды или подшучивать на тему здорового образа жизни.
– Итак, – скучающим голосом сказал Габриэль. – Начнем.
– С крыс? – прогундел курсант, откровенно этими самыми крысами любующийся. – Вот с них?
– Почему нет? – учёный кивком указал на столбцы цифр рядом с картинкой. – Вот тут, например, результаты опыта по облучению млекопитающих, а точнее, крыс, высокочастотными волнами. Пока наблюдаются только сдвиги в генном коде...
– Сдвиги? – Диму стало не по себе, когда он представил точно такой же эксперимент... но проведенный на людях. – В геноме? Это как генная модификация?
Габриэль отвел глаза. Столбцы цифр скользили по экрану, как альпинист, спускающийся вниз по страховочному тросу, а учёный старательно делал вид, что именно сейчас ему кровь из носу надо эти данные тщательно изучить. Проще говоря, старательно уходил от необходимости отвечать на вопрос... Правда, спустя минуту всё же буркнул себе под нос:
– Мы не способны контролировать изменения... Это всё равно, что играть в кости с Господом Богом – Творец в любом случае одержит победу, – он насупился, как ребёнок, у которого отобрали любимую машинку. – Это чистой воды рендом... То есть – случайность. И, следовательно, пока практического применения даже не намечается...
“Экскурсовод” отвернулся и поспешил к следующему дисплею, а Диму ничего не осталось, как распрощаться с прелестными белыми зверьками, променяв крысок на картинку с более крупными млекопитающими. А именно – с обезьянами.
– Симпатяги, – прокомментировал юноша. – А чего они такие вялые?
Животные действительно вели себя так, словно стремились к почётному званию “Лентяй года”, грозясь отобрать его у бессменных обладателей. То есть – ленивцев. Правда, если любители повисеть на ветках вниз головой предпочитают большую часть времени сладко посапывать, то обезьяны в клетке вовсе не выглядели приверженцами таинств Морфея. Скорее уж поклонниками другого древнего божества, Диониса. Они сидели, прислонившись спиной к частоколу прутьев, а их глаза, мутные, как запотевшее стекло, смотрели в одну точку. Периодически животные начинали покачиваться из стороны в сторону, но быстро останавливались, вновь превращаясь в живые статуэтки.
“Как маятники... Только сломанные”.
– А эти... – осторожно спросил Дим. – Эти подопытные... Что на них испытывают? Новую разновидность снотворного? Или наркотический газ, вроде того, что был в Лесу Ивви? Я, понимаю, что это не моё дело... Просто, интересно.
Юноша не без оснований полагал, что Габриэль опять начнёт уходить от ответа, но учёный очередной раз удивил собеседника, бодро отрапортовав:
– Ничего особенного... Интенсивное обучение, настройка сознания, корректировка базовых инстинктов... – учёный на секунду задумался, смешно изогнув тонкие губы. – Ммм... Иными словами, мы изменили их мозг, совершенно не затронув тело. При этом максимально приблизили к homo sapiens, то бишь, к человеку. Не самый удачный эксперимент, конечно... Но и не самый неудачный.
Дим, чьи познания в сфере научных исследований начинались и заканчивались красочными картинками препарирования лягушек, слушал Габриэля с неподдельным интересом. Правда, далеко не всё из сказанного было ему понятно, но не показывать же перед хозяином “дворца” свою неграмотность... Вот юноша и кивал с задумчивым видом время от времени, время от времени же задавая уточняющие вопросы.
Впрочем, в эксперименте с обезьянами всё было понятно даже курсанту – чай, не первый раз этих младших родственников человека видит. Да и сам пару раз думал, как же из животного, покрытого шерстью, мог эволюционировать нынешний повелитель планеты Земля. А тут, оказывается, не только думали, но и действовали. Правда, немного в ином направлении, но всё равно – любопытно.
Следующие три экрана не вызвали особого интереса ни у Дима, ни у его провожатого. Разноцветные графики, россыпь чёрных закорючек, ровные колонки цифр, фотографии объектов непонятного назначения... В общем – ничего особенного. В Сети Дим видел страницы намного интереснее, а “живая” трансляция экспериментов была для юноши намного более увлекательной, чем сухие данные отчётов.
Дим хотел уже сообщить о своих предпочтениях Габриэлю, но тот вдруг застыл, словно его ботинки соединили с полом при помощи суперклея, и, уставившись в шестой экран, начал буквально пожирать изображение немигающим взглядом. Рот учёного приоткрылся, кривые зубы прикусили нижнюю губу, а в глазах появилось мечтательное воображение...
“Как после электронной дряни... Не пробовал эту гадость, но очень похоже... Адово семя! Не хватало ещё с наркоманом связаться...”.
Несмотря на свои подозрения, Дим, конечно, понимал, что навряд ли столь ответственный пост будет занимать человек, не владеющий собой... Но легкая дрожь, при мысли о наркотиках и их жертвах, была куда предпочтительнее, чем неприглядная правда... Юноша не знал, что рассмотрел на шестом экране Габриэль, но смутно догадывался, что ничего хорошего там не было и быть не могло. А, судя по тенденции...
– Люди, – бледный, как Смерть, потерявшая чёрный список, юноша выглянул из-за плеча учёного. – Три... Четыре... Шесть человек.
Запертые в такую же клетку, как крысы или обезьяны, представители вида homo sapiens вели себя немногим лучше. Бесстрастная камера чётко фиксировала резкое движение губ, выплёвывающих явно не заверения в вечной любви и преданности, а шкала рядом с картинкой, красноречиво озаглавленная “Уровень агрессии”, медленно, но верно наливалась тёмно-синим. Полоска неторопливо ползла вверх, к тонкой бордовой черте, рядом с которой стояла пометка “Критический уровень”, оставив позади уровни “Нормальный”, “Высокий” и “Сверхвысокий”.
Завороженный зрелищем, Дим даже не стал шутить над фантазией – а точнее, над её отсутствием – у тех, кто разрабатывал этот эксперимент. Просто потому, что любой юмор сейчас был бы чернее угольной пыли...
– И что... – юноша сглотнул подступившую слюну, которая показалась ему противоестественно горькой. – Дальше?
– Смотри.
Горячо прошептал Габриэль, напоминая то ли вероломного царька из прошлого, то ли опытного проныру с Окраин. Нос учёного так и тянулся к изображению, грозя протаранить экран, глаза болезненно светились, а волосы на голове топорщились сильнее обычного. В общем и целом, он сейчас на 99 и 9 процентов соответствовал образу научного фанатика из многочисленных фильмов-катастроф. Только высунутого языка не хватало, да высокопарных лозунгов, которые просто-таки обожают вымышленные злодеи... А еще, Габриэль совершенно не переживал. Так, словно для него результат эксперимента не играл никакой роли. Словно ему было всё равно – удача или провал его ждут в самом конце... Словно процесс бесконечных исследований стал для него чем-то вроде воздуха. То есть тем, без чего нельзя жить...
– Смотри, внимательнее... Скоро начнется самое интересное.
Слова Габриэля растворились в красных вспышках на экране. Дим не знал, специально это было сделано или просто сработала сигнализация, но пока он, ослепленный багровым сиянием, слепо пялился в одну точку, пока он с каким-то торжественным ужасом наблюдал, как полоска индикатора буквально взлетает в небеса, растекаясь чернильной синевой, пока он гадал, что же именно сейчас произошло... Всё уже закончилось.
Клетка выглядела опустошённой – подопытные люди исчезли, словно и не было их никогда. Словно эксперимент являлся просто одним большим спецэффектом... Экран продолжал мигать красным, высвечивая голые углы камеры, Дим пытался отыскать хоть один след, хоть пуговицу или клочок одежды, но безуспешно. И с каждым кровавым всполохом сердце юноши билось сильнее, забираясь в такие дебри первобытного ужаса, о которых он никогда прежде не подозревал...
– Достаточно.
Голос Габриэля вывел Димаса Раха из полуобморочного состояния, заставив вновь обратить внимание на экран. Но клетка на картинке больше не была безлюдной... Хотя, как посмотреть. Хотя, лучше, конечно, и вовсе не видеть результатов чудовищного эксперимента... Юноша, которого бросало то в жар, то в холод, никак не мог определиться, игра это или нет, гениальная постановка или изуверский опыт поражающий своей простотой и реалистичностью... Наверное, стоило довериться фактам, но как раз таки факты были тём, чего Дим предпочел бы никогда не знать... И не видеть.
– Опять ничего.
Глаза Габриэля обрели жизнь и поскучнели, а тонкие пальцы требовательно забарабанили по столу. Похоже, хозяину “дворца” тоже не очень-то нравилось происходящее на шестом экране, вот только, причины для этого недовольства были иными... И жалел учёный не изломанные человеческие “куклы”, измазанные своей и чужой кровью, а время, потраченное на них. Он жалел не о том, что пришлось погубить этих людей, а о том, что их гибель не принесла никакой пользы Сектору Разработок и Исследований... Габриэль был истинным учёным, и одно это вызывало у Дима нервный тик.
– Что... – щека юноши непроизвольно дернулась, а в глазах застыло недоумение, смешанное с ужасом. – Что произошло?!
– Эксперимент, – услужливо подсказал Габриэль, вновь вошедший в образ радушного хозяина. – По фиксации эффекта совмещения.
Наверное, дикарь, впервые увидевший электронный микроскоп, лучше разбирался в этом техническом приспособлении, чем Дим – в термине, упомянутом Габриэлем. Нельзя, правда, сказать, что юноша был совсем уж шокирован... Точнее, он и так пребывал в состоянии некоторой прострации после увиденного на экране “зрелища”, поэтому новая доза удивления прошла для него практически бесследно. Так, сущая ерунда: только глаза на секунду остекленели, да нижняя челюсть отвисла почти до пола.
– Эффект совмещения нами не до конца изучен, – сжалился над собеседником Габриэль. – Пока мы можем сказать лишь то, что при достижении определенного пикового значения агрессивности, человек приобретает... хм... странные свойства. И мозг человека, и человеческое тело. Можно сказать, что на время для объекта останавливается время... Хе-хе. Вот такой вот небольшой парадокс.
– И... и?
– И что? И ничего, – учёный помрачнел, как фермер, увидевший, что его поле расклевали вороны, а самая наглая уселась на пугало и громко каркает, наслаждаясь полной безнаказанностью. – Мы не можем зафиксировать момент, когда человек становится сверхчеловеком. А так же момент, когда он этим самым сверхчеловеком перестает быть. Самые чувствительные датчики, со временем реакции, исчисляемым в крохотных долях секунды, оказываются бессильны. Просто потому, что промежуток этого самого времени, необходимый устройствам слежения, бесконечно отличен от нуля...
– Постой... – кажется, до Дима начала доходить суть эксперимента. – Уж не хотите ли вы поймать вечность?!
– Совершенно верно, – Габриэль аж просиял, получив возможность вновь сесть на своего любимого конька. – Эффект совмещения был обнаружен случайно... В ходе других экспериментов. Так сказать – побочный эффект.
– Других? И тоже... На людях?
– Хм... Я бы так не сказал.
– Ты еще скажи, что я сейчас деревянные куклы видел! А вместо крови – томатный сок! – вспылил Дим, понимавший, что если он и дальше будет сдерживаться, то вновь поедет крышей... и неизвестно – продолжит ли Габриэль свою “благотворительность”. Этот излишне ретивый исследователь запросто может и наркотик юноше вколоть... Или что похуже. – Трупы! Люди! Смерть... Они все погибли! И я! Лично я! Смотрел... Как они умирают!
– И зачем кричать? – тирада юноши не произвела на Габриэля ровным счетом никакого впечатления. С тем же успехом Дим мог вызывать на бой бетонную стену. – Да, ты стал свидетелем одного из моих опытов... Но твоё свидетельство ничего не стоит. Ровным счётом ни-че-го.
– Это еще почему?!
– Потому, что иссы формально не считаются людьми, – сухо сказал учёный. – Это многое упрощает для нас.
– Иссы?
– Да. Искусственно созданные существа.
– То есть... Клоны.
– Совершенно верно.
Последние два слова прозвучали так, будто Габриэль хотел поставить в разговоре эффектную точку, но получилась запятая, да еще и с каким-то нехорошим подтекстом... Словно учёный что-то знал о Диме, чего сам юноша не знал, причем хозяин “дворца” хотел, чтобы курсант дошёл до этого “чего-то” самостоятельно... Брррр. Не самое лучшее время и место для головоломок. Но... Выбирать не приходится.
– Может поговорим на другую тему? – надежда на то, что Габриэль отступит от своей главной линии, если таковая, конечно, имелась, была слабой, но дальше плясать под дудку чудаковатого учёного юноша не собирался. – Скажем... О проекте “Слом силы”.
Если Дим и рассчитывал смутить собеседника, то всё его расчеты разбились о глуповатую улыбку Габриэля, как волны разбиваются о прибрежные скалы. То есть быстро и без особого шума.
– Интересно... Зачем тебе про это знать? Или ты думаешь, что являешься главным фигурантом операции? Ха-ха! Ты сильно заблуждаешься... Целью проекта “Слом силы” один очень непростой человек, которого ты даже не видел. И не мог видеть... Этот человек – единственный, кто пережил Катастрофу. А теперь... Он должен умереть.
Габриэль откинул голову назад и задергался, сотрясаемый приступом безумного смеха.
– Умереть... Умереть... Ха-ха! Умереть! Навсегда.

Если признаки гибели можно свести воедино, то главными, без сомнения, окажутся: упрощение, слабость и потеря надежды. Не имеет значения, какой из них ставить на первое место, ведь один вытекает из другого и обращается третьим. Они, как скованные вместе звенья цепи, они бывают незаметными, как нити паутины, они неумолимы, как кислота.
Лес Ивви еще не познал всей полноты ГИБЕЛИ, но листья уже летели на землю бесконечным снегопадом, деревья рушились вниз, ломая скрюченные ветви, а шум ветра больше походил на вой. Злобный волчий вой.
Свист пронизывающих потоков, будто исходящих из глубин арктических вод, нисколько не мешал человеку, ловко уходящему от начавшейся “бомбардировки”. Древесный мусор чудесным образом пролетал мимо путника в желтом пальто: крупные ветви солидно грохались о земли ровно в тот момент, когда ноги в армейских ботинках оказывались в метре от места падения, а листья, с сомнением покружив рядом с тёмноволосой головой, не решались опускаться на прилизанные волосы, резво уходя в сторону. Так, словно странный человек был древним атомным ледоколом, а Лес Ивви – небольшим нагромождением льдинок, рассыпающихся перед стальной махиной.
Да, гибель Леса – дело решённое... Нельзя сказать, что путник, а именно – Мани Пуллит, радовался этому незавидному исходу. Если бы не девчонка... И Лес остался бы в живых, и Губитель получил бы достаточно Силы. Да, всё могло сложиться иначе... Но получилось так, как получилось. И в этом “Уриил” видел свои плюсы. Например – детальное наблюдение за всеми стадиями ГИБЕЛИ.
“Архистратиг” криво усмехнулся, теперь, когда его никто не видел, человек в одежде законченного чудака мог спокойно напялить на себя маску уродливого демона. А, кроме того, благодаря освобождению и смене знака... Мани Пуллит, наконец, исполнил давнюю мечту, избавившись от сковывавших его ограничений. Но, как ни странно, еще не понял – счастлив он или нет. И вообще – способен ли Губитель испытывать подобное чувство... Странно.
Напоминая самому себе электромобиль с выжатым досуха аккумулятором, Мани расчётливо двигался вперед, тратя ровно то количество сил, которое необходимо было потратить. Да, если бы не девчонка... Он бы сейчас мгновенно переместился к цели... Или взлетел... Или переместил цель к себе... Усмешка на лице “Уриила” окончательно превратилась в оскал, а крепко сжатые зубы недвусмысленно намекали на то, что “Архистратиг” не совсем ладит с собственными нервами. Но это была лишь видимость. На самом деле, Мани Пуллит думал не о происшествии с Сердцем Ивви и не о Рей, оставленной на той поляне... Бывший Архистратиг размышлял на тему упрощения. Да-да, в своих мыслях “Уриил” вертел, разглядывая со всех сторон, как бриллиант, один из компонентов гибели.
Его забавляла сама идея разложения сложных систем на кучку простейших элементов. Как, например, древний листок, сам по себе драгоценный, да еще исписанный письменами на забытом языке, корчится и темнеет, охваченный ликующими язычками весёлого пламени. А потом от невероятной стоимости раритета остается только горстка никчемного пепла... Или красивый замок из песка, расплывающийся жидкой грязью, когда его перехлестнет равнодушная морская волна... Или красивая ледяная фигурка, льющая прозрачные слёзы в ответ на жаркое приветствие восходящего солнца... Вода, песок, пепел, в них нет сложности, они – итог упрощения. Итог гибели... Но – не конечный итог. Есть еще ступени... Ох, есть...
Безумие вновь заволокло глаза Мани Пуллита, кривой оскал на лице застыл, как клеймо, а сквозь крепко сжатые зубы прорвался шипящий змеиный вздох. Он видел начало гибели огромной лаборатории Леса Ивви. Это было потрясающим зрелищем... Но – недостаточным. Следующий шаг, его основная цель... Совсем близко, надо только немного потерпеть. И он терпел, тратил оставшиеся силы, как скупердяй, зашедший в лавку за продуктами, тратит грошовые монеты. То есть скрипя сердцем и по чуть-чуть... По капельке...
Лес оборвался длинной просекой, открывшей безоблачное небо. Солнечный свет скользнул по лицу Мани, вырывая из лесного полумрака его полубезумную гримасу и почти ослепшие от жажды мести глаза. Мир был так прекрасен и чист... Забавно. Бывший Архистратиг и несостоявшийся Спаситель еще не смотрел на реальность с точки зрения простого наблюдателя. Ценителя, так сказать, красоты. Да, забавно, очень забавно... Мани небрежно отмахнулся от лишних мыслей и, запахнувшись в пальто поплотнее, словно сейчас была зима, направился к присыпанному листьями шаттлу.
“Интересно... Только мертвые механизмы могут всегда послушно ждать хозяина? И почему... Неужели жизнь несет в мир только неопределенность и хаос? И гибель... Да, она определенно неизбежна...”.
Проведя ладонью по холодному металлу закрытой двери, Мани чуть-чуть расслабился, изобразив на лице вялую улыбку. Эта мысль его тоже порядком позабавила.

– Итак, начнем...
– Итак, закончим!
– Ты же хотел узнать моё мнение? Точку зрения простого учёного... Исследователя, которого волнует только результаты экспериментов. Или желание уже пропало? Интересно... Что же с ним случилось? Заболело? Ушиблось? Упало... Вниз? Ха-ха. Да-да, вниз... На тот уровень, что люди называют отсутствием морали.
– А ты что, не людь? В смысле – не человек? Или решил поставить себя выше всех? Богом себя возомнил?! Адово семя... Везёт же мне на шизанутых! Кругом одни психи, обалдеть можно... Он еще о морали рассуждает! Да что ты о ней можешь знать!
– Я? Всё. Абсолютно всё.
– Э-э-э...
– Ты удивлён? Твоя реакция предсказуема. Ты находишься в плену многовековых установок и стереотипов. Общество... Навязывает нам шаблоны мышления. Для чего? Думаю, ответ известен даже тебе... Так – проще. И обществу, и отдельным людям. Проще не выбиваться из общего ряда, проще быть, как все. Проще... Но, одновременно, скучнее. Та же история и с моралью...
– Да-а-а?! Я сто раз уже слышал сказки про общественную мораль! И это именно сказки! Потому что... потому что общественной морали НЕ СУЩЕСТВУЕТ!
– Вот как? Интересно... Правда, интересно. Давно не встречал столь любопытных существ... Причем, еще и сотворенных мною... Что ж, позволь развеять твои заблуждения. Чуть-чуть, чтобы ты смог разглядеть краешек истинной картины мира...
– Ну, я же говорю! Богом себя возомнил... Адово семя! Откуда ТЕБЕ известна ИСТИНА?! Не надо...
– Ты кричишь... Хм... Значит, ты не прав. И сам понимаешь, что не прав... Позволь объяснить тебе кое-что и одновременно ответить на все невысказанные вопросы о морали. Итак... Мораль. Набор чёрно-белых квадратов, составляющих поле игры. Как в шахматах. Только имеется одна особенность... Каждый квадрат разделен на два треугольника – светлый и тёмный. Как инь-ян. Знаешь такой древний символ?
– Знаю, знаю... Я тебе что, совсем дурак?
– Это мы еще посмотрим... Впрочем, неважно. Вернемся к морали, а именно – к простейшим двоичным структурам. Чёрное и белое, хорошо и плохо... Переключатель для каждой возможной ситуации, однозначное определение правильности выбора... Вот что такое твоя общественная мораль. Которой нет и не было никогда.
– Постой, постой! Не так быстро! Ты ведь сам только что сказал...
– Что? Про возможность выбора из двух вариантов? Да, верно, всё так. Псевдомораль, которую часто называют общественной, состоит из этих маленьких кирпичиков, определяя гигантское количество вариантов, создавая колоссальных размеров игровое поле... Хочешь – становись отъявленным негодяем, ставь всегда на чёрное, переступая через трупы на пути к богатству или власти. Хочешь – надень хламиду праведника, проповедуй заповеди и слова Христа... Да-да, того самого Христа, Первого... Всё в твоих руках. Вот только... Выбор этот – ограничен.
– Почему? Что-то не замечаю особых ограничений... Ну, кроме законов, конечно. Или упомянутых тобой заповедей.
– Что ты, что ты... Какие законы, какие заповеди... Это такая мелочь по сравнению с настоящими путами, сковывающими человечество.
– Адово семя... Ты перестанешь говорить загадками?! Я тебе не долбанутый на всю голову учёный... Я вообще солдат, чтоб ты знал!
– Знаю, знаю, не беспокойся... Ну а ты, сам того не ведая, только что подтвердил мои слова.
– Э-э-э...
– Да-да, ты продемонстрировал ограниченность мышления, присущую большинству людей. Видишь ли... Возможно, это покажется тебе открытием вселенского масштаба, но существуют и другие цвета, отличные от чёрного и белого.
– Хм... Древняя философская идея про оттенки серого?
– Да нет, что ты... Какая философия? Чисто научный подход. Ты ведь не забыл, кто я? То-то же... Итак, другие цвета. Красный, жёлтый, зеленый, синий... Их много, у них есть, как ты верно заметил, оттенки. И почему чёрный или белый цвет должны иметь преимущество? Ха-ха! Обычное человеческое заблуждение... Из разряда баек про двоичную логику. Да, так проще, да, так понятнее... Но это... Так скучно!
– Адово семя! Тебя послушать, так получается, будто жизнь обязана быть сплошным фестивалем с кучей фейерверков!
– Ну почему же... Просто я не вижу смысла скучать, если можно немного скрасить однообразные серые будни. Вот и с моралью... Почему бы ни раскрасить каждый квадратик, каждую ситуацию в разные цвета? В десятки, сотни цветов и оттенков! А потом... Выбрать решение на свой вкус.
– Хорошенькое оправданьице для того, чтобы запихнуть совесть куда подальше вместе с моралью... Да, моралью! И я не про общественную или какую-то там говорю! А про твою собственную! Которой у тебя отродясь не было!
– Интересно... Откуда такой смешной вывод? Продолжай, мальчик, продолжай. Ты меня заинтриговал.
– А тут и говорить не о чём! Всё и так ясно, как дважды два! Ты расписываешь мне достоинства кирпичей из которых будет построена пирамида... Ценой миллионов жизней построена! Буквально на человеческой крови! Но ты об этом не говоришь, нет, конечно же, нет... Зачем, если это выставит тебя в плохом свете? Не лучше ли разобрать зло на запчасти и назвать добром? Адово семя... Да дьявол по сравнению с тобой невинный ягнёнок! Да самый жуткий демон преисподней, услышав это иезуитство, тут же провозгласит тебя Князем Геенны Огненной!
– Интересно... Откуда у тебя такая информация? Наверное, долго пришлось в Сети блуждать, наталкиваясь на осколки истины... Как на обломки разбившегося корабля... Вот только... Ты так ничего и не понял.
– Э-э-э... Опять?!
– Не опять, а снова. Я ведь тебе говорил, что я – всего лишь учёный... Не более того. У меня своя мораль... Своя, не спорь, всё равно у тебя не хватит знаний, чтобы тягаться со мной. А переубеждать тебя нет никакого смысла. Зачем мне ещё одна сломанная игрушка? К тому же эта дискуссия мне порядком наскучила... Поэтому, как ты недавно сказал, закончим. Но...
Габриэль насмешливо посмотрел на собеседника, то ли жалея юношу, то ли пытаясь показать своё над ним превосходство... А, скорее всего, и то, и другое одновременно.
– Есть иные темы, которые мы можем обсудить.

С каждой минутой разговор становился всё более и более хаотичным. Юноша перестал понимать что он здесь делает и зачем Габриэлю нужно разводить демагогию, спорить о морали, показывать свои эксперименты... Зачем вообще свихнувшемуся учёному понадобился простой... ну ладно, лучший курсант академии? Если Габриэль действительно его “отец”, то он таких “Димасов Рахов” может сотню сделать, когда возникнет необходимость. Это ведь ему, как двумя пальцами щелкнуть, как вдохнуть и выдохнуть стерильный воздух, перегоняемый через фильтры комплекса...
Зачем?! Неужели, Габриэля всё это настолько забавляет... Неужели он затеял всё это только ради собственного развлечения? Даже для такого безумца это слишком... Слишком бессмысленно. Всё равно, что поднимать несколько пехотных дивизий для того, чтобы перевести старушку через дорогу... Хлопотно, неоправданно, глупо. Но... Габриэль поступил именно так. То есть – глупо. Хотя при этом исследователь далеко не дурак, ох, не дурак... Юноша не стал бы тягаться интеллектом с хозяином научного комплекса – просто потому, что итог подобного состязания был предрешен... Но...
“Адово семя! Зачем?! Зачем всё это?! Мне... со мной... Я...”.
Дим чувствовал себя, как флюгер, который ехидные порывы ветра швыряют из стороны в сторону, как тоненькую картонку, или, как мяч, перебрасываемый туда-сюда, который даже не знает, где его собственное место... И есть ли ему место вообще в этом мире... И должно ли это место быть... И...
Два тёмно-зеленых омута зрачков... Такие близкие и знакомые глаза... Как два спасательных круга для того, кто не может выбраться сам... Она... Девушка... Рей... Слабое воспоминание, словно бледная тень от гаснущей свечки, но и этого хватило, чтобы наваждение развеялось, а сомнения сгорели и рассыпались мягким пеплом. Дим вспомнил... Но не старую боль, занозившую его сердце, а новую надежду, ради которой, возможно, и стоит жить...
Рей...

Лес и не думал кончаться, а мысли о Диме уже довели Рей чуть ли не до изнеможения. Воспоминания жгли, как упавшая на руку капля расплавленного металла, буквально разъедая плоть сознания. Девушка не знала, жив её приятель, мертв или ещё что... Не знала, но очень хотела знать. Она чувствовала себя, как героиня одной очень старой истории, которая сидела на берегу и ждала... А чего, собственно, ждала? Когда прилетит маг и волшебник на розовом шатлле? И достанет из чёрной шляпы миллиард в Единой Валюте? Ага-ага, держи карман шире...
“Чёрт... Я когда-нибудь из этих зарослей выберусь?!”.
Рей злилась, прекрасно понимая, что тратит на эмоции невеликие остатки сил. И лучше бы отрешиться от всего лишнего, лучше бы сконцентрироваться только на беге... Но увы, она не киборг. И даже не биоробот с промытыми мозгами. Увы... Она просто глупая девчонка с Окраины, потерявшая родителей и не нашедшая ничего, кроме бесконечной игры в прятки с собственной жизнью. И Дим... Только Рей стало казаться, что у неё появился близкий человек, как этого самого человека грубо изъяли, буквально пинком отправив в мир грёз и иллюзий... Без обратного билета, конечно же. А Рей... Остаётся одна лишь надежда, что не всё потеряно. Что ещё можно успеть, если очень-очень постараться...
И она старалась. Очень-очень.

Деревья враз поредели, но по-прежнему стояли всюду, где доставал взгляд. Рей сперва даже не сообразила, что добралась до лагеря, сначала девушке показалось, что Лес просто как следует “прочесали”.
“Ядерными боеголовками... Нет! Лучше вакуумными бомбами... Или...”.
Размечтавшись, она сбавила шаг и только поэтому не споткнулась, когда её нога вдруг зацепилась за что-то твёрдое и колючее. Похожее, на груду размолоченных досок... Досок? Застыв, как вкопанная, девушка осторожно, словно ожидая увидеть целый клубок ядовитых змей, посмотрела вниз...
“Доски?! Чёрт... На них ещё и клеймо сохранилось... Внешний сектор?! Вы шутите?! Это же...”.
Это же остатки от ящиков с боеприпасами. Которые хранились на складе. Который был в лагере. Который... Был почти полностью разрушен.
“Боже... Это, как судный день... За что... почему...”.
Она слепо шла вперед, натыкаясь на обломки и оплавленные куски металла, обгоревшие тряпки липли к ботинкам, но Рей этого не замечала. Она вообще почти ничего не видела... Вдыхая тошнотворный запах, который дурманил голову и сводил с ума, девушка стояла, вцепившись пальцами в попавшееся под руку дерево, и смотрела на лагерь. Точнее, на то, что от этого самого лагеря осталось...
“Леди Ив, ребята, директор... Неужели... Вы все... Погибли?!”.
Рей могла бесконечно вопрошать небеса, но вряд ли высшие силы были бы так милостивы к простой, ничем ни примечательной девушке, чтобы ответить на её мольбы... А силы противоположного знака буквально пару часов назад недвусмысленно послали её куда подальше... И что имеется в итоге? А ничего. Придётся Рей взять себя в руки и пойти дальше, независимо от того, что она увидит по дороге...
“Хотя, если плотно зажмуриться и заткнуть нос... Чёрт!”.
Выстрелы, пробившие навылет зловещую тишину и затеявшие короткий злой разговор, вывели девушку из состояния “буриданова осла”. А если проще – избавили её от необходимости выбирать из двух равных зол меньшее. Да уж... Если бы она не услышала стрельбу, то ещё неизвестно, какое решение показалось бы ей правильным через пару-тройку минут... Может, она бы подумала, что лучше рвануть обратно в Лес Ивви... Бррр... А то и вовсе – застрелилась бы. Правда, не из чего... Пришлось бы искать оружие... Которое, непременно, оказалось бы в чужой крови... А может и в руках изуродованного трупа... Брррр...
“Ладно... Раз впереди продолжается бой – значит, кто-то из наших ещё жив... Значит, я могу получить оружие... И ответы на кое-какие вопросы...”.
Глаза Рей помутнели, превратившись в два топких болотца, с уродливыми жабами и непременной ведьмой в комплекте. Кто бы ни напал на лагерь – повстанцы, инопланетяне или демоны Артиуса Хэйли – он сильно пожалеет, что увидел наступивший рассвет... Потому что очень скоро встретится с курсантом одноименной академии Рейнольдом Мерри.
И эта встреча будет жаркой... Просто невообразимо жаркой.

Возле сгоревшего склада было чисто. Если, конечно, кучу углей и целый ворох опавших листьев можно назвать чистотой. Что до Рей, она бы присвоила пейзажу другое наименование – куда как менее цензурное, зато намного более точное. Да уж... Натуральный бедлам в обрамлении деревьев Леса Ивви. Причем точно таких же, как те, что девушка миновала минуту назад. Они этих уродцев что, в инкубаторе выращивают? Мда... Очередной вопрос без ответа. Сколько их накопилось? Не счесть... Да, лучше и не начинать считать.
“Как тихо... И выстрелов больше не слышно...”.
Девушка сделала осторожный шаг. Потом ещё один, очутившись прямо под кроной одного из деревьев. Пока ей не удалось отыскать следов товарищей, если, конечно, не считать таковыми жалкие развалины временных складов и бараков. Странно... Куда же все запропастились... Да уж... Похоже, ей придется отыскать ту самую пресловутую иголку в стоге сена... Или...
– Стой!
Шёпот показался ей настоящим раскатом грома, а черная тень, свалившаяся прямо ей на голову – гневом божьим, наконец-то достигшим адресата. Честно, Рей в первый момент подумала, что с небес рухнул метеорит, только почему-то не взорвался, разнося в клочья останки лагеря, а принял облик здоровенного человекоподобного существа.
– Стой, где стоишь! – существо кроме прочего ещё и на вполне доступном языке изъяснялось. – И молчи! Ни слова!
– Э-э-э... – только и пролепетала девушка, которой в меру закопчённое лицо и уставшие глаза, не говоря уж о фигуре, показались смутно знакомыми. – Гест?!
– Я же сказал – тише! – зашипел здоровяк. – Кругом враги...
Пока что Рей не встретила никого, кто мог бы быть противником... Но сразу же поверила курсанту на слово. Да уж... Чтобы флегматичный и спокойный, как Эверест, юноша переживал и прятался, как испуганный кролик... Должны быть весомые причины. Увесистые даже... Как горный массив, например.
– Ты... Здесь... А где... – язык не слушался, а слова получались неуклюжими и еле слышными. – Куда делись остальные? Остальные курсанты... И офицеры... Где все?
– Они... Погибли, – сказал Гест чужим голосом. – Большинство из них. Те выстрелы... Наверное, они уже мертвы... Зря... Пока враги боятся разрушать Лес, но совсем скоро жажда крови одержит верх над инстинктом самосохранения. И тогда нам конец.
– Нет... нет... – девушка смотрела на свои руки, будто они были испачканы в крови погибших товарищей. – Кто же... так... Кто их убил?!
– Не кричи! Хотя... сейчас, наверное, никакой разницы... Всё равно прочешут Лес частым гребнем... – Гест тяжело вздохнул с видом приговорённого к медленной и мучительной смерти. – И толку, что Морт погиб... Толку, что остальные отдали свою жизнь... Толку... Всё равно танки Внешнего Сектора вобьют нас в землю так, что и следа не останется.
Здоровяк поморщился, то ли от боли, то ли от жалости к самому себе, и сурово посмотрел на Рей.
– Молись... Ведь единственное, что нас сейчас отличает от дохлых селёдок в бочке – надежда на спасение.

Габриэль вальяжно расхаживал среди коммуникаторов, будто те были его подданными, а помещение – залом для церемоний. Ну и красная ковровая дорожка под ногами тоже имелась... Наверное... В воображении слегка двинутого учёного, заведующего этим исследовательским комплексом. Правда, про свой “трон” Габриэль почему-то позабыл – видимо, не слишком-то была приспособлена высокопоставленная задница к сидению на жестких и холодных металлических поверхностях. Видимо, хозяин “дворца” любил пыль в глаза пускать, а на деле...
А что на деле? Что сейчас, спустя час достаточно интенсивного общения, Дим может сказать про собеседника? Ну, кроме некоторой маниакальности, шизанутости, зацикленности на одном и том же... Что курсант Димас Рах может сказать про своего “спасителя”? Про его характер, склад ума, мечты, идеалы... Да, была короткая и неприятная дискуссия на тему морали, но ведь слова – просто слова. И даже цинично-бесчеловечные эксперименты ничего не доказывают... В конце концов, юноша не мог сказать наверняка, как бы поступил он, окажись на месте Габриэля. Не исключено, что его жестокость приняла бы ещё более ужасные формы. Кто знает, кто знает...
– Слушай, а скажи... – Дим начал пересчитывать свои пальцы, словно желая лишний раз убедиться, что их именно десять, а не девять или одиннадцать. – Тебе не надоело?
– А должно? – от удивления Габриэль чуть не споткнулся, в последний момент проворно уцепившись за край стола. – Разве может познание достичь продела? Ты что, не помнишь, как древний провозгласил – я знаю, что ничего не знаю? Ха-ха! С каждым новым опытом жажда познания во мне только разгорается. Сильнее и сильнее! Она... неутолима!
В доказательство сказанного глаза учёного засияли, как у школьника, решившего прогулять денёк-другой занятий. Правда, возраст обладателя этих глаз немного не соответствовал изображаемой юношеской наивности... Но, что самое забавное, Габриэль был вполне искренен. И ни капельки не притворялся.
– Я ведь учёный! Исследователь! – хозяин “дворца” проделывал хаотичные пассы. – Как мне могут надоесть мои проектики? Как могут наскучить опыты на живом материале? Возможность проверить теорию практикой... Как я могу от этого отказаться?! Сам подумай... Обычный человек без рук и без ног – калека. А для меня “руки” и “ноги” это лаборатории, полигоны, исследовательские комплексы... Без них я...
Дим, до этого рассеянно слушавший собеседника, пропуская половину слов мимо ушей и выцепляя только более-менее интересное, насторожился. Он чувствовал себя старателем, без толку долбившим пустую породу и совершенно неожиданно наткнувшимся на золотую жилу. Вот только золото может оказаться простой обманкой... Нужно проверить. Нужно обязательно проверить догадку, пока она ещё свежа и сияет всеми красками...
– Слушай, скажи, – перебил разошедшегося Габриэля Дим. – Если всё эти лаборатории и прочая ерунда для тебя такая священная корова... Почему ты отдал Лес Ивви безо всякого сопротивления? Ну, почти... Только мифический наркотик и не менее иллюзорные повстанцы. Бред! Ты же свою лабораторию на блюдечке преподнес – подходите и берите, кто хочет... Адово семя! Это даже ловушкой не было!
– И что?
– Как что... Ты же... Это ведь...
– Ха-ха! А ты забавный... И такой глупый, – Габриэль смотрел на собеседника, как на диковинного зверька. – Если ты хотел услышать нечто вроде: “Мы их похороним!”, то пришел не по адресу. Здесь не кладбищенская контора, да и я, соответственно, не кладбищенский сторож. К тому же... смысл зря ценные гробы переводить? Бессмысленно и бесполезно... Дошло?
– Хм... Звучит, как монолог главного злодея из старинного фильма про вампиров.
– Почему – как? Даже обидно, – неуклюже съязвил учёный, и сам же негромко рассмеялся над собственной шуткой. – Думаешь, я не люблю древнее кино? Зря. Очень даже люблю... Препарировать. Столько интересного находишь, изучая мировоззрение тех, кто жил задолго до нас... Потрясающе!
Дим сжал костяшки пальцев так, что они побелели. Но боль не отрезвила юношу, ведь Габриэль не спешил отвечать на его вопросы, а то, что учёный считал нужным сказать собеседнику, было почти полностью лишено смысла. Игры слов, шутки, издёвки, загадки... Габриэль словно развлекался, наблюдая за ярившимся курсантом. Дим словно стал очередным “подопытным” слетевшего с катушек чудака...
– Хватит! – почти закричал юноша. – Адово семя... Неужели я должен сидеть тут без дела и слушать весь этот бред... Ты ведь даже на прямой вопрос не хочешь ответить!
– Вот ты нудный... Надоел, – Габриэль брезгливо поморщился, правая рука учёного схватила в охапку его же волосы, а левая по-прежнему крепко сжимала край стола. Со стороны это выглядело так, словно хозяин “дворца” просто-напросто не знал, куда девать мешающиеся конечности... – Ладно, так и быть. Отвечу... Я отдал льву ягненка, чтобы царь хищников насытился и размяк.
– Михаил?!
– Да. Архистратиг давно присматривался к лаборатории острова Ивви. Она ему буквально спать не давала, зудела навязчивой идеей, зудела и зудела без конца... Рано или поздно Михаил сорвался бы с поводка и приказал бы взять наш комплекс тёпленьким. Война всё равно началась бы... Только уже не по нашему сценарию – поэтому мы и ускорили события. Понимаешь... Это в своём роде игра, только на уровне Архистратигов и между Архистратигами. Все трое...
– Постой! Постой! У меня твои слова в голове не укладываются... Всё это походит на бред сумасшедшего! Но последнее... Слишком даже для закоренелого безумца... Почему Архистратигов трое, если их ЧЕТВЕРО?!
– Почему? Вот ты глупый... Потому что один Сектор не имеет своего Архистратига. Это же очевидно.
– Э-э-э...
– Ты шокирован? Ха-ха. Конечно же, шокирован. Ты ведь не мог знать, что руководитель Сектора Внешней Защиты Архистратиг Рафаил погиб во время инцидента на Полигоне.
– Полигон?! Это то место, где готовили Агентов Влияния?!
– Совершенно верно. Полигон относился к ведомству Рафаила, поэтому Архистратиг лично отправился разбираться с беспорядками, которые устроили “подопытные”... Но недооценил положение. И, как итог, бесславно сложил свою голову, а недоподготовленные Агенты, вырвались за пределы комплекса. Потом часть беглецов нашли... Но не всех. Двоих так и не удалось обнаружить до сих пор...
Правда, чего ожидать от Сектора Внутренней Защиты? Да еще после потери руководителя? Всё, на что их хватает – поддерживать видимость общественного порядка, плюс преступность держать на коротком поводке. Понимаешь? Они даже с криминальным миром толком разобраться не могут! А тот же Полигон... Был нашим проектом. Был – потому что комплекс отдали ведомству Рафаила, мнением Сектора Разработок, конечно же, не поинтересовавшись... Хотя у нас бы хватило возможностей, чтобы обнаружить беглецов. И не только найти... Но... Нас никто никого не просил искать. А свора ищеек Внутреннего Сектора облажалась по полной программе...
Да, я всего лишь учёный. Да, я не солдат и не сыщик. Да, из меня не выйдет охранника, киллера или конвоира... Но я хотя бы думать умею! Это ужасно... Мы, то есть Сектор Разработок, полностью зависим от людей Рафаила. Они обеспечивают безопасность нашего движимого и недвижимого имущества... Конечно, в последнее время мы начали намного чаще использовать автоматические системы охраны и контроля, но машина – это машина, не более. А до создания настоящего искусственного интеллекта нам, как до соседней галактики...
Пламенная речь Габриэля была по-настоящему зажигательной, но Дим этого
не оценил. Напротив – юношу аж перекосило, да так, словно он проглотил
сваю. В глазах загорелись оранжевые огоньки с примесью ядовитой
зелени, левая щека начала нервно пританцовывать, а правая рука сжалась в кулак. Казалось, что ещё немного – и Дим просто-напросто бросится на собеседника, причём, совершенно не думая о последствиях... Но неравный спарринг не состоялся – юноша сдулся так же быстро, как и вошёл в раж. А потом... Потом произошло нечто, заставившее Габриэля задуматься о возможных негативных последствиях собственных решений. А если коротко – хозяин комплекса понял, что в воздухе потянуло палёным и ещё неизвестно, кто именно сейчас поджаривается на медленном огне...

– Адово семя! Рафаил... Внутренний сектор... Полигон... Да провалитесь вы все пропадом! Очень нужно... Зачем вы вообще появились... Зачем... Проклятье! Так только хуже... Хуже, понимаешь?! И ничего не поделаешь... не изменишь... не исправишь... Ничего! – Дим опустился на одно колено, придавленный неимоверной толщей воздуха.
– Агенты Влияния... Беглецы... Да если бы я мог сбежать от всей этой дряни! Почему... Почему меня оставили... Почему оставили именно меня! Зачем... что во мне такого... за что гибнут люди... знакомые... Да что б вас всех! Игроки нашлись... Сволочи... Вы хуже животных... Для вас война – развлечение... А обо мне вы подумали?! О нас... Нужно нам это всё? На черта нам это всё сдалось?!
Он кричал, он обвинял, он спорил с пустотой. Теперь не играло роли – слушает его Габриэль или тому монолог юноши до лампочки. С равным успехом курсант Рах мог разглагольствовать в голой пустыне, обращаясь к чистым, как слеза, небесам или обжигающему песку под ногами. Он окончательно потерял нить своих рассуждений и словесный поток несся, как лихая конница, не разбирая дороги...
Излияния юноши всё больше и больше походили на бред, а Габриэль всё мрачнел и мрачнел. Он прекрасно понимал, что Дим готов окончательно пойти вразнос, что ещё чуть-чуть и произойдет непоправимое... И вся научная мощь Сектора разработок окажется бесполезной. Что до юноши, то лишь воспоминания о Рей удерживали его на грани безумия. Комната казалась Диму стальным гробом, а мир – машиной для изощрённых пыток. В нём словно проснулся первобытный зверь, испуганный и озлобившийся, который искал тихое логово, но натыкался лишь на красные флажки...
– Осторожнее, – забеспокоился Габриэль. – Наш ДОПР – мощная штука, но далеко не всесильная. Ты рискуешь окончательно улететь в страну бесконечных грёз. А мне этого совсем бы не хотелось. Не для того на тебя кучу времени потратил. Я простой учёный, но даже мне не нравится, когда мои усилия пропадают зря. Лечил тебя, как-никак, рассказывал, показывал, объяснял... А ты, значит, с катушек съехать удумал? Не шали мне тут! А то...
– А то что?
Исследователь сразу же оборвал свою речь и воровато оглянулся, обнаружив приоткрытую дверь и высокую женщину, стоявшую возле этой двери.
– Габи, может ты объяснишь мне, чем это вы тут занимаетесь? – глаза незнакомки были холодными, как сжиженный гелий, а во взгляде и тоне сквозило неприкрытое упрямство. – И скажешь, почему возникла заминка со следующей серией опытов? Снова твои развлечения? Не забывайся! Ты мой подчиненный, а не наоборот!
Она слегка повысила голос, но этого было достаточно, чтобы у вмиг очнувшегося Дима по коже побежали мурашки, как от мороза. Да и внешность женщины, несмотря на изящество и какую-то декоративную, экранную красоту, скорее вызывала дрожь, чем трепет. По крайней мере, Диму она показалась недоступной Королевой Льда, а не одной из представительниц так называемого прекрасного пола. И даже длинные прямые волосы не скрашивали впечатления... Ведь холодность незнакомки проявлялась буквально во всём: в манере держать себя, в брезгливой гримаске на довольно-таки равнодушном лице, в строгой одежде, которая делала женщину похожей на звезду подиума...
Да уж... Рей по сравнению с этим человекоподобным айсбергом кажется настоящим ангелом. Только крыльев и нимба не хватает. И агрессивности бы поменьше – а то словно шило в мягкое место воткнули, не иначе... Да уж... Рей... Жаль, что её сейчас нет рядом... Жаль, что он даже не знает, что с ней... Жаль...
Пока Дим, погрузившись в задумчивость, тормошил почём зря свои воспоминания, Габи, забыв про “пленника”, склонился в артистичном поклоне. Что порядком разозлило незнакомку... Или, скорее, раздосадовало, ведь женщина прекрасно знала, что ничего хорошего от её подчинённого ждать не стоит.
– Приветствую, госпожа Габриэль.
– Габи! Я, кажется, просила называть меня Архистратигом, а не госпожой.
– Не извольте беспокоиться, госпожа Архистратиг, – голос учёного на миг стал голосом опытного чиновника, который хотел выслужиться перед начальством. – Я, как трубное животное с бивнями, помню всё...

Без исключений.

 

10

На фоне призрачного неба силуэт шаттла был птицей. Холодной и надменной, стремительной и неповоротливой. Отсутствие других, настоящих, пернатых обитателей воздушной стихии, только оттеняло существование рукотворного летательного аппарата. Он казался незыблемым и вечным, от него веяло монументальной надёжностью и уверенностью опускающегося вниз гидравлического пресса. Лучи солнца жалко искривляясь, отскакивали от металлической обшивки, фасетчатые глаза-иллюминаторы слепо смотрели на проплывающую мимо действительность, а единственный пассажир шаттла думал только о том, что через пару минут он приземлится для “дозаправки”, еще через пятнадцать достигнет своей цели, а потом...
Что будет потом, человек по имени Мани Пуллит не знал, да и не хотел знать. Определённость не то чтобы пугала его, но делала жизнь слишком пресной и банальной. Ну, какой смысл во всём, если ты знаешь, что случится в следующую секунду? Какой смысл, например, покупать лотерейный билет, если знаешь, что зря потеряешь деньги? Какой смысл ставить на чёрное, если выпадение белого неизбежно? Бывший Архистратиг, конечно, любил, когда всё происходило так, как он задумывал... Но и фактор случайности зачастую приятно щекотал нервы. В конце концов, у Мани осталось совсем немного человеческих радостей, чтобы по собственной воле лишаться ещё одной...
...Старик заподозрил неладное, но слишком поздно – это самое неладное уже почти плюхнулось на взлётно-посадочную площадку, а сторож и, по совместительству, “заправщик”, только-только выбирался из каморки. Когда же дверь шаттла деловито отъехала в сторону, почтительно пропуская вперед господина в пальто радующего глаз цвета, мрачное предчувствие окончательно оформилось в твёрдую уверенность – не к добру этот визит! Ох, не к добру!
– Не думал, что придётся ещё раз свидеться, – вяло пробормотал старик. – Да так скоро... Видать, дело срочное.
– Срочное, ещё какое срочное...
Голос Мани был на удивление монотонным, а в глазах, смотревших мимо собеседника, плескалась такая непроглядная тьма, что старик даже перекрестился мысленно – от греха подальше. А потом подумал – так, мимоходом – что же представляют собой думы этого человека, если на душе у него настолько чёрно? Подумал, представил, ужаснулся. Нет, он, конечно, за долгую жизнь навидался всякого, но впервые встретил просто-таки концентрат злобы, ненависти и горя, воплотившийся в одном человеке.
– Хорошо, я постараюсь управиться побыстрее... – старик разрывался между жалостью и страхом, а ещё ему хотелось закончить разговор и больше никогда не встречать человека в плаще цвета солнца. – Минут за пять... Надеюсь, Вы не слишком торопитесь?
Мани сперва промолчал – то ли не расслышал тихий голос старика, то ли витал вдали от потерянной в степи заправочной станции, но, спустя несколько мгновений, его взгляд стал осмысленным, а губы чуть приоткрылись, выплюнув короткое:
– Тороплюсь. Подожду. Пять минут.
Немного поразмыслив Мани добавил – полувопросительно-полуутвердительно:
– Война идет... Слышали?
– Да откуда же? Ко мне и гости залетают только по праздникам... – вздохнул старик. – Знаю, конечно, что-то затевалось рядом с Лесом... Вроде как, вылазку в самую чащобу предпринять хотели. Да и только – больше мне ничего не известно... Сеть у меня туточки, конечно, имеется, да толку с этой Сети? Кто же будет секретную операцию всём на обозрение выкладывать... Чай не дураки в руководстве секторов сидят.
– Не дураки, – согласился Мани. – Совсем не дураки... Я вот пока сюда летел, миновал поле, усыпанное обломками танков, как сдобная булочка – маковыми зёрнышками. Часто-часто так... Красиво, надо сказать. Со вкусом... Видно, тяга к прекрасному у наших стратегов имеется, неистребимая, причём... Даже трёхуровневая химическая очистка не поможет – вот какая сильная тяга.
Старик, которому разговор ничуть не мешал возиться с батареей шаттла, только покачал головой. Ему, конечно, не нравились стратеги, по поводу и без затевающие войны, но и такая язвительность тоже была не по душе. Возмущаешься – возмущайся, но зачем издеваться-то? Всё равно, что упавшего добивать... Низко и бессмысленно.
– Я не в том возрасте, чтобы забавляться при виде сражения, а, тем паче, его последствий, – проворчал заправщик, проверяя заряд обновлённой батареи. – Готово, как в аптеке. Можете хоть до Столицы лететь.
– Ну, у меня маршрут покороче, – улыбнулся Мани, только его лицо, в отличие от предыдущего раза, когда он только-только прилетел на Ивви, излучало не свет, а какую-то мрачную обречённость. – Спасибо за содействие. Я Вам благодарен. Правда.
– Да полноте... – смешался старик. – Просто свою работу сделал... Счастливого пути. Надеюсь, Вам не придётся жалеть...
Последние слова он произнес совсем неслышно, и Мани, спешивший вернуться в свою “птичку”, их не расслышал.
– Счастливо, – донеслось до старика. – Вряд ли ещё увидимся...
...Шаттл воспарил, как душа, выпорхнувшая из тела. Только вот для эфемерной сущности летательный аппарат был слишком массивен, да и материален был донельзя. Что не могло не радовать единственного пассажира – Мани не улыбалось поприветствовать восход солнца, глядя на растворяющиеся в воздухе стены или вознестись к Небесам – как их понимают верующие...
Мани Пуллит не был религиозен. Нисколько. Ни капельки. Просто он сам себя считал религией...
...Старик проводил шаттл долгим тяжёлым взглядом и не сразу отправился в свою каморку. Мыслей в седовласой голове за эти минуты пронеслось немало, но всё они сводились к одному – тот человек, которого он видел во время первой дозаправки и то существо, которое сейчас унеслось на встречу с судьбой, не имели между собой ничего общего. Разве что цвет одежды их объединял, да шаттл неизвестной марки...
Заправщик ещё раз посмотрел на рассветающее небо, подумав между делом, что пора уже и честь знать. Да, на покой тебе нужно, старый пердун, на покой... А то мерещится всякое...
Старый уставший человек стоял посреди пустой взлётно-посадочной площадки, напоминая центр мишени или просто лишнюю деталь интерьера. Его глаза уже не смотрели вверх, а лицо было печально – как у того, кто знает, чем закончится длинный душещипательный фильм.
Отнюдь не хэппи-эндом.

Серебряные серьги в форме изогнутых крестов мелодично зазвенели, когда Габриэль уверенно шагнула вперед, вперив в Габи полный недовольства взгляд.
– Ты слишком далеко зашёл. Тратишь время непонятно на что, за исследованиями практически не следишь, арктические лаборатории совсем забросил... Мы ведь, кажется, договорились! Или нет?
– Ну, не стоит так преувеличивать, – учёный пытался балансировать между формальной вежливостью и необходимостью оправдываться. – Работа идёт своим чередом, опыты проводятся, подопытные получают... то, что им полагается, результаты анализируются и...
– И?! – трудно сказать, чего стоило госпоже Архистратигу её внешнее спокойствие, но нервных клеток она тратила на общение с подчинённым уйму – тут и к гадалке не ходи. – Ты хочешь сказать, что всё в порядке?! Второй корпус остался без подопытных, потому что коё-кто, – Габриэль бросила недвусмысленный взгляд на безмятежного Габи, – не удосужился вовремя пообщаться с отделом снабжения.
Женщина перевела дух, слегка успокоившись и вернув себе невозмутимую холодность. А через минуту продолжила распекать нерадивого исследователя, придав голосу подобающую строгость.
– Комплектующие для трёх лабораторий не поступили вовремя, потому что некто, ответственный за их оборудование, перепутал производителя... В итоге – потеряно больше недели и приличная сумма в Единой Валюте. Мне следует уменьшить твой счёт на эту величину?
Габи принял вид оскорблённой невинности. Если бы он ещё и ножкой по полу водил, то совсем бы стал копией нашкодившей школьницы, а так это было нечто среднее между пойманным с поличным хулиганом и разбалованным детиной, который считает, что всё делал правильно, а его обвиняют ну совершенно не по делу.
– Я всего лишь учёный. Я не администратор и не руководитель... И ты это прекрасно знаешь, Габриэль.
– Ты ставишь под сомнение мою компетентность? – температура взгляда Габриэль достигла абсолютного нуля. – Мы договорились. Ты согласился на мои условия. Я согласилась на твои. Я считала, что больше вопросов нет... В чём дело? Почему возникли проблемы? Отвечай!
Женщина чуть повысила голос, что дало повод учёному язвительно заметить:
– От громкости крика твои слова весомей не становятся, Габриэль. А если бы вдруг произошло чудо и число децибел стало влиять на значимость человека и того, что он говорит... Ты не стала бы Президентом, Габриэль, и не мечтай. Рыночные торговки и развязные дамочки с Окраин дали бы тебе сто очков форы... И всё равно бы обошли по прямой.
На миг показалось, что между госпожой Архистратигом и её подчиненным пробежала не просто кошка, а целое стадо диких слонов. По крайней мере, взгляды, которые они бросали друг на друга, нельзя было назвать не то что дружелюбными, а даже нейтральными. Причём, если Габриэль смотрела на собеседника, как на непослушную деталь разладившегося механизма, то в глазах Габи боль сменялась обидой и противоестественной злобой. Словно он давным-давно точил зуб на ту, что была его начальницей, но не мог дать волю чувствам...
Молчаливый поединок взглядов продолжался с минуту. А потом окончился так же внезапно, как и начался.
– Давай разберёмся с делами после? – сказал Габи, нахмурившись и прикусив нижнюю губу. – У меня сложный период...
– А у меня простой? – возмутилась Габриэль, но тон чуть сбавила. – Хорошо, но чтобы это был последний раз! Кстати... – она повернулась к Диму, причём это движение было безупречно изящным. – Почему я вижу в твоём кабинете гостя? Кто этот юноша?
– Я? – захлопал глазами растерявшийся курсант. – Вы про меня?
– Нет, она про Президента Объединённого Человечества, – съязвил учёный, пребывавший явно не в духе. – Конечно же, про тебя. И вообще... Радуйся. Тебе повезло – госпожа Архистратиг уделила тебе толику своего драгоценного внимания. Ну и времени, соответственно...
– Габи! – в голосе Габриэль прозвучало недвусмысленное предупреждение. – Ты переходишь границу! Ещё немного и мне придётся... Принять меры. Я, конечно, не хочу доводить до такого, но ты меня вынуждаешь! А что до тебя, юноша... Скажи своё имя, если это, конечно, не секрет.
Женщина попыталась мило улыбнуться, но вместо доброжелательного выражения у неё получилась театральная маска, покрытая толстым слоем инея.
– Я... Меня... Димас Рах! – пролепетал Дим. – Курсант... То есть... Нет... Да... Курсант академии “Рассвет”!
– Рассвет? – удивилась Габриэль. – Впервые слышу такое название...

Поле боя не слишком походило на образ, сложившийся в легендах, сказаниях, а, много позже, в фильмах и книгах. Чёрнокрылые стаи ворон не кружили в небе, обгорелые остовы деревьев не отмечали вехи сражения, а земля, измочаленная разрывами крупнокалиберных снарядов, больше напоминала перепаханные владения какого-нибудь фермера. Даже солнце, освещавшее, как полагается, “площадку” острова Ивви не вносило ясности в итоговую картину.
Хотя, казалось бы, куда проще... Курсанты спрятались в неожиданно разросшейся чащобе, а нестройные ряды тяжёлых танков настойчиво вламывались в занятое Лесом пространство. Правда, произведённый ими же часом ранее обстрел, в результате чего местность стала похожа на полосу препятствий, теперь порядком замедлял наступление. Солдаты злились, с трудом удерживая себя в руках, но ничего не могли поделать со сложившейся ситуацией.
Да, они “вели в счёте”. Да, на их стороне инициатива. Да, они, скорее всего, одержат победу... Но какой ценой? И сколько ещё человек будет вычёркнуто из списка живых? Как обычная тренировка вдруг оказывается изнуряющей борьбой за существование, так и эта нелепая война превратилась в жуткую бойню, где нет правых и виноватых, где всё хотят, чтобы это безумие скорее закончилось, но никто не знает, что нужно для этого сделать... И сражение продолжается.
Запертые в стальных коробках танкисты изнемогали от бурлившей в них ярости. Они злились не из-за павших от руки курсантов товарищей, а из-за самого факта сопротивление. Одно то, что войскам Внешнего Сектора пришлось потратить уйму времени и сил на жалкую горстку зелёных юнцов приводило солдат в бешенство, заставляя прибавлять ход и рыскать дулом пушки по сторонам, отыскивая среди густых зарослей человеческие силуэты.
Но находили только пустоту...
...Рей следила за тем, как Гест проверяет оставшиеся обоймы, словно это было самым важным делом в её короткой жизни. Не то чтобы она действительно так считала, просто молчаливое наблюдение за товарищем не давало разыграться воображению и до поры до времени сдерживало подступавшие мысли. О Диме, о ребятах, о всей этой заварушке... Слишком уж много странного и непонятного, слишком много бессмысленных жертв и безумных поступков со стороны тех людей, которые раньше казались образцами рассудительности...
– Хватит на пять минут интенсивного огня, – наконец, заключил Гест, пряча обоймы в карман. – Извини, что не делюсь с тобой половиной... Но лучше, если патроны останутся у лучшего стрелка. Без обид, ладно?
– Да что уж там... – Рей опустила глаза, стараясь не смотреть по сторонам... Наверное, девушка боялась, что из зарослей покажется матовый бок тяжёлого танка. А может, просто слишком многого навидалась за эти ночь и утро... – Всё равно пули броню не возьмут. А гранаты... У нас есть гранаты?
Здоровяк виновато качнул головой.
– Откуда? Последние истратили на ловушки... Пару танков подбили – уже хлеб. Я думал, что из этой затеи вообще ничего путного не выйдет...
– А горючка? – загорелась девушка, но сразу же поникла. – Хотя откуда... На электронике же всё...
– То-то и оно... А спец по электронике у нас имелся ровно один, да и тот ночью смылся куда-то... Скорее всего – в Лес, но это лишь моё предположение. Так что...
– ...будем исходить из того, что у нас есть, – продолжила Рей мысль приятеля. – Понятно... Значит, попробуем устроить засаду?
– Если бы это могло на что-то повлиять... Ладно. Идти на рожон смысла никакого, придётся изобретать способ выбраться из цепких объятий костлявой... – Гест провёл ладонью по искорёженным останкам плазменного излучателя. – Жаль, эта малышка теперь только в металлолом годиться... А то могли ещё пару железных коробок вскрыть... Жаль.
Он повернулся к Рей и посмотрел на девушку, как затравленный зверь смотрит на избавителя.
– А может... У тебя найдётся идея получше?
Идея? Девушка дорого бы заплатила за любую стоящую мысль, но, как назло, в голову лезли только ужасные картинки – вроде растерзанного танка, который она видела накануне. Да уж... Было бы неплохо повторить такой фокус и с оставшимися боевыми машинами, но Рей давным-давно превратилась в отъявленного реалиста и прекрасно понимала, что они даже поцарапать броню не смогут. А подбить массивную металлическую коробку так вообще дело безнадёжное.
“Воевать мы не можем, в плен нас не возьмут... Значит... Значит... Бежать? Да... Почему бы и нет? Только куда... По равнине мы далеко не уйдём – танки явно быстрее ползают, чем мы, а это значит... Назад, в Лес. Что бы нас там не ожидало... Это единственный выход... Наверное”.
Некстати вспомнился Дим, вместе с лицом юноши пришла и мысль о том, что уж он точно нашёл бы способ выбраться из капкана без потерь... Потом всё исчезло, оставив лишь горечь и боль. А чуть позже, через пару ударов сердца, Рей, старательно сооружая на лице бодрую улыбку, сказала:
– Можешь назвать меня дураком, но ничего кроме бегства в Лес мне в голову не приходит, – она развела руками, мол, не суди строго. – Знаю, что мы из одного пекла сунемся в другое, но больше вариантов я не вижу. Разве что в землю зарыться... Да и то – не успеем.
– Это точно... Скорее уж нас зароют, – невесело пошутил Гест. – Так зароют, что вовек никто не отыщет... А насчёт Леса – не такая уж плохая мысль. Даже хорошая... Даже... – здоровяк прервался и навострил уши, буквально впитывая в себя окружающие звуки. И, похоже, услышанное ему совсем не понравилось... – Давай так – не будем тянуть кота за хвост и свалим отсюда прямо сейчас. Пока ещё есть возможность...
– А как же ребята? – вскинулась Рей. – Что с ними?
– Если не дураки, то поступят так же, – жестко отрезал Гест. – А если окажутся слишком глупыми... Придётся после всего положить на их могилы букет из свежих цветочков. И не смотри на меня так, мне ведь тоже не особо по душе такое решение... Но и то, что мы сейчас на войне, не забывай. Тут ставки слишком крупные, чтобы играть в сентиментальность... Сам понимаешь.
Здоровяк закинул автомат за спину.
– Идём. Нечего...
Он запнулся, открыл рот, хватая воздух, как забывший про лекарство астматик, из его горла вырвался придушенный хрип.
– Деревья... Лес... Они...
Безумные глаза, пересечённые кровавыми дорожками, слепо уставились на Рей. Девушка не знала, что там такого разглядел Гест, но... Это что-то было страшным. Просто невероятно кошмарным. Таким ужасным, что даже стального Гестаса Раха пробрало до глубины души. Впрочем, состояние неизвестности длилось не больше секунды...
– Лес, – чужим голосом сказал юноша. – Он... Рассыпается.

Пронзительно-голубые глаза Габриэль смотрели прямо на Дима, и юноша просто не знал, куда деться от этого взгляда. Он чувствовал себя то карасём, попавшим на раскалённую сковородку, то лабораторной крыской, запертой в клетке. Естественно, ощущения были не из приятных, но “курсант Рах” честно пытался изобразить на лице величайшее почтение к столь важной персоне. Тем более, что он пока не решил, как относиться к “госпоже Архистратигу”...
– И сколько же тебе лет, курсант Димас Рах? – спросила женщина, поджав губы. – Ты выглядишь достаточно молодо. И довольно симпатичный... Но форма тебя портит. Давно пора запретить отрицающее эстетику тряпьё, которое почему-то называется военной одеждой. Мода ведь не стоит на месте... Так сколько тебе лет, мальчик? Вряд ли больше шестнадцати, я права?
– Да... – прошептал Дим, на которого манера общения Габриэль произвела сильное впечатление. – Всё так... Только... Я ведь всего-навсего три года в академии.
– Так мало? – на лице женщины не дрогнул ни один мускул, даже подвижные губы на несколько секунд застыли, словно были вылеплены из глины. – Интересное заведение для подготовки наших доблестных защитников... Под эгидой Внутреннего сектора, я полагаю? Не удивляйся, ты слишком отличаешься от птенчиков Михаила. Этот старый хрыч никогда бы не допустил в свою академию такого худого курсанта. Он исключительно богатырей предпочитает... Любопытно. Тоже в какой-то степени эстетика.
Габриэль изобразила гримаску, а в её холодных глазах прорезалась скука. Дим мог только гадать, о чём сейчас думала собеседница, но одно юноша знал наверняка – к новому знакомцу госпожа Архистратиг потеряла интерес практически сразу, а вопросы задавала уступая правилам формальный вежливости, да ещё из любви к искусству... То есть – к болтовне.
“Что ж... Не самый плохой вариант...”.
Дим, разделивший внимание между внешним миром и попытками разобраться в себе, пусть не сразу, но обратил внимание на беспокойство Габи. Учёный, хоть и старался “держать марку”, хоть и строил из себя невозмутимого исследователя, которому сам чёрт – объект для опытов, переживания скрыть не мог. Глаза выдавали: бегали, как мыши от кошки, смотрели то в потолок, то на экран коммуникатора, то на Габриэль, и... дрожали. Точнее, подрагивали не сами глаза, а веки, но уж очень это напоминало тик... Нервный, очень-очень нервный тик.
– Тебе есть что сказать, Габи?
Если бы учёный мог летать, то сейчас бы протаранил потолок, уж очень неожиданным показался ему вопрос начальницы... Он вздрогнул всем телом и, изогнувшись, повернулся к Габриэль.
– Это тебе так нужно? Ну, мои оправдания? Эх, госпожа Архистратиг... Сама же сказала, что мы обо всём договорились... – Габи вздохнул, и вместе с воздухом из него словно стержень вынули. По крайней мере, грусти в глазах прибавилось, да и плечи как-то разом поникли. – Я не могу иначе, пойми... Да ты и без моих слов всё это знаешь... Я – просто учёный. Я – такой, какой я есть. И... меня не переделаешь. Ты уже пыталась и отступилась... Помнишь?
Женщина отшатнулась, словно ей пощёчину отвесили.
– И рада бы забыть, но с тобой это безнадёжная задача... – она махнула рукой, словно старую шаль в сторону отбросила. – Ладно, меня ждут другие дела. Я...
Дим так и не понял, как должна была закончиться фраза. Я ухожу? Я устала? Я не вижу смысла продолжать разговор? Габриэль могла сказать, что угодно... Но не сказала ничего, потому что её голос растворился в безудержном вое сирены, который походил на истошные вопли попавшего в капкан гепарда. Звук проникал под кожу, зудел, вымораживал. Он заглушал любые слова и мысли, заставляя думать только о том, как от него избавиться... А потом, когда три человека были доведены до нужной кондиции, так же неожиданно стих. Словно был миражом или галлюцинацией...
– Что... за... что случилось? – по округлившимся глазам Габи Дим заключил, что учёный не в курсе происходящего... А если он и разыгрывает изумление, то делает это мастерски. – Тревога? Периметр прорван? Что за...
Он пытался сказать ещё что-то, но не мог выдавить из себя ни слова. Его губы бесшумно двигались, а на лице отразился испуг... Даже не так. Ужас. Невообразимый первобытный ужас. И Дим прекрасно понимал чувства Габи, потому что сам испытывал нечто подобное. Только его мысли были намного темнее... И безнадёжнее.
“Адово... семя...”.
Юноша внешне безучастно наблюдал, как, под оглушительный треск рушащейся стены, в зал буквально просачивается гигантская металлическая туша. Похоже на гроб, только в десяток раз больше... И тяжелее.
Вломившись, как слон в посудную лавку, неопознанный шаттл с неожиданной грацией проплыл несколько метров в воздухе и гулко опустился на пол, заставив всех вздрогнуть. Это не походило на падение камня в стоячую воду, но эффект получился весьма внушительный – разрушенная аппаратура брызнула из под днища шаттла во все стороны, превращая строгое и даже аскетичное помещение в настоящую обитель хаоса...

 

11

Когда-то, в далёком небывшем детстве, Дим был бы в восторге от такого светопреставления. Ещё бы! Ведь раскуроченные тушей шаттла коммуникаторы плевались во всё стороны осколками экранов, изуродованная техника искрила и шипела, как средней численности гнездовье ползучих аспидов, а обстановочка напоминала день Объединения Человечества и день Внешнего Сектора в одном флаконе. Иными словами – было весело, аж жуть. Правда, Дим этого не оценил...
“Адово... Семя...”.
Осколок за осколком проносился мимо юноши, сверкая рваными гранями, свет мигал, как кошмар эпилептика, было притихшая сирена вновь подала голос – и он стал ещё противнее, чем раньше. В такой ситуации сам чёрт сломит не только ногу, но и мозг, пытаясь найти лучший выход... Куда уж тут бедному курсанту – драться его научили, стрелять, разбираться в оружии, стратегии и тактики – тоже, да вот только сейчас эти знания были ему так же полезны, как сахар – диабетику без инсулина. Диму хотелось побыстрее отыскать врага, врезать со всей дури, вцепиться в горло, разорвать, уничтожить, стереть с лица земли... Но мысленные удары уходили в пустоту, без толку тратя мысли и эмоции. Ему бы сейчас абстрагироваться от внешних факторов, от своего прошлого, от намертво вбитых в академии установок, но Дим не мог, не мог переступить через эту ступеньку, подняться чуть выше... Поэтому он стоял и наблюдал.
Как прозрачные капли осколков рассыпаются в воздухе звенящим дождём.
Как Габи закрывает лицо руками, но остаётся на месте, почему-то не пытаясь спрятаться за одним из массивных столов.
Как искры начинают свой зажигательный танец, окружая шаттл ореолом из жёлтого.
“Дьявольская красота... Жаль, что цена этого спектакля слишком высока, чтобы наслаждаться им каждую пятницу...”.
Да уж... Зал, похожий на приют для бездомных пострадавший от интенсивной бомбардировки, виновник беспорядка, беспомощно свалившийся набок, куда-то запропастившаяся госпожа Архистратиг... Не каждый день такое увидишь, а если тебе скажут, что весь бедлам происходит в самом сердце Сектора Разработок – так и вообще будешь стоять раззявив рот и выпучив глаза. Эх, Димах Рах, не повезло тебе, что бы там не болтал сбрендивший учёный... Совсем не повезло.
– Уходим, – пробормотал Габи, который если и не читал мысли юноши, то в ситуации ориентировался – как рыба в воде. – Тут рядом эвакуационный выход... Успеем выбраться прежде, чем...
Он запнулся, отстранил изрезанные и красные от крови руки от лица, побледнел и шумно выдохнув. Диму показалось, что его “пленитель” увидел ни больше, ни меньше, а квинтэссенцию своих потаённых страхов, но реальность оказалась куда прозаичнее...
– Бежим... – металлическая дверь шаттла отползла в сторону, обнажая прямоугольник первозданной тьмы, а секунду спустя из мрака показалась человеческая фигура... В жёлтом, наглухо запахнутом плаще. – Быстрее!
Габи ухватился за рукав юноши и с силой потянул в сторону. В принципе, курсанту ничего не стоило справиться с довольно хилым “противником”, но... Какая-то часть Дима считала, что в помещении теперь слишком тесно и свалить отсюда подальше – не самое плохое решение. Может быть, именно поэтому он позволил учёному увлечь себя к неприметной двери, походившей просто на тёмную полоску, прилипшую к серой стене. Может быть, именно поэтому Дим даже не оглянулся, когда они с Габи скрылись в длинном узком коридоре...
Оставив Габриэль тет-а-тет с пришельцем.

Никогда ещё мираж не был таким хрупким и отчаянно желанным. Лес Ивви, раньше казавшийся средоточием тёмных сил, а потом на миг превратившийся в надежду на спасение, сейчас рассыпался бесцветной пылью, окутав своеобразным туманом весь лагерь. Так продолжалось недолго – ровно столько, чтобы курсанты смогли ещё раз осознать всю безнадёжность своего положения. Подумать, мысленно проститься с миром, мысленно же написать завещание... А потом пыльная дымка развеялась, вскрыв наступающим танкам позиции противника.
Театральная драма завершалась, пришло время последнего действия и аплодисментов... Посмертных. Так, по крайней мере, считали торжествующие танкисты, обнаружившие у себя в прицелах растерянные человеческие силуэты. Пока автоматика, напрягая электронные извилины, просчитывала траектории снарядов, солдаты Внешнего Сектора радостно ухмылялись, про себя прощаясь с осточертевшим противником...
...Курсанты, прекрасно понимавшие, что для них весь мир сосредоточился на небольшой площадке, где сперва располагался лагерь академии, а потом зеленели однообразные деревья Леса Ивви, почти сразу бросились на землю и открыли огонь из стрелкового оружия. Неимоверный шум наполнил пространство, могло даже показаться, что идёт жаркий бой... Но в действительности последнее сражение ещё не началось.
А потом грянул, разрывая бессмысленное мельтешение пуль, выстрел из пушки. Грянул, вспыхнул огненным всполохом, поднял в воздух тучу измельчённой земли... Снаряды ложились кучно, перепахивая и без того изуродованную почву. Осколки пронзительно свистели, напевая мелодию смерти – тонкую и короткую. Уже раздались первые крики раненых и умирающих, уже растворились в небесной синеве невесомо парящие алые капли, уже пахнуло привычной гарью...
– Рей! Барбадосский ты крокодил! Ты что делаешь? – рявкнул раскрасневшийся Гест. – Пушку в зубы и задай жару этому отребью! Ну?!
Девушка, которую сравнение с мокрой чешуйчатой рептилией несколько покоробило, мрачно покосилась на приятеля. С одной стороны тот, конечно, прав и зевать в их ситуации – непозволительная роскошь. Но, если копнуть чуть глубже, а есть ли хоть какой-то смысл в этом отчаянном сопротивлении? Пули только броню танков полируют, а те бьют по курсантам, как по мишеням в тире. Так же спокойно и неторопливо. Ещё бы... Куда им спешить? Всё равно противник уже никуда не денется...
– Рей! – вновь заорал здоровяк, не отводивший взгляда от прицела. – Чтоб тебя за ногу! Ты спишь что ли?! Ау! Просыпайся! Уже утро, солнышко светит... Чтоб его... НУ!
– Отстань... – вяло огрызнулась девушка, на которую напал приступ апатии. – Я не в том состоянии, чтобы выслушивать твои вопли... Да и голос у тебя не особо приятный... Да и дёргаться нет смысла... Всё равно наша смерть от нас никуда не денется.
– Ну, ты просто само воплощение оптимизма, – попытался съязвить Гест, мысленно скорее соглашаясь с Рей, но не желая признавать своё поражение. – Чёрные очки, взгляд исподлобья и мрачный вид... С таким настроем далеко не уедешь.
– Я просто констатирую факты.
Девушка отвернулась, давая понять, что разговор закончен, а Гест не стал настаивать. Ему хватало своих забот – танки неумолимо наступали, прорежая и без того малочисленные ряды курсантов...
Равнодушное солнце низвергало на поле боя мягкий желтоватый свет, выполняя роль единственного софита, безоблачный горизонт и голая равнина служили отличными декорациями, а невидимый режиссёр мог бы похлопать ладоши от такой восхитительной батальной сцены... Которая венчала недолгую иввианскую войну, предвещая гибель одних и мрачное торжество других... Счётчик судного дня монотонно щёлкал цифрами, приближая развязку. Казалось, ничего уже нельзя изменить...
А потом всё перевернулось с ног на голову, будто Господь Бог поменял местами чёрные и белые фигуры.

Поначалу Рей просто не поверила своим глазам. Ровные порядки наступающих танков вдруг смешались, окунувшись в неровные облака пыли и дыма, снаряды перестали изничтожать пейзаж, а затем, спустя каких-то десять-пятнадцать секунд, до неё донесся оглушительный треск. Звук, от которого волосы вставали дыбом и по коже табунами бежали холодные мурашки. Такой чуждый и такой знакомый...
Звук выстрелов из плазменного излучателя.
– Провалиться мне к чертям в пекло, если я понимаю, что здесь происходит... – пробормотала Рей, на миг почувствовавшая себя маленькой беспомощной девочкой, которая наблюдает со стороны за разборками “взрослых”. – Танки... горят... Их разносят под орех, как ботов в симуляторе... Чёрт! Что за ерунда?!
Гест ничего не ответил. Он сам неотрывно смотрел на новую битву – между войсками Внешнего Сектора и смешными на вид мобильными излучателями плазмы, на которых красовались гербы Сектора Внутренней защиты...

На одну чашу весов неожиданно бросили мегатонную бомбу, разнеся в клочья и без того трещавший по всем швам баланс сил. Сильные поменялись местами со слабыми, и отдача, ударившая их, оказалась поистине сокрушительной. Танки горели, как свечки, источая отвратительный чёрный дым, уцелевшие машины пытались на скорости развернуться, застревая в ими же созданных рытвинах, а солдаты Внешнего Сектора разрывали каналы связи просьбами о помощи.
Но было уже слишком поздно.

– Вот и всё. Мы по собственной воле засунули свою голову в пасть к тигру, – первый голос был на редкость бесцветным и тихим. – Теперь мы снова не можем влиять на события – нам остаётся лишь ожидать, вздрагивая от каждого шороха, ответного хода Михаила... Ну, и, конечно же, реакции того, кого мы знаем под именем Габриэль.
– Ну что Вы, коллега, покамест всё прошло удачно, даже без потерь обошлось, а войска Внешнего Сектора напротив – кровью собственной умылись. Что в этом плохого? – утешал его второй голос. – Нити от ситуации у нас в руках, и нашим противникам придётся из кожи лезть, чтобы выправить своё незавидное положение. Михаилу досталась деморализованная группа войск, Габриэлю – разрушенная лаборатория Леса Ивви. Да, наш проект тоже сильно пострадал, но могло быть намного хуже... Кстати, я удивлён, что наша атака застала Михаила врасплох. Такое чувство, что старик просто не верил в возможность поражения...
– Не верил, значит, так было нужно, – философски заметил третий голос. – Всё в этом мире происходит не просто так. Все события будто заданы наперёд, и происходят, когда наступает их время. Мы словно кино смотрим, где каждый кадр – новый узел противоречий. Где нужно выбрать один из вариантов, но даже этот выбор кем-то запрограммирован. То есть...
– Свобода становится недосягаемой мечтой...
– Я бы не стал так преувеличивать...
– И, тем не менее, с этой точки зрения все наши сомнения выглядят смешными. А раз так, то стоит ли сомневаться?
– Ты прав... Извините меня, дорогие коллеги, видимо, я переутомился, раз начал жаловаться на жизнь, – тон первого вновь стал твёрдым. – Больше такого не повторится. Я надеюсь...
– Да какие вопросы... Мы все здесь переволновались не на шутку, да и ситуация до сих пор очень сложная, – второй осторожно, стараясь не задеть собеседника, подбирал слова. – Но главный итог – мы доказали всем, что Сектор Внутренней Защиты пока жив и может влиять на события.
– Это обоюдоострый итог... С нами действительно будут теперь считаться, но совсем не факт, что мы будем этому рады, – заметил третий. – Как бы нам не вышло это всё боком... И лучше прямо сейчас рассмотреть возможные варианты. Особенно – самые неудачные.
– Месть Михаила... – прошептал первый голос. – И Габриэль... Он вряд ли обрадуется, узнав, что мы вмешались в его разборки с Внешним Сектором.
– Есть над чем подумать...
– Да думать тут особо нечего, – отрезал третий голос. – И для Михаила, и для Габриэля мы – вторичная цель. В первую очередь они будут выяснять отношения друг с другом... Потому что в противном случае запросто получат удар в спину, после которого могут уже не оправиться. Они не станут рисковать, так что у нас есть немного времени...
– Немного...
– Звучит не слишком оптимистично...
– Зато правдиво. И... Хватит болтать попусту. Заботы прибывают с каждой минутой, и мы обязаны с ними справиться...
Чего бы это ни стоило.

Когда куцые остатки танковых колонн откатывались назад, напоминая побитых дворовых псов, Рей, как ни странно, не почувствовала ровным счётом ничего. Ни радости, ни облегчения, ни даже злорадства. Ей не хотелось, чтобы отряды Внутреннего Сектора преследовали отступающих, не хотелось отомстить за погибших ребят... Ей вообще не хотелось, чтобы ещё хоть один человек лишился своей жизни из-за непонятных амбиций сильных мира сего.
“Это конец? Неужели это – конец? Нет... Нет... Это никогда не прекратится...”.
Рей смотрела на автомат, который всё ещё держала в руках и из которого так ни разу не выстрелила. Сейчас он казался девушке лишним, он напоминал о войне, он пах кровью и болью, он был... слишком тяжёлым для неё. Когда Рей бросила оружие на землю, переведя взгляд на приближающиеся отряды спасителей, разные мысли пришли в её лохматую и усыпанную древесной пылью голову.
“Что же теперь со мной будет?”.
Люди в цветах Рафаила резво выскакивали из остановившихся машин, спеша оказать первую помощь раненым. Благо, тех было немного, правда, это лишь потому, что большая часть курсантов просто-напросто не дожила до этого часа... Были и те, кто почти не пострадал. Они помогали спасателям, о чём-то оживлённо спорили с медиками, складывали в металлические ящики разбросанное на земле оружие. Не то чтобы их помощь была так необходима, просто дело, которым они сейчас занимались, позволяло им избежать кое-чего гораздо более страшного...
Так они могли ни о чём не думать.
“Как мне теперь жить? Академию расформируют... Нас всех раскидают по всему объединённому человечеству... Дим... Неужели я так больше не встречу этого нахального типа?! Дим... Как же так... Я ведь должна вернуть ему... То... Прикосновение”.
Рей слышала голоса, но не понимала, о чём разговаривают люди, окружавшие её. Наверное, о своих проблемах... О закончившемся сражении... О погибших и раненых... О... Ней?
– Курсант Рейнольд Мерри! Пожалуйста, следуйте за нами!
Молодой человек в белоснежном халате и смешной солнцезащитной шапочке такого же цвета всем своим видом выражал непреклонность. Судя по всему, он был из медицинского отдела... Санитар, а может, и врач. И, надо сказать, врач довольно симпатичный...
– Нет... – отозвалась Рей, потихоньку приходя в себя, но всё ещё желая остаться в одиночестве, да так, чтобы за тысячу километров ничего живого не было. – Прошу... Не трогайте меня...
– Не могу! Курсант Мерри! У меня приказ! – настаивал медик. – Вы должны пройти со мной в мобильный диагностический центр, где Вас осмотрят и...
– Нет! – у девушки не было ни времени, ни сил, чтобы препираться с военным, выискивать аргументы, настаивать и убеждать. Она просто хотела, чтобы её оставили в покое... Только и всего. – Нет...
– И, тем не менее, я должен проверить Ваше состояние, курсант Мерри! Это моя обязанность, понимаете?
– Понимаю... Чёрт... Обязанности... Как они меня задолбали... Как меня всё это достало... Не хочу... Нет! Просто...
Знакомое лицо внезапно вновь возникло в памяти, сердце забилось чаще, а слова сами собой слетали с губ.
– Просто я хочу найти Дима... Курсанта Димаса Раха! Он пропал... Ночью... В Лесу... Точнее, с ним что-то случилось, и мы оставили его! Нет, не так... Его должны были отправить в больницу... Но я не знаю, что стряслось! Никто ничего не знает! Где он... Жив ли он... Как я могу сейчас тратить время на всю эту вашу чушь?!
Рей думала, что медик сейчас просто-напросто влепит ей пощёчину или, чего уж мелочиться, позовёт солдат, чтобы они скрутили свихнувшегося во время сражения курсанта... Наверное, молодой врач так и поступил бы, но в дело вмешался третий человек, а именно – курсант Гестас Рах, “брат” Димаса Раха.
– Что за шум? Драка назревает? – он встал между спорщиками, повернувшись лицом к медику. – Эй-эй, приятель! Полегче! Не видишь, человеку плохо? Воевать это тебе не мешки ворочать и не уколы делать!
– А кто Вы... – возмущённый тон в одно мгновение сменился извиняющимся. – Ой, простите, господин Гестас! Я не узнал Вас сразу!
– Да ладно тебе, приятель, – пробормотал здоровяк, который, похоже, предпочёл бы остаться мистером икс для этого медика. – Лучше отведи нас к командному пункту... У меня есть пара слов для вашего главного. Разговор приватный, так что через кого-нибудь передать информацию не могу...
– Так точно! Командир сейчас у мобильного штаба, во-о-о-он тот громадный ящик на колёсах, с антенной и прочими делами.
– Отлично... Ладно, бывай, а курсанта Мерри я заберу с собой.
– Так точно! Всего доброго!
Они попрощались, приставив два пальца к виску. Медик – со всем возможным тщанием и даже пиететом, а Гест – небрежно, словно делал это так часто, что позабыл смысл и важность данного действия... Если он вообще когда-нибудь имелись. Для него...

Пока Рей ждала приятеля, её мысли разрывались между вновь открывшимися обстоятельствами и беспокойством за Дима. Она то думала, что же за человек этот Гестас, почему такая важная шишка притворялась простым курсантом, почему, наконец, здоровяк вообще полез в это пекло, то начинала изводить себя самыми ужасными предположениями. Что если Дим погиб? Что если его больше нет в живых? Что если...
– Эй-эй! Выше нос! – Гест, выбравшийся из штаба, сиял так, словно только что получил приглашение на банкет в честь Дня Объединённого Человечества. Причём – прямо из рук одного из руководителей государства... – У меня для тебя есть новости! Причём две – хорошая и... Очень хорошая.
Здоровяк, сейчас являвшийся для Рей чем-то вроде чёрного ящика с подарком, которые были популярны некоторое время назад и в которых прятались различные игрушки, сладости, просто красивые безделушки, с интересом рассматривал облачко на горизонте и улыбался во весь рот. Его оптимизм оказался настолько заразителен, что даже Рей попыталась изобразить на своём лице выражение повеселее, чем маска вселенской скорби по бесцельно прожитым годам и безнадёжно загубленной жизни.
– Давай хорошую, – попросила девушка. – Давно у меня не было хороших новостей...
– А очень хороших? – хитро подмигнул Гест. – Ладно! Слушай! Этот твой Димас сейчас находится в самом сердце Сектора Разработок и Исследований. И у меня есть координаты этого места...
– Да? Правда?! – встрепенулась Рей. – Спасибо... Я... не знаю... Что было бы... Если... Спасибо! Правда...
– Да ладно тебе! – отмахнулся здоровяк, пребывающий на пике хорошего настроения. – Ты ещё вторую новость не знаешь!
– Вторую?..
– Ну да! Типа... Я это... Договорился с ребятами из Внутреннего Сектора... Короче говоря, тебе одолжат один шаттл. Только чтобы в целости и сохранности вернула машинку! А то с меня семь шкур спустят! – Гест рассмеялся. – Шучу! Шучу! Ничего мне не будет... Просто возьми этот шаттл и найди одного пропащего остолопа. Если честно, я тоже не в восторге от того, что с ним случилось...
Юноша подмигнул Рей и перешёл на заговорщицкий шёпот:
– Ты уж постарайся там... Ладно? Я хочу ещё раз полюбоваться на ваши глупые рожицы...

Напоследок.

Они долго бежали по узкому квадратному коридору, живо напоминавшему многочисленные рассказы о “тоннеле” и свете в его конце. Правда, тут мягкое зеленоватое свечение исходило из самих стен, превращая мир в удивительный аттракцион... Вот только Диму было не до романтических мыслей.
“Знать бы... куда... мы так ломимся...”.
Юноша бросал косые, полные неприязни взгляды на спутника, но натыкался на равнодушное, исчерченное прямыми красными полосами лицо и отводил глаза. Он удивлялся, что Габи никак не реагирует на стекающие по щекам капли крови, но так же умело прятал свои чувства, как учёный – боль, которую, несомненно, испытывал... Ведь он же был человеком! Иначе вся эта история теряла всякий смысл... А раз так – болевые ощущение уже должны добраться – хоть окольными путями, хоть тушкой, хоть чучелком, хоть как – до его мозга, взорвав в этом конгломерате нервных клеток адский фейерверк. Но... Габи никак не выказывал ровным счётом никакого беспокойства. Что тревожило юношу, заставляя усердно размышлять...
“Адово семя!”.
В голове у Дима крутилась чёртова уйма вопросов. Первый – почему Габи сбежал, не попытавшись спасти свою начальницу? Неясно, правда, угрожает ли госпоже Архистратиг какая-либо опасность, и что за человек выбрался из шаттла... Но факт остаётся фактом – учёный быстренько сделал ноги, зачем-то прихватив с собой и “пленника”. Ещё вопрос – как шаттл вообще смог вломиться в самое сердце Сектора Разработок? Как он сумел преодолеть титанические защитные редуты исследовательского комплекса? Габи всю дорогу плёл про автоматическую систему защиты, про её надёжность... А на деле оказалось, что он просто сплетал себе позиции для отступления. Вот только...
“Почему этот поганец спокоен, как удав? Что, уже слопал кролика? Или уверен, что тот никуда не денется? Но... Кто жертва? Я? Нет... Тогда зачем тащить меня с собой... Человек в жёлтом пальто? Возможно... Странно только одно – незнакомец сам вломился сюда, никто его за шиворот не тянул... Тогда... Неужели... Габриэль?!”.
В этом свете учёный выглядел несколько иначе. Не упёртым исследователем, потерявшимся в бесконечной череде экспериментов и опытов, а коварным и хитрым манипулятором, плетущим сеть интриг за спиной у своей покровительницы. Правда, скорее всего здесь есть ещё что-то, что-то личное и очень болезненное... Потому что так терпеть физические страдания может только тот, чья душа испытала намного более страшные мучения... Тот, чью душу пропустили через мясорубку и выбросили в мусорное ведро... Или...
– Мы на месте.
Коридор кончился вместе с мыслями Дима. Юноша не сразу понял, где именно они очутились, а когда, всё же, отставив в сторону мрачные раздумья, сообразил, что маленькая светлая комната похожа на пульт управления, дверь негромко пшикнув закрылась за спиной, не оставляя места сомнениям.
– Это комната управления, – подтвердил Габи догадки своего “пленника”. – Здесь мы можем следить за всем, что происходит в нашем исследовательском комплексе. Ну... Почти за всем.
– То есть?
Дим оглянулся, благо размеры помещения не позволяли особенно разгуляться взгляду, заметив для себя, что тут, кроме нескольких рядов тускло светящихся экранов, имеется ещё и кресло, книжный шкаф, нечто вроде сейфа и терминал линии снабжения. Да, тут можно атомную войну пересидеть, не то что от нападения одинокого шаттла спрятаться... Интересно, а стены из чего сделаны? Титановый сплав или что посерьёзнее? Может, какой-нибудь экспериментальный полимер... Супернепробиваемый, ультрапрочный, мегаэффективный пластик. Или что-то в этом роде...
– В смысле почти за всем? Это значит – не за всем?
– Есть... Хм... – учёный небрежно плюхнулся в кресло, вперив немигающий взгляд в серый потолок. – Некоторые нюансы... Особенности, так сказать... Видишь?
Габи махнул рукой в сторону одного из экранов, где пустой холодный коридор пересекался с другим, таким же.
– Здесь ничего не происходит, и аппаратура работает, как часы. Но... – ладонь учёного сместилась в сторону. – На нужном нам экране только белый прямоугольник и всё.
– Сигнал не поступает...
– Совершенно верно. Сигнал не поступает... – Габи ухмыльнулся, с окровавленным лицом и беспокойными, подвижными глазами он походил на чудовище из фильма ужасов. – Потому что все датчики дезактивированы... Потому что энергетические линии автоматически отрубаются, если что-то или кто-то повредил электронику. Во избежание пожара и прочей неприятной ерунды... Понимаешь, к чему я веду?
Что уж тут непонятного... Зал, где Дим с Габи недавно беседовали тет-а-тет, сейчас словно в другой вселенной, а они сидят в маленькой комнатке, уставленной кучей экранов. И даже посмотреть, что же происходит с Габриэль, не могут... Точнее, юноша-то просто не может, а Габи, скорее всего, ещё и не хочет. Да... особого желания в глазах учёного не наблюдается, зато хватает скрытого торжества и умиротворённости... Так, словно...
Он, наконец, завершил давно планировавшееся дело.
– Никто нам сейчас не помешает, никто не будет вмешиваться в разговор... – Габи сладко потянулся. – За-ме-ча-тель-но. Красота... Знаешь, я ведь готовил операцию “Слом силы” очень долго. Эта задумка появилась до Катастрофы... И до происшествия на Полигоне. Не скажу, что всё это – моих рук дело... Но события удивительным образом складывались именно так, как мне надо. И вот – результат. Скоро Архистратиг Габриэль последует за Рафаилом... Даже нет, не так... Она окончит свой земной путь в сражении с монстром, которого породили мы с ней вместе... Красиво... Поэтично... Прямо как в никчёмном боевике.
Учёный неторопливо, цедя каждое мгновение, повернулся к замершему у двери Диму. Помолчал с минуту, держа поистине театральную паузу, а потом продолжил, смешно изогнув губы:
– Шокирован? Ещё бы... Не каждый день встречаешься с тем, кого зовут Габи Гибель. Да-да-да, именно так. Гибель, но не для всех, а для одного человечка... Ты ведь не знаешь, нет? Мы с госпожой Архистратигом когда-то были близки... Очень близки... Невероятно близки... С тех пор прошло немало времени, и годы надёжно стёрли из её памяти все воспоминания о том времени. Вот только...

Я ничего не забыл.

 

12

Навязчивые и утомительные признания Габи были нужны Диму не больше, чем полярному медведю – виски со льдом. Все эти переливания из пустого в порожнее... Словно учёный хотел охладить горячий чай и переливал его из чашки в чашку, причём, с каждым разом ёмкость всё уменьшалась... А концентрация возрастала. Да... Это было... Сжатие? Да... Катастрофическое...
“Адово семя... Вот я попал... Это ведь натуральный коллапс в отдельно взятой личности... А что если... рванёт?”.
Вряд ли, конечно, Габи превратится в бомбу с часовым механизмом и начнет шантажировать небо пророчествами о конце света... Но эти его излияния... Этот нудный бесконечный разговор... Немногим лучше.
“Чего он добивается?”.
Вопрошал себя Дим, но, каждый раз, приходил к выводу, что учёный просто-напросто свихнулся от переживаний. Слишком плотно завернул резьбу на своих мозгах, а потом “крыша” не выдержала напряжения и полетела в далёкие края... Но... Так ли это на самом деле? Объяснение слишком очевидно для человека, игнорирующего собственную боль, категорически не замечающего кровь, мутными каплями соскальзывающую по щекам, и ведущего себя так, словно он ухватил Бога за шиворот и теперь диктует Творцу условия мира...
– ...Итак, начнём. Ты ведь пока блуждаешь в потёмках, натыкаясь на факты, но не понимая, что с ними можно сделать... Ведь правда? Я знаю, что правда, – вещал Габи, которому до лампочки были переживания “пленника” и мнение оного по поводу состояния мозгов учёного. – Скажем, академия “Рассвет”... Для тебя цели её создания – тайна, загадка тысячелетия, которую ты мечтаешь раскусить... А для меня это – небольшой эпизод биографии. И тебе повезло – я собираюсь с тобой поделиться частичкой знания... Ты же не веришь в официальные декларации по поводу академии? Конечно, не веришь... Посвящённый, пусть и отчасти, в детали эксперимента, ты прошёл через многое и уже не тот наивный послушный мальчик, которого я видел в начале...
Свет мигнул, делая лицо учёного болезненным. Так, словно он мучался от жара, который снедал его изнутри.
– Ты был таким милым. Просто прелесть... Моя надежда, лучший опытный образец... Жаль, что потом эксперимент пошёл наперекосяк... Но я отвлёкся. Итак, академия... Цель её существования – участие в войне за Лес Ивви. Да-да-да, эту войну я спланировал пять лет назад. Два года ушло на подготовку, на устройство лаборатории, на дезинформацию, на работу с людьми из Внутреннего Сектора... Те ещё пираньи, уж поверь! Палец им дай – сгрызут и костей не оставят... Но приз того стоил – в итоге они слопали затею с академией, ещё и обрадовались, что наш Сектор так активно поддерживает это начинание... Наивные.
В голосе учёного не промелькнуло даже тени презрения. Напротив, у Дима сложилось стойкое ощущение, что Габи жалеет тех, кто случайно или специально попал под каток его операции...
– Да, очень наивные... Обмануть их было так же просто, как маленького ребенка. Они хотели верить – и они поверили. Сразу и без оговорок. Ну а я... Начал активную подготовку к последней фазе. Сперва, конечно же, довёл до ума экспериментальный Лес, – Габи прищурился, вцепившись пальцами в кресло. От его расслабленной позы не осталось и следа. – О, да! Это был потрясающий эксперимент! Масштабы... Масштабы... Грандиозные! Таких ещё свет не видывал... Представляешь – создать полуразумный растительный конгломерат по образу и подобию муравьиной колонии? Где муравьями будут выступать деревья, а маткой, то есть тем, что их объединяет, будет так называемое Сердце... На самом деле – особое вещество, которое было получено мной случайно...
Габи вздохнул.
– Источник невероятной силы... Жаль, что совершенно неконтролируемый. Только Лес Ивви мог пользоваться этой “водой” без риска для себя. Уж не знаю почему... У меня не хватило времени проработать все нюансы... Да и необходимости не было, – голос учёного прозвучал не слишком убедительно, впрочем, Дима не слишком волновали сожаления собеседника по поводу неудавшихся экспериментов. – В общем – неважно. Главное, Лес Ивви был создан и функционировал так, как мне требовалось. Дальше... Дальше я постарался заинтересовать основных действующих лиц...
– Михаил... Внутренний Сектор...
– Да-да-да. Совершенно верно! Архистратиг Михаил и те, кто исполняет роль Архистратига Рафаила. Внутренний и Внешний Сектора... Я бросил им лакомую косточку – академию “Рассвет” – а потом и вторую, развив бурную деятельность с Лесом Ивви буквально у них под носом. Превосходно! Это было поистине восхитительно! Такая тонкая игра!
Габи так искренне пел себе дифирамбы, что Дим даже залюбовался. На какое-то мгновение, но всё же... Давно юноша не встречал настолько открытых и естественных людей... Разве что... Рей.
– Но это всё ерунда! Михаил... Рафаил... Академия... Пешки! Самым важным было заполучить ферзя, опутать его сетью ложных мотивов и устремлений, направить по нужному пути... – вещал Габи, размахивая руками перед лицом помрачневшего курсанта. – Да... Ферзь... Руководитель Сектора Общественных Интересов. Архистратиг... Уриил.
“Уриил... Уриил? Уриил?!”.
Сказать, что Дим был шокирован – означало сильно погрешить против истины. Юноша просто-напросто выпал из реальности, превратившись в натуральный соляной столб. Габи говорил ещё что-то, губы учёного шевелились, а тонкие пальцы порхали, как бледные уродливые бабочки, но курсант ничего не видел и не слышал. Он думал... Он вспоминал... Те байки, которые слышал во время учёбы в академии, те скупые крошки информации, рассыпанные по всей Сети, те слишком странные факты... Которые проще посчитать бредом, чем в них поверить... Поверить в то...
Что Архистратиг Уриил – не человек.
– Звучит не слишком правдоподобно. Да что уж мелочиться... Полный бред это, приятель, – Дим напустил на себя независимый вид. – Ты ври, ври, да не заговаривайся. Хочешь, чтобы я тебе поверил – вешай мне на уши качественную лапшу.
– Лапшу? Хм... А ты забавный, – кажется, слова юноши нисколько не задели самолюбие учёного. – Но сейчас не лучшее время для шуток, и если ты позволишь... – Зрачки Габи потемнели и стали холодными, точь-в-точь, как у Габриэль. – Я продолжу.
– Хо... хорошо, – каким-то чудом волосы на голове у Дима не встали дыбом, а всего лишь чуть-чуть пошевелились. – Ко... конечно... Продолжайте.
– Итак... – вновь невозмутимо начал учёный. – Уриил... Человек, который обладал... Хм... особыми возможностями. Правда, эти самые возможности были для меня абсолютно бесполезны. Ирония судьбы – он был светлым и чистым, как новорождённый, он идеально подходил для исполнения моих планов... И не мог мне помочь. Поэтому...
Габи плотоядно посмотрел на собеседника и медленно облизнул губы. Словно хотел запугать “пленника”... или предупредить.
– Поэтому я сделал так, чтобы Уриил и Лес Ивви сошлись в одной точки. Сердце... Источник силы... Я знал, что Уриил не сможет устоять перед соблазном... Поэтому скормил ему пару своих сказок. И он клюнул, представляешь? Поразительно! Люди так наивны... И даже не совсем люди... Смех, да и только! Он посчитал, что и война, и разборки в академии, и погоня за Сердцем – его идея. Представляешь? Сама святая простота! Удивительно...
Но, как бы то ни было, оставался Михаил. Он не горел желанием устраивать бойню на острове Ивви, поэтому я его немного... подтолкнул. Распустил слухи, что академия на деле подчиняется не ему, а Внутреннему Сектору. А потом дал прекрасную возможность избавиться от курсантов и утопить свой... хм... “позор” в крови молодых, ничего не понимающих бойцов. Заодно и повод стереть с лица земли Лес Ивви у Архистратига появился... Забавно. Он, наверное, очень сильно радовался. Хотел бы я увидеть его лицо в тот момент... И сейчас, когда начинается мой этап операции “Слом силы”.
Кстати....
Ты знаешь, откуда взялось такое название?
Ты знаешь, почему мы окрестили Уриила безликой Силой?
Ты знаешь, почему мы хотели его уничтожить?
Да... Это сказка для Габриэль... Чтобы она поверила, чтобы она не сомневалась, чтобы она оставила все инструменты влияния на события в моих руках... Я сказал ей, что уничтожу нашу ошибку, последствия неудачного эксперимента... И она приняла мои слова за чистую монету...
Уриил не должен был погибнуть. Рей, Адам... Они лишь раззадорили его, вытащили наружу самые тёмные чувства Архистратига... И еще... Рей – не просто юная девушка. Она... Дитя Катастрофы. И Уриил – Дитя Катастрофы. Их встреча была тем переломным моментом, который определяет ход истории. Начало небольшого личного апокалипсиса... Трансформация Уриила, после которой энергия Сердца становится силой, подпитывающей бывшего Архистратига. А затем... Ненависть... Я ведь говорил? Про самые чёрные и страшные стороны души... Которые есть в каждом... Но не каждый вынужден их бесконечно сдерживать. Как Уриил...
Да... Его ненависть стала поистине всепоглощающей, он окончательно отверг опостылевшие заповеди и отправился утолять жажду мести. Что до Леса Ивви... Гибель Сердца предопределила судьбу лаборатории. Весь эксперимент был построен на взаимодействии “питательного” вещества и полуразумного “муравейника” деревьев. Как только Сердце отключилось – Лес перестал следовать заложенной в него программе, а, вместо этого, поддался инстинктам, которые твердили одно – расти, расти, расти.
Да... Неконтролируемый рост до некоторого предела... Казалось – скоро весь остров покроется Лесом, но... Сработал механизм саморазрушения, и все деревья, все, до единого, рассыпались в пыль... Лес Ивви не имел ни единого шанса выбраться из своей клетки.
– Так значит... – пролепетал ошеломлённый Дим. – Это всё... Эти жертвы... Эта война... Смерть, разрушения... Это... Только для того, чтобы Уриил прикончил Габриэль, и ты стал главой Сектора?!
Подобная расчётливость просто не укладывалась в голове юноши, но, если честно, он вполне допускал, что человек вроде Габи по прозвищу Гибель, способен и на большие злодеяния во имя своих целей... Он понимал, что учёный, для которого существуют только эксперименты и неутолимая жажда познания, не остановится перед уничтожением целого мира, если найдёт это необходимым... Это было ужасно, чудовищно, но – вполне логично. Жуткая, извращённая логика, но, всё равно – логика. И...
– Ты ошибаешься, – Габи зевнул и небрежно отмахнулся от слов “пленника”. – Власть самое последнее, что меня интересует в этой жизни...

Неуклюжая на вид махина почти бесшумно скользила в воздухе. Солнечные лучи отражались от иллюминаторов, падая вниз не такими, как прежде. Искажёнными... Шаттл равнодушно пробивал облака, словно был бегуном, механически перепрыгивающим через раскрашенные в полоску препятствия. Шаттл, летел к цели, ведомый точной и надёжной автоматикой, а единственная пассажирка без дела слонялась по салону, не зная, чем себя занять...
“Да уж... Я могла бы попробовать себя в качестве пилота... Но тут везде автоматика... И маршрут определён заранее... Гест постарался... Гест... Чего он добивается? Он так добр и приветлив... И вежлив... С радостью помогает мне... Зачем? Какая ему от этого выгода? Или...”.
Шаттл неожиданно тряхнуло – несильно, только зубы у Рей стукнули, да пустой стаканчик полетел вниз, со стола. Автоматика тотчас исправилась, выровняв массивный летательный аппарат с такой лёгкостью, словно он был гоночным автомобилем, а электронный пилот – водителем мирового класса. Девушка даже мигнуть не успела... Но с мыслей её это маленькое происшествие сбило, заставив подумать о своей цели.
“Уриил! Этот мерзавец наверняка крутится поблизости... Рыскает в поисках жертвы... И Дим... Чёрт! Слишком много совпадений! Что за чёртов спектакль мы разыгрываем? Кто написал сценарий? И зачем? Проклятье... Так я никогда ни до чего не додумаюсь... Как в стену лбом бьюсь... Чёрт!”.
Мимо, со скоростью межконтинентального экспресса, проносился однообразный пейзаж. Он почти не менялся, повторяя в этом мысли Рей. Да уж... Девушка, как ни старалась, не могла отделаться от предчувствия беды. От ощущения, что её Дим сейчас в большой опасности... Словно крокодилу в пасть попал, только покруче... Пострашнее... Рей никогда не предполагала, что ей будет дело до кого-нибудь, кроме себя, но сейчас собственная усталость и ранения совершенно не беспокоили девушку. Не то чтобы она находилась при смерти или истекала кровью, но пара дней в госпитале пошли бы ей на пользу...
“Ну да, ну да... А Дим в это время будет пропадать неизвестно где... И неизвестно – останется ли жив в конце всего... И прохлаждаться, зная, что голова этого остолопа вот-вот заснёт вечным снов... Ну уж нет! Не дождётесь!”.
Рей злилась. На шаттл, который, по её мнению, полз со скоростью подыхающей черепахи. На Внутренний Сектор, которому нет дела, до попавших в лапы к изуверам из ведомства Габриэля курсантов. На танковые части Внешнего Сектора, устроившие бессмысленную бойню. На Лес Ивви, из-за которого и началась эта война. На Геста, который не смог защитить своего “брата” и товарища. На Дима, который нашёл время слететь с катушек и устроиться на отдых прямо посреди проклятого Леса...
И на себя. Ведь она, Рей, была всё это время рядом с ним, со своим другом. Именно она должна была остаться его охранять. Именно она должна была поддержать его... Ведь он свихнулся... У него поехала крыша... Ведь это не происходит просто так, на пустом месте! Она могла... Она должна была заметить раньше! Ведь есть признаки... симптомы... разные мелочи, по которым опытный глаз определит, в каком состоянии находится объект...
“Я плохо старалась... Да я вообще не старалась! Просто плыла по течению... Ползла вверх по лестнице, вцепляясь в то, что попадалось в руки... Нельзя! Так нельзя! Дим... Тот наш разговор... Если бы я повела себя иначе! Если бы я нашла нужные слова! Возможно... Всё могло измениться! Но я... Не смогла. Я... Оказалась недостаточно сильной. Я... Это моя ошибка”.
Подлокотники скрипнули, когда Рей что есть силы вцепилась в них. Девушка сжимала покрытый пластиком металл и твердила. Беззвучно, про себя повторяя: “Я спасу... Я спасу... Я спасу... Я спасу его, во что бы то ни стало!”. Её казалось, что эти слова происходят от чувства вины, что она просто расхлёбывает кашу, которую сама и заварила... Её так казалось, но чем дальше, тем отчётливее Рей понимала, что лишь обманывает себя. Мысль была странной и даже глупой, но девушка чувствовала, что её поступками движут иные мотивы... Ведь так сильно не беспокоятся за простого товарища, так беспокоятся за того...
Кто очень тебе дорог.

Трудно сказать, что случилось в голове Дима – помутнение или просветление – но после фразы Габи о том, что учёному нет дела до власти, юноша просто взбесился.
– Адово семя! Графы, князья и всё золото мира! – кричал он. – За кого ты меня принимаешь?! За идиота?! За ударенного головой об стенку имбицила?! Или думаешь, что раз вколол мне свою дрянь, то я теперь любое дерьмо сожру и не поморщусь?!
– Какая экспрессия! – невозмутимо восхитился Габи. – Какой язык! Какое чувство такта!
– Да... ты... Просто урод! – бушевал Дим, которого слова собеседника распалили ещё больше. – Моральный урод! Как тебя только земля держит?! Ладно... я могу понять... не принять, но понять, когда человек в монстра перекидывается ради власти или денег... Дерьмо! Полное дерьмо! Но понятное... А ты! Ты! Шизануться... Я в шоке... Угробить тучу народу ради не пойми чего! Ради какого-то эксперимента или ещё какой фигни... И парить мне мозги с серьёзным таким видом, парить тем, что ты якобы не ради власти решил ухайдокать Габриэль! Ты ещё скажи, что Архистратигом не хотел стать! Скажи, что вообще ничего не знаешь, кроме своих этих опытов... Хр-р-р-р!
ТЫ ДУМАЕШЬ, Я ВО ВСЁ ЭТО ПОВЕРЮ?!
Юноша вопил во весь голос, заглушая мысли, забывая чувства. Его словно изнутри жгло, ему хотелось высказать Габи то, что на душе за это время скопилось, он страстно желал пригвоздить учёного к стенке, ткнуть носом в его же разглагольствования... Правда, с тем же успехом можно было пытаться убедить матёрого волчару перейти на вегетарианскую диету. Габи невозмутимо выслушивал обвинения и не менее хладнокровно отметал их одним движением брови. Вот только... Дим сейчас не замечал ничего, кроме бурлящего потока собственных слов.
Он орал и орал, надрывая связки и не думая о том, слышит ли его кто-нибудь... Наверное, он повёл бы себя точно также и на сцене, окружённой тройным кольцом внимательных зрителей. Наверное, он в любом случае не смог бы сдержать крик... Да и не захотел бы сдерживаться. А Габи...
Учёный спокойно дождался, когда красноречие “пленника” сойдёт на нет, после чего сам взял слово. И слово было... очень впечатляющим. По крайней мере, Дим тотчас замолк и с выпученными глазами уставился на собеседника, ловя взглядом каждое движение “хозяина дворца”.
– Вот здесь, – Габи провел ладонью по голове, его пальцы глубоко погрузились в волосы, приникая к коже. – Шрам. Давнишний шрам. Я получил его в детстве. Причём, не по своей воле... Знаешь, когда твоя голова на узкой дорожке встречается со здоровенной стальной балкой – миновать её совершенно немыслимо... Знаешь, это чертовски больно, когда острое металлическое ребро сталкивается с твоей черепной коробкой... Забавно, я почти не пострадал. Отделался порванной кожей и выдранными волосами... Через пару месяцев от того инцидента не осталось и следа. Снаружи... Но не думаешь же ты, что я просто так всё спустил? Не-е-ет, ни в коем случае. Я всего лишь учёный, но и у меня есть своя гордость. Своё чувство справедливости... И своя боль.
Пальцы скользнули по левой щеке, размазывая кровь и превращая Габи в копию двуликого Януса. Правда, оба лица этого нового старого “бога” были одинаково ужасными...
– Да, у меня тоже имеется собственная боль. Родная, привычная, неизбывная. Единственная и неповторимая... Имя этой боли – Габриэль. Видишь ли, мальчик, было время, когда мы любили друг друга. Да... И мне казалось, что это время продлиться до самой нашей смерти...
Дим вздрогнул всем телом, словно ему в пятки, как индийскому йогу, вонзилась целая батарея острейших иголок. Юноше почему-то стало нехорошо, как после несвежего завтрака или бессонной ночи в душном походном домике... А тут ещё учёный, предвосхищая возможный вопрос и недоумение, сразу же добавил, смешно глотая окончания слов.
– Да, зна... Глупая наде... Наивная сказка для дете... – лоб Габи прорезали морщины, сделавшие его на десяток лет старше. – Видишь ли, мой юный друг, раньше я считал, что байка про половинки одного целого – истина. Чистая пречистая правда. Инь и Ян, чёрное и белое, мужчина и женщина... Я понятия не имею, кто первым придумал идею о половинках. Я не знаю, с чего люди взяли, что две частички, объединившись, поднимутся на ступеньку, а то и на несколько, выше. Я даже не догадываюсь... Но это сейчас меня волнуют подобные материи, а тогда я хотел лишь побыстрее доползти, выцарапать, вымучить... Что именно? Конечно же...
Очередная липкая капля скатилась вниз, оставив бледно-розовую полоску. Но Габи, словно испытывая себя на прочность, не обратил никакого внимания на эту неприятность. А ведь ему больно... Ему должно быть очень больно... Раны-то хоть и неглубокие, но долго заживающие. Так и будут кровить, пока учёный не соблаговолит позаботиться о собственном здоровье... Правда, случится это, скорее всего, очень и очень нескоро.
Если вообще случиться...
– Совершенство, – Габи зачем-то посмотрел на плотно закрытую дверь. – Идеал. Вершина. Да... Сияющая вершина абсолюта. Конечная точка мечты... Моей мечты. Не буду кривить душой – я не всегда витал в облаках, представляя серебряную лестницу, ведущую меня вверх, и поток золотистых лучей, указывающий мне путь. В конце концов, для истинного учёного, каковым я, без сомнения, являюсь, фантазии – дело, требующее серьёзного подхода. Не с бухты-барахты, но логически выверяя каждую мысль, каждую идею... Подводя прочный базис под каждую, даже самую бредовую теорию... А тут – словно помутнение на меня нашло. Поверил – и всё тут. Даже не попытался усомниться... Что, в итоге, мне и вышло боком...
...Видишь ли, мальчик, я-то мечтал о совершенстве, но совершенству не были нужны самодовольные дети с непомерными амбициями. Более того, со временем я стал понимать, что такой вещи, как истинное совершенство, вообще не существует в этом мире... И первым шагом на пути к этому пониманию оказалось предательство Габриэль. Да-да-да! Предательство! Холодно и по-деловому она отбросила меня в сторону, на обочину, заставив довольствоваться крохами со стола Архистратигов. Образно выражаясь, конечно же...
Видишь ли, мой драгоценный подопытный кролик, женщины – очень непредсказуемые существа. Сегодня она клянётся тебе в вечной любви и верности, а на следующий день клеймит всеми грехами мира, нарекая злейшим врагом. А то и вовсе – становится равнодушной человекоподобной куклой, красивой картинкой с обложки, у которой нет ни чувств, ни души... Проблема в том, что у меня-то и душа, и чувства имеются в наличии. Присутствуют, так сказать. Хотя, лучше бы их не было... Видишь ли, мальчик, физическая боль не может сравниться с душевной. Ведь мысли – они всегда с тобой, всегда рядом, всегда преследуют тебя. Словно охотничьи собаки, взявшие след дичи... От них не уйти и только во сне ты можешь найти немного покоя... До следующего утра.
Можешь не верить, мой трепетный питомец, но твоё отрицание не изменит фактов. А молчаливо свидетельствуют о моих страданиях... Эти стены, бесконечные коридоры и помещения для опытов, жилая комната, в которой я до сих пор обитаю, и пункт управления, в котором я обдумывал план своей мести... Да, Габриэль должна умереть. Я так решил. Давно решил, тебя тогда ещё и на свете не было... Кто-то должен ответить за мою боль. Кто-то должен её разделить и прочувствовать сполна...
Кто-то должен заплатить по счетам.
Габриэль...
Моя несбывшаяся любовь...
Мечта о совершенстве...
Планы...
Надежды...
Пустота.
– Знаешь, мальчик, чего мне стоило сохранить относительно здравый рассудок? – затаённая в словах Габриэля злоба была готова вот-вот рвануть и разнести к чертям весь исследовательский комплекс. – Знаешь, чем мне пришлось пожертвовать? Посмотри на меня! Ну же! Смотри! Ты видишь, в каком я состоянии? Я – как гнилое яблоко. Я – фрукт, изгрызенный червями сомнений и сожалений. Меня уже ничего не ждёт... Но я не собираюсь уходить просто так. Да... Несомненно... Чего бы это ни стоило...
Габриэль последует тём же путём.

– Адово... Семя...
Комната управления мало напоминала преисподнюю, но Диму казалось, что он угодил прямиком в последний круг бездны. И заляпанное кровью, счастливое лицо Габи только укрепляло юношу в этом предположении... Многое уже было сказано, разговор сотню раз зашёл в тупик и потерял всякий смысл, но “курсант Рах”, по неизвестным ему самому причинам, решил вновь вступить в бесполезную полемику.
– Кто-то из нас точно свихнулся. Любовь... Ненависть... Месть... – он прижал пальцы к вискам. – В голове не укладывается! Да, я усёк, что тебе причинили страшную боль... Но это не даёт тебе права делать больно другим! Рей, ребята, Мишель... – голос Дима надломился. – Чем они перед тобой провинились?!
– Ничем, – бесцветным голосом ответил Габи. – Просто им не повезло.
– НЕ ПОВЕЗЛО?! – взревел юноша. – Да это всё из-за твоей проклятой мести! Ну, неужели... неужели... Почему нельзя было решить вопрос иначе?! Мирным путём... Договориться... Или что...
– Мирно? Договориться? Ещё скажи – ножки ей целовать и тапочки подносить, – съязвил учёный. – Понимаешь, мальчик, иногда есть только одно верное решение. Только один путь, ведущий к истинной свободе. Мальчик... Ещё ведь не поздно. Хочешь исправить ситуацию? Правда, хочешь?
Подвох, неприкрытый подвох... Но в чём именно? Дим помрачнел, что бы сейчас ни предложил Габи, ничем хорошим это не закончится... Хотя и так ситуация хуже некуда.
– Видишь ли, мальчик, – следуя расхожему выражению, учёный посчитал молчание юноши знаком согласия и продолжил наставлять “неразумного” на путь истинный. – В данный текущий момент в главном зале Габриэль тесно общается с Уриилом. Невероятно злым Уриилом, который искренне верит, что именно госпожа Архистратиг – причина его несчастий. Он не станет любезничать со своим заклятым врагом, да и жалеть её вряд ли будет... А всё почему? Потому что я убедил его в этом, создал, если можно так выразиться, виртуальную реальность. Ты не забыл? Ты ведь знаешь, чем занималось ведомство нашего беглого подопытного? Я подскажу – пропагандой. Да-да, промыванием мозгов в промышленных масштабах. Но важно не это. Важно, что именно я научил ихних спецов, что да как следует делать... Да-да-да! Я был инструктором по управлению... хм... душами. И бывший Архистратиг... Он целиком и полностью в моих руках. Он знает то, что я хочу, чтобы он знал. Он думает так, как я хочу, чтобы он думал. Он чувствует то, что я хочу, чтобы он чувствовал. Понимаешь? Я скармливал ему избранные факты, продвигая, как пешку, в нужном направлении...
К последнему полю доски.
Уриил... Думаешь, он смог бы заполучить информацию, если бы я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО захотел её скрыть? На минуточку – эти данные были действительно сверхсекретными. Никто, кроме меня и Габриэль не имел к ним доступа...
Учёный замолчал, взяв паузу, после чего продолжил с новыми силами... И ещё большей язвительностью.
– Ну же! Давай! Смелей! Ты ещё успеешь спасти Габриэль, если не будешь терять времени и прямо сейчас отправишься в главный зал! Ну? Что смущаешься? Здесь все... – Габи ухмыльнулся. – Свои.
Что-что-что? Маньяк с шрамом предлагает ему отправиться в пасть к саблезубому тигру? Серьёзно? Как-то не вериться... Дим побледнел и сглотнул слюну. До него пусть не сразу, но дошло, что же хотел сказать Габи. Истина была спрятана между иглами насмешек и неуклюжих шуток, она горчила и саднила, вызывая тошноту и слабость... Да, юноша действительно мог изменить судьбу незнакомого человека, пожертвовав собственной жизнью. Да, на сей раз, учёный не врал... Но правда оказалась хуже изощрённой лжи. Правда в самом Диме... В глубине его души...
– Молчишь?
Юноша не ответил. Вереница слов вертелась на языке, готовая вырваться наружу, но Дим понимал, что все его крики, мольбы или уверения для Габи – как об стенку горох. Поэтому он ничего не сказал, невольно подыграв в этом собеседнику.
Два человека, связанные прочнее, чем предполагал Дим, в полной тишине смотрели друг на друга. Долго смотрели, не отводя глаз и не двигаясь. Как две фарфоровых фигурки... Пока, наконец, уставший от этих недоговорённостей юноша не сказал, вскрывая слова, как карты:
– А какое место в твоем плане занимаю... я?

С высоты птичьего полёта штаб-квартира Сектора Разработок напоминала шестиугольник. Блоки-здания смыкались друг с другом, оставляя в центре обширное пустое пространство, а лучи-дороги, исходившие из углов, продолжались до самого внешнего периметра. Что самое интересное, снаружи конструкции похожей на молекулу бензола, тоже нельзя было разглядеть ничего, кроме аккуратно подстриженного газона. Антенны и взлётно-посадочные площадки, в изобилии украшавшие шесть корпусов, в иных местах полностью отсутствовали. Такое ощущение, что находишься в квартире у слишком чистоплотного хозяина, который считает, что везде должен быть порядок...
“Чёрт... Тихо-то как! Словно в гробу...”.
Рей поёжилась. Хорошо, конечно, что охранные системы молчат, как притаившиеся в лесу повстанцы, хорошо, что программа управления шаттлом позволила выбрать место посадки – девушке не улыбалось шлёпаться на крышу одного из корпусов, полностью открываясь перед предполагаемым противником. Кто знает, что за ловушки приготовили подручные Габриэля? Может, мины с датчиками движения, может автоматические плазменные излучатели... Не оставили же они комплекс без защиты! Такое просто невозможно! А значит...
“Что-то здесь нечисто... И гель для душа явно не поможет...”.
Шаттл громогласно – Рей аж поморщилась – плюхнулся на траву рядом с одной из дорожек. Но, как ни удивительно, служба безопасности штаба Сектора Разработок вновь проманкировала своими обязанностями. Такое чувство, что они все вымерли... Девушка, было выскочившая из салона, остановилась, настигнутая этой мыслью. А что, если...
“Ни одной живой души... Здесь... Как на кладбище... Нет! Не может быть! Дим... он не мог умереть! Только не сейчас!”.
Солнце безжалостно поливало затерянный посреди зелёного массива исследовательский комплекс потоками света, ветел проносился над землей, приминая траву, а Рей, отбивая ноги о бетонированную дорожку, мчалась вперёд, надеясь на удачу. Безликое здание впереди зияло странным провалом – такое ощущение, что стену на всей скорости протаранил метеорит, что, вкупе с прочими странностями, приводило девушку к недвусмысленным выводам.
“Уриил прибыл... Раньше меня... Как и предполагалось... Чёрт! Я, как всегда, опаздываю... Чёрт-чёрт-чёрт!”.
Она бежала, не замечая растрёпанных ветром волос и стёртых в кровь пяток. Завтра будет больно, завтра ей придётся клясть на все лады мерзавцев, устроивших ей весёлый денёк, но это будет завтра. Сейчас же есть вещи поважнее физических страданий, важнее грязной помятой одежды, важнее пыли витавшей в жарком воздухе и самого воздуха, как следует подогретого небесным светилом.
“Командный... Пункт... Где-то там... Впереди... Надеюсь... Только бы успеть... Успеть... Успеть!”.
Да уж... если она выбрала неверную дорогу, то времени на исправление ошибки у неё не будет. Что бы ни задумал бывший Архистратиг, играть в куклы с ребятами из Сектора Разработок он не станет. В лучшем случае – быстро и безболезненно ликвидирует... Вместе с пленником. Вряд ли Уриил будет разбираться, кто враг, а кто просто неудачливый курсант академии “Рассвет”... Тем более, что и к “рассветовцам” у него немало счётов.
“Быстрее! Быстрее! А-а-а-а... Чёрт! Как болят ноги... Чёрт! Только бы дотянуть... Проклятье, мышцы деревенеют... Ноги не слушаются... Чёрт-чёрт-чёрт!”.
Сверкающие, как изумруды, зелёные омуты глаз Рей наполнились болью. Она давно переступила ту грань, где истязание собственного тела проходит относительно безвредно. Теперь каждая секунда этого безумного марафона отнимала у девушки если не годы, то месяцы жизни – уж точно. Их уже не вернуть и, наверное, потом она пожалеет о своём безрассудстве...
“К чёрту всё! Быстрее! Быстрее! Где же этот долбаный центр управления!”.
Замкнувшаяся на одной мысли, Рей не сразу сообразила, что единственным входом в здание является та самая уродливая дыра, которую девушка заметила ещё издали. Пробитое в сверхпрочном бетоне отверстие недвусмысленно намекало на габариты и вес “снаряда”, а полумрак, в котором угадывались кривые обломки перекрытий, мог скрывать всё, что угодно. От завалов, пробираясь через которые можно запросто переломать ноги и руки, до батальона охраны, с пальцами, изнемогающими на курках автоматов.
Да уж... Солнечный свет, изрезавший мрак внутри пролома, только добавлял хаоса, ничего не проясняя, а лишь запутывая до невозможности. Игра теней, в которой нет победителя, а проигравшая, то есть Рей, вынуждена действовать вслепую, как всегда надеясь на авось. Удача или неудача? Орёл или решка? Красное или чёрное? Кажется, что шансы одинаковы, но девушка прекрасно знает, что это не совсем так... Точнее – совсем не так. И вероятность, что в запутанных переходах злополучного исследовательского комплекса Рей таки сложит свою излишне буйную голову – высока, как никогда...
“А-а-а... И чёрт с ней. С головой... Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь... Поздно сомневаться, если забрался в самый поганый притон человечества... Можно только брыкаться изо всех сил, надеясь на лучшее... Как та лягушка из сказки”.
Тонкая фигурка в пятнистой форме скользнула внутрь, без следа исчезая среди обломков. Солнце недовольно мигнуло, отправляя следом цепкие оранжевые лучи, но тьма оказалась сильнее, она буквально сожрала свет, нарушивший незримую линию, и тот отступил, зализывая раны...
Для них разборки людей были просто поводом.

– Я соврал.
Холодно и по деловому.
– Я не сказал тебе всей правды.
Как будто Дим не догадывался, что учёный темнит по-крупному...
– Я знал...
Вновь начиная старую песню. Уже по сотому кругу...
– Я знал, что эксперимент с особями женского пола обречен на провал...
Знал? Сбивчивые удары сердца и нехватка воздуха... Первейшие признаки крайнего волнения. Предваряющие настоящую бурю чувств. Дим думал... Думал, что смог примириться с тем днём, с гибелью Мишель, с гибелью всех девчёнок... Но, как оказалось, просто переоценил свою способность к самоконтролю.
– Почему? Почему? Почему?
От многократного повторения вопроса, ответ не материализуется в воздухе, а высшее знание не снизойдёт к простому курсанту... Но можно ведь попытаться?
– Совмещённость уровней психики. Против обособленности... Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы просчитать варианты. Но... Я не сообщил об этом Габриэль. Она бы всё испортила... Как всегда.
Рассуждения в стиле древнего алхимика. Опыты, опыты и работа... с результатами опытов. Всё-таки Габи весьма ограничен... Но от этого Диму не горячо и не холодно, потому что сейчас... Он ограничен ещё сильнее.
– Почему? Вы же были в одной лодке?
Вопрос, который ничего не меняет и не решает. Какая разница, почему кровожадный интриган не свершил месть в открытую? Видимо, у Габи имелись на то особые причины... И... Дим догадывался – какие именно.
– Потому что хотел создать тебя.
Мёртвые глаза учёного вмещали в себя целый мир, оставшийся в прошлом.
– Для себя. Ты - полностью мое творение, от начала и до конца. Ты - мой, причем, как говорили древние, весь, с потрохами.
Сильное утверждение. И, что самое забавное, близкое к истине. Ведь Габи действительно подвёл Дима к тому пределу, за которым – небытие. Именно Габи умело удерживал юношу на самой грани. А потом тот же самый Габи монотонно капал на мозги курсанту, запутывая и распаляя. Дим чувствовал злость... Дим видел причину этой злости. Сидящую напротив и отравляя уродливой окровавленной физиономией атмосферу комнаты управления...
Хороший костюм, ещё молодое тело, поза большого начальника. Внешнее... А внутри – всё давно сгнило и превратилось в труху. Причём, Габи понял это самым первым... Иначе и быть не могло, ведь учёный, израненный осколками собственной мечты, методично уничтожил всё. Все осколки, до единого. Все чувства и эмоции. Все мечты и фантазии.
Всё. Без исключения.
И теперь... Убийца с глазами мертвеца желал, чтобы выпестованный им палач туго затянул верёвку на его шее. Самоубийство? Что вы! Что вы! Как можно! Ведь это прямое нарушение заповеди! Формально... Формально Дим прикончит Габи по прозвищу Гибель, а сам учёный окажется невинной жертвой.
В глазах мира...
А большего ему и не надо. Вот только... Дим был категорически не согласен играть по правилам Габи. Он вообще устал от общества свихнувшегося учёного, от бесконечных интриг и головоломок. Этот разговор... Этот ублюдочный проект “Слом силы”... Хватит. С него довольно. И... чтобы не говорил учёный, личного палача он в своё распоряжение не получит.
– И не надейся! – Диму хотелось избить собеседника до полусмерти или, как минимум, высказать всё, что о нём думает, но сейчас, в конце длинного разговора, самым эффективным приёмом стало показное равнодушие. И Дим сдерживал бушевавшие в нём чувства, как нырнувший в глубину охотник за жемчугом сдерживает дыхание... Чтобы не утонуть. – Я долго терпел тебя и твои россказни, но теперь... Хватит. Я...
Отказываюсь.
И...
Ухожу.

Череда чистеньких, буквально вылизанных коридоров, как лабиринт Минотавра – вела куда угодно, но только не к цели. И путеводной нити у Рей под рукой, к сожалению не имелось... Так что девушка, после десяти минут бесплодных скитаний уже совершенно отчаялась найти комнату управления. Такое помещение должно было быть в комплексе... где-то. Но где именно? Никаких поэтажных планов или указателей, вообще никаких меток – каждый следующий поворот повторял предыдущий и Рей начала сомневаться, а движется ли она вперед? Может, кругами блуждает, потому и не может добраться до искомой комнатушки... Тем более что такой важный объект наверняка хитро замаскирован, и постороннему отыскать тайный ход – та ещё адова работёнка.
“Чёрт! Лучше бы маркер в кармане вместо запасной обоймы лежал... И то больше пользы... Чёрт... Не хватало ещё заблудиться... И так опаздываю... Опаздываю!”.
Однообразные стены и потолки давили на Рей, нагнетая и без того мрачную обстановку в её голове... Да уж... Планировка здания отдавала такой пошлой правильностью, что девушка едва сдерживала приступы крайнего омерзения. Так и хотелось остановиться и хотя бы плюнуть на безупречно чистый пол. Хотя бы для того, чтобы отличить его от километров такого же пола впереди, сзади и чёрт-ещё-знает-где. Чтобы хоть так досадить неведомому архитектору. Чтобы не все тут было настолько...
Идеально.

“Это... Нет! Не может быть... Я... нашла!”.
Рей, не задумываясь, резко притормозила и ударила кулаком по сенсорной панели. Безумием было полагать, что серая металлическая дверь тотчас послушно отъедет в сторону, но... Именно так и произошло. Девушка чуть не вывалилась в небольшое помещение, а когда закончила хлопать глазами и сумела как следует разглядеть “внутренности”, то обнаружила двоих – незнакомого человека в костюме, оккупировавшего единственное кресло, и юношу в форме, который был никем иным, как...
“Дим... Дим!”
Что-то мокрое блеснуло в уголках встревоженных глаз, но Рей сумела сдержать слёзы и не стала бросаться на шею “пропаже”. Ещё не хватало устраивать мелодраму перед этим мутным типом... Девушка попридержала восторженные возгласы и поумерила радость, ограничившись коротким приветствием. Что-то вроде, привет, как дела, что ты здесь делаешь...
Дим, которого “явление Рей народу” застало врасплох, сначала замялся, приоткрыв рот и мучительно пытаясь сообразить, что же следует говорить в таких случаях, но память в очередной раз подвела, и юноша, плюнув на правила, выпалил:
– Привет! Я ждал тебя... очень... Долго.
– Прости, что так задержалась... – Рей смущённо потупила глаза. – Ты как? В порядке?
– Более менее... Габи, – Дим кивнул в сторону учёного, отстранённо наблюдающего за разговором, – вколол мне какую-то гадость. Названия не помню, хитрое какое-то... Главное, что помогло. И теперь...
Он замолчал, прерванный протяжным гулом, охватившим всё здание. Звук нарастал, а вслед за ним пришла и вибрация. Стены дрожали, как руки запойного алкоголика, грозясь если и не рухнуть прямо на собравшихся в комнате управления людей, то, как минимум, развалиться на части с тем же итоговым результатом...
– Конструкция может не выдержать, – заметил Габи. – Комплекс не рассчитан на прямое столкновение с... хм... Уриилом.
– Ты слышал? – вся радость девушки тут же превратилась в тревогу. – Нам нужно скорее выбираться отсюда! Причём – поскорее! Уж не знаю, что за дрянь тебе подсунул этот хмырь...
– Я не хмырь, а ДОПР – вполне качественный препарать, – заметил учёный, ни капли не обидевшись. – Не нужно клеветы.
– ...Но я знаю одно, – продолжала Рей, совершенно проигнорировав возражения Габи. – Тебе следует как можно скорее показаться врачам. НОРМАЛЬНЫМ врачам. Чёрт! Да не стой ты столбом! Пошли! Быстрее! Пока тут всё не развалилось к чертям собачьим!
Он не понимала, почему медлит её приятель. Казалось бы – помощь подоспела вовремя, никто курсанта в наручниках не держит, и цепью к стене не приковал... Да и решёток что-то вокруг ни одной не наблюдается... Что до Габи – Рей не сомневалась, что юноша вырубит тщедушного учёного за пару секунд, максимум. Тут простого удара хватит, даже она справилась бы без особых проблем...
“Чёрт! Что с ним такое? Это из-за дряни, которую Диму подсунул этот недоносок в дорогом костюмчике?! Да я его...”.
Пока Рей придумывала изощрённые пытки для ничего не подозревающего Габи, Дим, бросающий обеспокоенные взгляды то на девушку, то на учёного, молчал, как застрявшая на крючке рыба. И леску не оборвать, и из воды рыбак вытянуть не может... Ни туда, ни сюда... Пат... Абсолютно безвыходное положение...
Если Дим сейчас уйдёт – Габриэль неминуемо погибнет. Уриил не столь добр, как юноша, бывший Архистратиг не забудет старые счёты в угоду христианскому милосердию... Кто угодно, только не он.
Если же “курсант Рах” сейчас забудет про всё и сложит свою буйную голову в безнадёжной схватке с тем же Уриилом... Что будет с Рей? Ведь девушка очень переживает за него... А если бывший Архистратиг и её прикончит? Что тогда? Стоит ли так рисковать...
Дим метался между двух огней, не в силах выбрать из двух зол действительно меньшее. Он так бы и простоял на одном месте, молча красуясь в мерцающем свете невидимых “ламп”, если бы не Габи. Учёному видимо надоели и разговоры, и сомнения, и неопределённая атмосфера, наполнившая комнату. Наверное, он хотел лишь покоя и, после недвусмысленного отказа Дима, лишился последней причины находиться в человеческом обществе...
– Я же говорю... Я соврал, – ворчание Габи напоминало бормотание старушки, в сотый раз рассказывающей историю из своей молодости и страшно обижающейся, если её не слушают. – Ты ничего не изменишь... Ровным счётом ничего. Я всего лишь учёный, но я знаю это лучше, чем кто бы то ни было... Я один устроил всё это... Уходи. И ты тоже... Оставьте меня в одиночестве.
Габи закрыл глаза и замолчал. Больше он не проронил ни слова...

Позади осталась комната, больше похожая на семейный склеп. Рей всё ещё чувствовала спиной взгляд человека, который, как опытный патологоанатом, мысленно навешивал на живых людей бирки и мысленно же убирал в холодильник. Наверное, если присмотреться, в глубине этих тёмных глаз можно обнаружить и дату смерти – в аккуратной рамочке, крупным шрифтом и белым цветом... Девушка невольно вздрогнула, причём, как по иронии судьбы, в такт с раскачивающимся, как корабль, попавший в шторм, зданием. Дим, которого она буквально тащила за собой, не заметил этого – юношу больше волновали собственные переживания, а тот факт, что он запросто может оказаться погребённым под обломками исследовательского комплекса, его беспокоил не больше, чем дождь, нежданно-негаданно обрушившийся на землю.
Попеременно воюя то со своим бесценным “грузом”, то с памятью, неохотно выдающей маршрут, ведущий к выходу, то с чувствами, норовившими захлестнуть её с головой, Рей всё-таки выбралась наружу. Причём, девушка сама не ожидала, что очередной раз свернув в сторону и пробежав несколько шагов по коридору, они вдруг наткнутся на мини-завал, а, пробравшись мимо неровных бетонных обломков с острыми краями, окажутся на улице.
– Адово семя... – прошипел Дим, пряча глаза от солнца, палящего, как целая батарея прожекторов. – Ярко...
Рей ничего не ответила, только настойчиво потянула приятеля за рукав и кивнула в сторону ближайшей дорожки. Да, они выбрались из обречённого комплекса, но ведь до шаттла ещё нужно добежать...

– Я... я... Чуть с ума не сошла, – выпалила Рей, когда неповоротливый на вид летательный аппарат поднялся в воздух, а электронный мозг взял управление на себя. – Я места себе не находила... Чёрт! Если бы с тобой что-нибудь случилось... Я не знаю... Я даже не знаю... Что бы было со мной.
Девушка вымученно улыбалась, но её помутневшие глаза были грустными-грустными. А ещё у нее дрожали руки и голос... Дим смутился и не знал, куда себя девать. С одной стороны, это очень приятно, что небезразличный тебе человек так за тебя переживает, а с другой... Девушке ведь пришлось порядком поволноваться, пока она, наконец, не нашла своего приятеля. Причём, Рей понимала... Не могла не понимать... Что вполне может обнаружить, что Дим давным-давно погиб, а мёртвых, как известно, не воскресишь...
– Ну что ты, что ты... – он неловко пытался успокоить Рей. – Со мной всё в порядке, видишь? Жив, здоров, даже ходить могу... Ты сама-то выглядишь, как зомби, вылезший из могилы! Краше в эту самую могилу кладут! Это тебе нужно врачам показаться... Эй! Выше нос! Мы живы... Живы! Это главное.
– Наверное...
Рей посмотрела на него чуть ли не жалобно, как человек, потерявший опору под ногами и готовый схватиться за любую соломинку. Дим понял... Да это трудно было не заметить... Девушка очень доверяла ему и очень надеялась, что хоть он, хотя бы он... Не предаст её. Дим, как над ним нависает неподъёмный груз вины, похожий на легендарный Дамоклов меч... Ему было бы легче, если бы он мог рассказать девушке всё, что угнетало его мысли, но он просто не имел права так с ней поступить... Нельзя... Категорически нельзя... Просто преступление рассказывать одной девушке о том, что пока она прорывалась через все мыслимые и немыслимые препятствия, чтобы выручить небезразличного ей юношу, тот вполне себе думал о другой.
Мишель... Она лишь тень из прошлого.
Мишель... Её всё равно не вернуть.
“Мишель... Отпусти... Отпусти меня...”.
– Всё хорошо, – сказал Дим так нежно, как только мог. – Всё закончилось... И у нас ещё целая уйма времени впереди...
Он ласково посмотрел на Рей. И нежность в его глазах была вполне искренней.
– Целая уйма времени... Для нас двоих.

Шаттл неторопливо скользил в воздухе, проносясь над бескрайними просторами острова Ивви. Прах, пепел, смерть и боль оставались где-то внизу, сдобренные тягостной тишиной, а юноша с девушкой улетали всё дальше, оставляя позади ужасы прошедшего дня.
Впереди показался серебристый блеск океанских вод, а солнце, криво падающее на землю, уже не казалось таким равнодушным, как прежде... Подавленное настроение постепенно сменялось надеждой, Дим даже пытался шутить, а Рей смеялась над его шутками... Не то чтобы они совсем оправились от всего, что с ними произошло, тем более что вряд ли когда-нибудь смогут забыть кошмар иввианской войны... Но будущее не казалось таким мрачным – и этого было вполне достаточно.
И только одна мысль мясной мухой вьётся вокруг Рей, мешая насладиться спокойствием и свободой. Отравляя своей горечью сладостные мечты и надежды, невольно возвращая мысли девушки к разговору в ночном Лесу и событиям, которые ему предшествовали...
Шаттл неумолимо удалялся от приговорённого исследовательского комплекса, а где-то на периферии сознания Рей звучал, повторяя раз за разом одни и те же слова, мерзенький голосок...

“А ты знаешь, кто побывал у тебя в комнате?”.

Несмотря на давно наступивший день, в передвижном штабе мобильной группировки горел свет. Бледные лучи вымели комнату подчистую, оставив тех, кто находился внутри, лицезреть почти что больничную обстановку. Впрочем, опытных солдат такие мелочи в трепет не приводили и лишних мыслей или эмоций не вызывали... Начальнику подразделения, который стоял навытяжку, приложив два пальца к виску, вообще, если судить по внешнему виду, было на всё наплевать, а Гест, удобно пристроившийся рядом с коммуникатором, был слишком занят разговором, чтобы озираться по сторонам. Удобства, комфорт, роскошь... Зачем? Не для этого сюда пришли...
– Да, операция уже закончилась. Да, потери среди личного состава незначительны.
Конечно, ведь академия “Рассвет” формально не имеет никакого отношения к Внутреннему Сектору... Даже совсем наоборот – получается, что погибшие курсанты – это потери для ведомства Михаила... Такая мысль позабавила Геста, и здоровяк позволил себе улыбнуться. Половиной рта.
– Нет, я не пострадал. Нет, помощь не требуется.
Ещё бы... Всю грязную работу сделали танковые колонны, а бригада мобильных плазмоизлучателей просто зачистила местность... Пришла, так сказать, на всё готовое и взяла потерявших осторожность танкистов тёпленькими. Ещё бы... Они наверняка не ожидали такой “подлости”, они наверняка думали, что Архистратиги обо всём договорились и максимум, что их может ожидать – сопротивление Леса Ивви... И ошиблись абсолютно во всём. Как раз таки Лес и не стал для них преградой... Лаборатория Ивви выполнила задачу и самоуничтожилась, развязав руки всем действующим лицам драмы, а хэппи энд... Не такой уж он и хэппи. По крайней мере – не для всех.
– Беспокойство? Проблемы? Ситуация под контролем, шеф, не стоит волноваться. Я... позаботился о негативных факторах.
Гест оглянулся на неподвижно-равнодушного начальника подразделения и зачем-то понизил голос.
– Они пока ещё не знают правды... Не хочу разочаровывать их раньше времени... Дети... Вы же понимаете, шеф, с ними нужно осторожно...

Чтобы не сломались.

Неизвестно, как долго он без единого движения сидел в тёмной комнате. Час, два, три... Время потеряло свою значимость, а мутный поток мыслей не желал дробиться на какие-либо интервалы. Китомура думал, думал, думал. Без остановки, не давая себе и секундной передышки. Он словно наказывал себя за целый ряд решений и поступков, приведших к печальному итогу...
“Всё закончилось... Нет... Ничего не закончилось... Это повториться... В будущем... Ещё и ещё... Пока...”.
Он не знал, что должно случиться, чтобы изменилась сама суть мира, сама суть человеческого общества. Да, страны объединились в единое государство, да, территориальные споры и конфликты по большому счёту ушли в прошлое... Но разве жизнь стала лучше? Люди всё так же воюют, грабят, убивают, обманывают, предают... Как и сто, как и тысячу лет назад... Неужели... Неужели нельзя иначе?
“Ребята мне, как родные... Были... Выросли у меня на глазах... Словно дети... мои дети... Которых у меня никогда не было...”.
Зыбкий полумрак плескался в комнате, редкие лучи рассеянного света паутиной пронизывали воздух вокруг директора академии, а тот, погрузившись в свои мысли, бережно перебирал воспоминания. Он сидел, как древний дракон, охраняющий гору сокровищ... Которые давным-давно стали просто кучей позолоченных деревяшек... Но огромный ящер этого не знает, он думает, что его клад по-прежнему чего-то стоит... Он поднимает тяжелую голову и угрюмо смотрит вперед, а язычки жёлто-красного пламени скользят по его чешуйчатой морде, чтобы затем бесследно раствориться во всё той же тьме... А он сидит и сидит, и будет сидеть так...
До скончания времен.
Старый, беспомощный, ненужный... И правда, есть ли кому дело, для отжившего “дракона”? Может ли старик на что-то ещё сгодиться? Или весь его удел – лелеять собственные воспоминания, день за днём перебирая в памяти тускнеющие картинки... И боль... Она становилась всё продолжительнее и всё приглушённее. Наверное, Китомура просто к ней привык... Наверное, в непрекращающейся мигрени не было ничего ужасного или удивительного... Наверное...
“Как же так... Почему смерть не щадит молодых... Ребята... Как же так... И... Ещё... Иванна... Без неё так пусто... Я привык? Да... пристрастился... Я не могу представить, что вернусь обратно, зайду в кабинет, а дверь не откроется и на пороге не окажется знакомая женская фигура... Как же так... Почему не я? Почему я остался жив?”.
Китомура задавал самому себе бесполезные вопросы, каждый раз сжимаясь, как от ударов. Он почти не слышал своё сердце, а дыхание стало таким слабым, словно у полумёртвого... Директор сидел в полном одиночестве в своей комнатке, удивляясь, что ожесточённая перестрелка не зацепила его даже краем. Ни одна пуля не пробила хлипкие стены, ни один осколок снаряда не пробил затемнённый пластик на окнах... Словно кто-то благословил Сэя Китомуру на жизнь.
А, может быть, проклял.

Солнце поднималось всё выше, силой вырывая природу из полусна. На удивление чистое небо поражало своей безукоризненной ясностью. Какой великолепный вид... Если не приглядываться. Ведь суть не лежит на поверхности, суть скрыта за ширмой великолепных пейзажей и улыбок, вызванных тёплым летним деньком. Суть, которую директор академии мог выразить тремя словами:

“Мир дряхлых стариков...”

 

Эпилог

– Счастья всем!
– Нельзя...
– Почему?
– Забудут благодарность...
– Тогда... мира во всём мире!
– Опять нельзя...
– Но почему?!
– Забудь про равновесие... Поверь...
– Во что?
– Неравенство есть движущая сила...
– Так измени! Я не хочу так жить!
– Поздно...
– Что?
– Твои желания кончились...

Бескрайний горизонт впереди, а за спиной – живописные руины исследовательского комплекса. Всё, что осталось от штаб-квартиры Сектора Разработок – груда бетонных обломков... И человек в жёлтом пальто, стоящий рядом с ними. Пустые глаза смотрят прямо на пыльное солнце, а верхняя пуговица расстёгнута, будто ему жарко.
Одежда бывшего Архистратига в идеальном порядке, но он, как всегда, периодически отряхивает с неё несуществующую пыль. Возможно, этой виртуальной пыли давно стоило перейти в материальное состояние – просто для того, чтобы старания “Уриила” были не напрасными... Впрочем, человека по имени Мани Пуллит такие мелочи давно не интересовали...
Сейчас же он и вовсе замер, буквально впитывая в себя краски мира и пряча за привычными действиями разъедающую его неуверенность. Ведь “Уриил”, завершивший бессмысленную, как ему теперь казалось, месть, совершенно потерял смысл своего существования. Если раньше, всего пару часов назад, бывший Архистратиг твёрдо знал что, как и зачем он должен сделать, то по прошествии времени его взгляды несколько изменились. Точнее – растворились в этом самом времени...
Он не знал, зачем он здесь.
Он не знал, почему он до сих пор существует.
Он не знал, что он теперь должен делать.
Но...
Он мог попытаться узнать всё это.

...Ветер забирался под нелепое пальто, проскальзывал под белую рубашку, холодно приникая к коже. Эта прохлада отличалась от прикосновения простенького серебряного крестика, который “Уриил” носил на шее чуть ли не с рождения. Странное ощущение... Не противное, но и приятным назвать нельзя. Просто тихий крик тела: “Я жив! Жив! Я всё ещё жив!”.
“Уриил” улыбнулся своим мыслям и, расстегнув вторую пуговицу, широкими шагами направился к внешнему периметру комплекса. Он не стал топтать ботинками ровный бетон и свернул в сторону, оставив палящее солнце слева. Трава под ногами была прилизана, как шевелюра Мани Пуллита, а горизонт, скрывающийся в голубоватой дымке, казался недосягаемым... Но “Уриила” это уже не могло остановить.
Он неутомимо шёл вперёд. Странник без смысла и цели... С мыслями, черными, как сама вечность.

 

Один из проклятых дней


Заслуженный критик Российской Империи Ан Петрович Рысев проживал в старинном особняке. Он снимал самую большую и самую мрачную комнату, служившую одновременно и рабочим кабинетом, и местом для отдыха от трудов праведных. Другой в столь угнетающей обстановке давно бы зачах, но только не Ан Петрович! Он буквально цвёл, пах и с каждым днём укоренялся в помещении всё сильнее, пока, наконец, не стал натурально частью обстановки. Гости приходили и уходили, солнце жирно лапало стёкла единственного окна, вышагивая с востока на запад, а заслуженный критик так и сидел за своим массивным дубовым столом, изредка поднимая взгляд.
О взгляде Ана Петровича стоит рассказать отдельно: мутные, как бутылочное стекло, зелёные, как буйно распустившаяся на болоте ряска, глаза всё время смотрели в одну точку. Или на дверь, или в стену – на картину с жёлтым треугольником на синем фоне, или просто на пол – пыльный, усеянный россыпью отпечатков подошв. Такая манера в первый момент сбивала гостя с толку, заставляла нервничать, искать ответ в глубине глаз критика... Но слово глубина слабо сочеталось с органами зрения Ана Петровича, и потому наглый “исследователь” завсегда отводил взгляд, признавая победу хозяина кабинета. Да и приходили то к Ану Петровичу в основном с просьбами, так сказать, на поклон, что изначально ставило заслуженного критика в выигрышное положение. В конце концов всегда можно прогнать опостылевшего просителя – а то ишь, место занимает!
К слову, звали Ана Петровича Антоном, а имя заслуженный критик сократил для пущей важности. И, хотя каждый встречный и поперечный был в курсе этих метаморфоз, приятели и знакомые старательно делали вид, что знают только Ана Петровича, а какой-то там Антошка Рысев из соседнего двора им совершенно неизвестен. Что самое удивительное – заслуженный критик принимал танцы с бубном и кастаньетами вокруг своего имени, как само собой разумеющееся. Мол, все взрослые и почтенные люди, все отличают детские глупости от занятий, присущих серьёзным мужам.
Стоит упомянуть, что одним из таких занятий Ан Петрович полагал утреннее рецензирование. Взять пару романов авторов помоложе и помалоизвестнее, разгромить в пух и прах, так, чтобы только клочки гневных сентенций летели по закоулочкам белоснежного листа бумаги, да и завершить этот своеобразный моцион чашкой крепкого кофе. Бывало, конечно, что твёрдые зубы опытного критика Ана не могли разгрызть крепкий орешек очередного произведения. Тогда хозяин кабинета кивал в такт мыслям и говорил себе: “Далеко пойдёт, паршивец!”. После чего откладывал роман или повесть (а их, в основном, рецензировал господин Ан Петрович) в сторону, не оставив ни одной пометки. А чего оставлять, если понравилось? Вот если не по духу пришлось, то милое дело поставить наглого авторишку на место. Тогда и позлобствовать с охоткой не грех. Ну а если перегнёт палку – всегда можно отговориться тем, что критика полезна больше, чем все витамины группы Б с микроэлементами в придачу. И люди поймут... Пусть только попробуют не понять!
В полном соответствии с привычными ритуалами начался и сегодняшний день. Ан Петрович за каких-то два часа успел: сравнять со столешницей три произведения молодых, да ранних авторов, испить чашечку ароматного кофея (запах напитка до сих пор витал где-то под потолком, пугая тени и унылых пауков), ознакомиться со свежей прессой. В результате всех этих действий заслуженный критик пришёл в столь благодушное умонастроение, что начал подумывать о вещах... Нет, не глупых или безрассудных, но отнюдь не подобающих человеку его ранга. А именно – о творчестве.
Лениво вспоминал Ан Петрович ступеньки своего жизненного роста, одну за другой, смакуя подробности и сладко трепеща от тайн, скрытых в его прошлом. Вспоминал, вспоминал... Да и вспомнил. Вспомнил, что никогда и ничего не писал. Нет, бумаги он изничтожил целый железнодорожный состав, а то и больше, вот только всё это были рецензии, отзывы, статьи... А собственно художественных произведений не имелось в послужном списке заслуженного критика. Какая досада!
Ан Петрович цокнул языком и покачал головой, притягивая к себе ритуальный пакетик с жареными семечками. Ритуальный – потому что каждый день он торжественно поглощался и наутро заменялся новым. Впрочем, иногда Ан Петрович ленился запастись этой “пищей насущной” и бывало по неделе сидел, довольствуясь только кофе и бутербродами с ветчиной. Тоже неплохо, но... С семечками лучше.
С энтузиазмом расщёлкивая твёрдые скорлупки, Ан Петрович впал в глубокую задумчивость. Не ту задумчивость, которую он изображал перед посетителями, а в настоящую – с настоящими же душевными терзаниями и непредсказуемыми скачками мысли. Заслуженный критик, которого за глаза звали Анператором, намекая на одного из бывших властителей Российской Империи, сейчас больше походил на греческого философа, устроившегося на камне и долгим взглядом уставившегося в море. Моря, правда, в кабинете не наблюдалось, да и массивное кресло порядком отличалось от какого-то там булыжника... Но Ана Петровича подобные мелочи не беспокоили – он ДУМАЛ.
Может, любовную историю сообразить? Или детективчик поироничнее? И того, и другого Ан Петрович за долгую карьеру литературного критика начитался вдосталь, что, впрочем, имело и отрицательную сторону – теперь он вышеупомянутые жанры терпеть не мог. Какое тут удовольствие от творчества? Нет уж, нетушки. Лучше философский трактат наваять... Кстати! А чем плоха идея? Очень, очень, очень даже. Вполне соответствует его, Ана Петровича, положению и масштабам личности.
Заслуженный критик довольно качнул из стороны в сторону своим немаленьким телом и простёр перед собой чистый белый лист. Пока ещё чистый и пока ещё белый. Толстые пальцы непроизвольно потянулись к ручке фирмы “Пачкер”, а в голове забурлили идеи, требовавшие вот прямо сейчас, немедленно, выразить их в словах. Ан Петрович медлить не стал – ну а что, кого стесняться то – и быстро исчеркал всю доступную для творчества поверхность. Теперь уже не чистый лист смотрелся внушительно и солидно – заслуженный критик откинулся назад, благосклонно взирая на плод своих праведных трудов. Ему бы остановиться на этом доброжелательном созерцании, да будто чёрт под локоть толкнул, да острое шило выползло из мягкой обивки сиденья – подался Ан Петрович впёред и, по привычке, пробежался глазами по строчкам. А потом...
Отработанными движениями критик перечёркивал казавшиеся неуместными слова, обводил ошибки, делал пометки на полях... Ан Петрович и глазом не успел моргнуть, как лист запестрел красным, приобретя вид дневника закоренелого двоечника.
“Слог не выдержан в единой стилистике...”.
Как это?! Чтобы у заслуженного критика и стиль не выдержан? Да не может такого быть! Скорее мир перевернётся... Ну, или учитель Ана Петровича, Арх (бывший Архип) Иванович Самохвалов, давно покинувший мирскую суету. Да-да, именно в этом смысле покинувший, что давало Ану Петровичу солидный повод периодически произносить фразу:
– Увидел бы такое наш дорогой Арх Иванович... В гробу бы перевернулся, не иначе!
Говорилось это тоненьким голосочком, который в устах внушительного и весомого критика звучал на редкость комично. Что, впрочем, не мешало запугивать упоминанием имени патриарха молодых да ранних. Они как-то сразу сникали и теряли весь гонор... Эх...
Ан Петрович загрустил, и продолжил изучать листок:
“Много восторженных слов...”.
Как же без них-то?! Ведь не абы какой бумагомаратель очередную писульку ваяет, а сам заслуженный критик соблаговолил спуститься с небес рецензирования и редактуры на грешную землю сочинительства! Тут и фанфары не будут лишними, и оркестр с трубачом и барабанщиками... Ишь ты! Как только рука поднялась такое изобразить?!
Заслуженный критик приложил тяжёлым взглядом провинившуюся конечность. Та не двигалась, молча признавая за собой вину, и Ан Петрович, глубокомысленно вздохнув, вернулся к листку:
“ Текст перегружен избыточными сравнениями...”.
На сей раз закалённая в боях с настырными авторами, но, одновременно, на редкость чувствительная душа заслуженного критика не выдержала. Ан Петрович вскочил, чёрной тучей навис над бедным листком и, одним махом сграбастав бумагу, выбросил написанное в корзину для мусора. Благо стояла последняя аккурат рядом с креслом критика.
– Да как можно! – справедливо негодовал Ан Петрович. – Сплошное непотребство!
Янтарная статуэтка кошки, пристроившаяся на тёмной книжной полке, молчаливо соглашалась с каждым словом критика. Так повелось с самого первого дня их знакомства, если, конечно, можно назвать оным момент, когда Ан Петрович увидел безделушку на витрине магазина. Зверюшка казалась настолько загадочной и принадлежащей какому-то другому, высшему миру, что руки критика сами собой потянулись к бумажнику, а его мысли переместились в плоскость хитроумных расчётов. Поставить на стол? Нет, слишком нарочито... Лучше на книжную полку. Да-да! Кошка в темноте смотрится внушительно, даже если она ненастоящая...
Спустя час безделушка красовалась на законном месте в кабинете заслуженного критика, начав многолетнюю молчаливую вахту. Люди приходили и уходили, люди спорили и ругались, люди строили планы и возмущались чужим коварством – а кошка сидела на полке и внимательно со всем соглашалась... Гости часто замечали её, но только один сообразил поинтересоваться именем игрушечного зверя. На что Ан Петрович, почитая себя большим оригиналом, ответил – Янтарь. Правда, вопрошающий не понял соли шутки, но это нисколько не расстроило заслуженного критика. Ведь ему самому было смешно, а остальные... Да что они понимают, в самом-то деле?
Окончательно успокоившись, Ан Петрович взял новый лист бумаги и крепко задумался. Уязвлённое самолюбие раздражало и сбивало с мысли, а в голове крутились какие-то невнятные отрывки из женских романчиков. Что за ерунда... Заслуженный критик мощно тряхнул всем телом, произведя таким образом своеобразную перезагрузку. После этого мысли слегка прояснились, что, в свою очередь, вылилось в необыкновенный писательский зуд. И Ан Петрович, мелко поплёвывая семечковыми очистками, приступил ко второй попытке...
На сей раз он тщательно выверял каждую фразу, составлял её из слов, как из кирпичиков, многократно взвешивая каждый и безжалостно отбрасывая неподходящие. Он даже, при молчаливом согласии Янтарь, проговаривал предложения вслух, пытаясь найти в них слабые места. В общем - трудился не покладая рук... К концу этой самоэкзекуции пот, гадкий солёный пот, щедро усыпал лоб критика, а сам он чувствовал себя так, словно был галерным рабом или, на худой конец, заключённым в каменоломне после очередной смены. Давно Ан Петрович так плодотворно и усердно не работал... Ох, давно!
Критик довольно откинулся на спинку кресла, обозревая получившийся текст. Он был почти счастлив, и потому на какое-то мгновение расслабился... Чего делать ни в коем случае не стоило. Непослушные руки вновь рванулись к золочёному “Пачкеру”, бледные пальцы замелькали над листком, а, когда всё закончилось, перед Аном Петровичем предстал листок, подозрительно похожий расцветкой на своего предшественника. Да-да, того, что нашёл пристанище в корзине с мусором...
“Cовременные просторечные "провалы...”.
Дыхание заслуженного критика сбилось, ритм сердцебиение живо напомнил о пляске святого Витта, что до капелек пота, стекающих по широкому лбу – Ан Петрович перестал обращать на них внимание, всерьёз обеспокоившись за своё здоровье...
“Автору стоит повторить правила синтаксиса...”.
Ану Петровичу совсем поплохело. Заслуженного критика с каждым новым словом, с каждой, написанной красным, фразой бросало из жара в холод и обратно. А голова... Голова болела, оказавшись во власти жесточайшей мигрени. Болела всё сильнее и сильнее...
“Некоторые обороты речи и словосочетания странны...”.
Заслуженный критик не выдержал и стукнул кулаком по столу. Да так сильно, что руку ушиб, а листок бумаги, словно в панике, соскользнул на пол. Янтарь неодобрительно посмотрела с полки, а её хозяину показалось, что статуэтка возмущённо мяукнула. Мол, хозяин, что это ты такое делаешь? Ан Петрович медленно перевёл взгляд на ушибленную руку. А в самом деле – что он делает? Почему разносит в пух и прах свои же произведения?
Вопрос требовал проработки... Самой тщательной и подробной. Во-первых, Ан Петрович, как знаток всех тонкостей писательства, хорошо разбирался, как создавать хорошие произведения. Во-вторых, он же, как заслуженный критик, умел писать отменные рецензии и отзывы... Так почему тексты, вышедшие из под ручки Ана Петровича писателя, вызывает столь сильное неприятие у Ана Петровича критика? Вопрос требовал проработки... Но оная грозила полнейшим когнитивным диссонансом, и заслуженный критик решил поступить иначе. В самом деле, если он знает, как нужно писать... То рано или поздно напишет что-то стоящее. Ведь так? И Ан Петрович принялся за работу...

...Янтарь, ощерившаяся и злая, мрачно взирала на очередную бесплодную попытку Ана Петровича изобразить нечто одновременно литературное и не противоречащее его критическому чувству. Запыхавшийся, истекающий потом, хозяин кабинета выглядел жалко, а наступившие сумерки придавали ситуации зловещий оттенок. Что до чистого листка на столе, на его поверхность пока не было нанесено ни слова – Ан Петрович переживал и терзался сомнениями. Заслуженный критик не знал, что он ещё может написать, чего ещё не написал за прошедший день. На редкость чёрный день... Как любил, в минуту слабости говорить учитель Ана Петровича:
“Один из проклятых дней, Анчик... Да-да! Один из проклятых дней...”.
И правда... Его словно прокляли... Не день – самого Ана Петровича. А раз так... То чего он мучается? Осознание пришло быстро и сразу. Только что заслуженный критик пытался выдавить из себя новые строчки, а секунду спустя – радостно улыбался, хитро подмигивая Янтарь.
В самом деле – зачем ему кому-то что-то доказывать? Ан Петрович для себя знает, на что он способен, а другие... Другие пусть трепещут при виде грозного критика, строя разнообразные предположения о его скрытых талантах и умениях. Причём, чем фантастичнее будут догадки – тем лучше. Больше заискивать будут...
Повеселевший критик одним взмахом смел со стола семечковые очистки вместе с листом бумаги, походя вспоминая – какие романы ему принесли для рецензирования. Так-так-так... Пара молодых авторов найдётся... Отлично!

...Заслуженный критик Российской Империи Ан Петрович Рысев спал, как младенец. Два романа, разнесённые по камешку перед сном, привели его в благодушное настроение, а события ушедшего в небытие дня казались нелепым кошмаром... Янтарь дремала на своей полке, в кабинете царила полнейшая тишина, и ничто не напоминало о сумасбродном писательском эксперименте...

 

Пилигрим


Под японские мотивы
Улетаю на Мальдивы,
А в глазах стоит яой:
Там такое - ой-ой-ой!

Вот китайский колорит -
От него живот болит.
А их огненный дракон
Всё рычит: "Маст гроу он!".

Или в Индии ракшас
Саблей метит прямо в глаз,
Рядом слон трубно кричал:
“Всех коров – на пьедестал!”.

Можно и в Таиланд сгонять,
На гендерах погадать.
Поразвлечься, а потом
Насладиться массажом.

Пальмы, море и песок,
Вспоминаю весь Восток.
Ну а если знаний нет,
Окунаюсь... в Интернет.

Солнце, лето, жаркий день,
Я мечтал, забравшись в тень:
“Ориноко... Тадж-махал...”.
Жаль, нигде я не бывал.

 

Да,
Надежда,
Ты мой враг.
Реет в небе белый стяг.

Нет,
Как прежде,
Не найти
Счастье вечное в Сети.

Но
Уж это
Повод мой
Обрасти бронёй литой.

И,
Как летом,
Воспарить,
Ухватив паучью нить.

А,
Проверив
Сей мотив,
Прошепчу: "Я жив! Я жив!"...

 

Сквозные раны


Чёрной молнии удар,
Хуже пьяного угар,
Помутнение в глазах –
Хищник позабыл свой страх.

Когти, кожу пропахав,
Алой кровью заблистав,
Как у тигра или льва
Стали… Не нужны слова.

Чем он думал, когда грыз?
Он безумно падал вниз.
Он падал, падал, падал…
Вниз. К кошачьему аду.

Рассказа мрачный итог:
Хозяин раненый слёг,
Зверь, получив свой укол,
Честь потерял… Боль нашёл.

Двое страдальцев… Молчат.
Никто тут не виноват…
Гормоны правят у нас –
Таков природы указ…

 

Станция лунного света


Бледные мордочки склонились над чашками, в которых плескалось бледное молоко, а бледный свет, опускающийся с неба, зажигал в их глазах бледные огоньки. Здесь было тихо. Здесь было спокойно. Здесь было всегда.
– Луна похожа на сыр, – вдруг сказал Лунный Мыш. – Иногда на целый сырный круг, а иногда – на ломоть. Мы собираем лунный свет, чтобы, в случае чего, если в этом сыре появятся дырки – а они обязательно появятся – отправить припасённое назад.
– Чепуха! – возмущался Лунный Кролик... Он всегда так возмущался – как в первый раз. – Луна никакой не сыр! Если уж с едой сравнивать, то она – кочан капусты. А небо – капустное поле. А звёзды – ростки капусты. И чёрный небесный козёл цокает по ним копытцами, выбивая искры комет. Он приходит к Луне и ест её. Ест, ест и ест... Пока от неё не останется одна темнота.
– Сущий вздор! – возразил в свою очередь бледный усатый Мыш. – Где же ты, любезный друг, таких козлов видел? За окном разве что... Но там обычные водятся, и до луны им, как нам – до людей.
Он опустил свою чашку на стол – тот вздрогнул, и полупрозрачные бледные стёкла звякнули в такт. Кролику даже показалось, что нарисованная на “окне в мир” ушастая мордочка сдвинулась в сторону, словно пытаясь выбраться наружу... Но Кролик ничего не сказал. Он не хотел спорить с Мышем, а, обычно, именно спорами все их разговоры и заканчивались.
– Хороший день, – Кролик поправил круглые, как тарелки, очки. – Пойду, лунный свет проведаю.
Бледность плескалась в объёмистом чане, наливаясь, как спелое яблоко. Вот-вот можно будет сорвать... Кролик подумал, что ему опять придётся возиться с накопленным светом в одиночестве, и вздохнул. Что поделать – на Мыша надежды никакой. Лунный грызун и знает, что философствовать. А когда что сделать надо – так его не допросишься.
Кролик думал об этом, сердясь на друга. Как же так, он один старается, а тот ничего не делает! Лился свет, журча и булькая, по желобку, а Кролик плохие мысли из пустого в порожнее переливал. И так помыслит, и эдак. И всё у него нехорошее выходит. Недоброе... Комнатка белизной наполняется, ощутимее становится, материальнее, а размышления Кролика – всё предметнее и конкретнее. Вот он уже думает, как с Мышеем поругаться, как его заставить трудиться... А то и вовсе – прогнать!
Засияло всё бледным лунным светом, стены – как молоко, потолок – будто посеребрён, да и сами Мыш с Кроликом не отличаются смуглостью мордочек. Что ни говори – а красота неимоверная! Ничего лишнего, просто само умиротворение во плоти... Закончился лунный свет в чане, вернул его Кролик на место и подумал. Крепко так задумался, даже про созерцание позабыл...
“А если Мыша не станет, кто тогда скажет, что мы на самом деле лунный свет собираем?”.
И действительно – не будет же Кролик сам с собой разговаривать... Так и до сумасшествия недалеко. Узкий лучик скользнул по мордочке Кролика, заставив того чихнуть. Чихнуть и улыбнуться. В самом деле – чего это он. Ведь Мыш – старый друг. Ведь они оба видят одно и тоже. И, главное...
Ведь кроме них никого нет на этой Станции Лунного Света.

 

Одно мгновение вечности


Солнце.
Высоко.
Парит...
Серые облака раскиданы, как придорожные лужи. Такие же мокрые и жалкие. Гигантский орёл, распластав свои обветшавшие крылья, косо следит за их поведением, напоминая самому себе строгого учителя.
Полет.
Всё дальше.
Всё ближе...
Морозная дымка стелется по сонной земле, укрывая осеннюю желтизну трав. До зимы много дней, но её дыхание уже чувствуется. Едкие сомнения растравляют душу, заставляя сердце истошно стучать. Мир угасает и кажется, что так будет всегда... Но орёл знал, что это – лишь одна из слабостей. Одна из рытвин на его долгом пути.
Да.
Он жил.
Очень долго жил...
У него были жена и дети. Когда-то – он уже почти не помнил те дни. Да что дни... Годы слились для него в одну бесконечную череду. Как верстовые столбы для стремительно проносящегося мимо конника... Но орёл не спешит – времена, когда он играл в догонялки с северным ветром, безвозвратно ушли в прошлое. Не оставив и следа...
Пусто.
Тупая тишина.
Равнина внизу, как игрушка...
Если бы знать, с чего начались эти бесконечные скитания, если бы прошлое не затерялось где-то в облаках... Хотя, ничего бы не изменилось. Орёл не знал, для чего он каждые сто лет пролетает через полмира, но не сомневался – это его судьба. Как судьба речной форели бороться с бурной водой, как судьба крота – изрывать землю мириадами тесных ходов...
Гора.
Высокая.
Изломанная временем...
Когда орёл прилетел, он окунулся в атмосферу холодной торжественности, сев на прозрачные камни. Здесь нельзя встретить горных коз или чёрнокрылых грифов, да и люди никогда не доберутся до неровных круч... Это дело слишком личное. Только орла и горы. Только их двоих...
Клюв.
Удар за ударом.
Пока не отлетит искра...
Орёл устал. Он слишком постарел за прошедшее время. Да... оно действительно для него прошло, причём – очень давно. Орёл устал. Крылья плохо слушались его, обшарпанный клюв вызывал только жалость, в глазах поселилась тоска. Как у отработавшего своё коня-тяжеловеса, который не выдержал обрушившихся на него тягот...
Стар.
Слишком стар.
Почему именно он...
Как кузнец, выковывающий волшебный меч, орёл трудился, разбивая клюв о несокрушимый камень. Он знал, что скала поддастся, но усталость брала своё, и каждый удар мог стать последним. Помутившимся взглядом орёл окинул гору, пытаясь вспомнить, каким всё было прошлый раз, сто лет назад. Но... не мог. И продолжал терзать себя, нанося удар за ударом...
Искра.
Сверкнула.
В глазах распластанной птицы...

Солнце плыло по небу, посылая лучи во все стороны. Облака уступали место светилу, расползаясь в стороны и притворяясь то драконами, то кораблями, то россыпью белых бусин... Но – лишь для тварей земных. Для орла, который рассекал воздух упругими крыльями, облака были вязким ориентиром, а, заодно, и “товарищами” для игр. Он облетал их, замедлялся и парил рядом, пробивал насквозь, уносясь в высь... Ему казалось, что если он прямо сейчас не покажет очередной трюк, то это мгновение уйдёт безвозвратно, оставив горечь сожаления... Потом, повзрослев, орёл посмеется над детскими сомнениями, заодно пожалев, что нельзя вновь стать ребенком. Потом он найдёт свою прелесть и в неторопливом течении дней, когда не нужно гнаться за собственной тенью, обгоняя ветер... Но это – потом.
Пока же он был слишком молод, чтобы понять важность времени.

 

Принцип отсечения


Я немею от восторга, увидев её... Круглая, как апельсин, планета, такая же неровная и бугристая. Но не жёлтая или оранжевая, а сине-зелёная в тон моим мыслям.
Я приближаюсь, стараясь не вспугнуть незнакомку. Пока она ни о чём не подозревает, но осталось немного и... Я уже тут. Смотрю на неё. Во все глаза смотрю. А их много – мириады звёзд, комет и космических песчинок.
Я восхищён, я тронут. Я рядом, и могу прикоснуться... Но не спешу, любуюсь гладью океанских просторов, пушистым ковром лесов, рваным узором горных массивов. Лёд привлекает меня своей белизной, слепит, отражает взгляд. Вода играет цветами, переливается, бурлит, устремляясь к морю. Реки напоминают проведённые рукой ребёнка линии – пока неловкие, но таящие в себе потенциал...
О, да! Я вижу, как муравьи, смешно размахивающие прутиками рук, суетятся на берегу, занимаясь своими делами. Кажется, прошло немного времени, но мир уже изменился. Изменилась река, направленная в другое русло, изменилась равнина, затопленная спёртой водой, изменились леса, приобретя сходство с плешивой шевелюрой...
Теперь я внимательнее присмотрелся к давешним муравьям. Каждый из них не мог сравниться с титаном древности, но вместе они представляли внушительную силу. Они перекраивали лик планеты, подстраивали под себя природу, начали рушить и возводить горы... И не только горы – атмосфера, радовавшая чистотой и прозрачностью, помутнела, превратившись в закопчённое стекло. Я вижу поверхность планеты, но смутно. Детали ускользают, сливаются воедино...
Я разозлён. Я огорчён. Я не хочу лицезреть рваное одеяло грязно-жёлтых облаков. Я не хочу останавливать взгляд, встретившись со свинцовой тяжестью вечных туч. Я не хочу прикасаться к мрачным, недобрым и больным краскам... И я сметаю их. Одним движением пальцев. Атмосфера радужным шлейфом тянется за планетой, напоминая кометный хвост, края газового облака ярко искрят, а моим “глазам” вновь ничего не мешает...
Потревоженные муравьи разбегаются. Они ищут спасения, мечутся, натыкаясь на созданные ими же мертвые оболочки... Кажется, их называли домами... Называли – потому что я избавился от муравьёв. Смёл с лица планеты. Не из милосердия – просто эти коварные и живучие твари изничтожили полюбившуюся мне красоту...
Я исследовал изменившуюся планету и не мог ничего узнать. Леса, прежде волнующие мысли тайнами, сейчас оказались пристанищем множества омерзительных существ. Они бегали, прыгали, летали... И пожирали себе подобных. Более слабых, не способных сопротивляться... Как уродливо!
Я щёлкнул пальцами, и леса рассыпались пылью. Вместе с обитателями – и виновными, и нет... Мне не хотелось разбираться. Я был зол... Я был невероятно зол. Негодование кипело во мне, прерываясь взмахами несуществующей длани.
Раз. Я испарил моря, со всем, что скрыто в их глубинах, поняв, что нравы этих глубин ничем не отличаются от порядков, царивших в лесах.
Раз. Я взрыхлил почву, вытравливая из неё всех тварей, а потом пошёл дальше, истребив почти неразличимые микроорганизмы.
Раз. Я разрушил горы, скрывавшие ненавистных мне существ.
Раз. Я вспорол твёрдую земную кору, открыв путь испепеляющей магме. Я обрушил на планету неистощимый поток ультрафиолета...
А потом, когда всё закончилось, я отступил и взглянул на дело рук своих. На обезображенную планету, похожую на неровный ком грязи. Я смотрел и думал – это ли я хотел? Ведь здесь теперь...

Ни красоты. Ни жизни.
Ничего.

Но космос промолчал, и я полетел дальше... Искать новую прекрасную незнакомку.

 

По праву рождения


– Вот разболелся, собака! – пожаловался немолодой уже человек, чья одежда находилась не в лучшем состоянии, чем он сам. – Прям сладу нет! Ноет и ноет...
– Прям как ты, – съязвил второй, крепко сбитый здоровяк в смешной широкополой шляпе. – Задницу не успел от стула оторвать, а стенаешь, как баба на сносях. Не нравится ему, видите ли, новое задание.
– Не нравится. Здесь пахнет Прежними, а Прежние это...
– Это перво-наперво отменный куш! Золото, мил человек, золотишко! Звенящие монеты с орлом... – здоровяк поправил меч и трубно высморкался, утирая нос грязным платком. – Уж не знаю, кто там прежде жил, в той деревушке на окраине Империи, но платят нам за небольшую экскурсию в глушь так щедро, что моя недоверчивость сворачивается в трубочку и молча заползает под во-о-о-он ту корягу.
– Не надо, Пэйн...
– Не люблю это имя. Говорил же тебе.
– Знаю... Но знаешь, Пэйн, твое настоящее имя слишком напоминает мне о прошлом. О детстве, которого не было, о родителях, которых я никогда не видел, о том, как я чудом избежал гибели. Раз десять, не меньше, куда там чёрной кошке... Мне дьявольски везло, Пэйн, но ничего в мире не бывает просто так. Ничего не даётся даром.
– И ты боишься, – широко улыбнувшись, словно готовясь проглотить одним махом двойной обед, заключил здоровяк по прозвищу Пэйн. – Трухаешь, как девственник, забравшийся под юбку к служанке... И это лучший мечник Империи!
– Ты преувеличиваешь...
– Это ты преуменьшаешь! – непривычно торжественным тоном провозгласил здоровяк, строя из себя бродячего артиста, выступающего перед разношёрстной публикой... Правда, из зрителей в лесу были только невзрачные деревья, да пара серых птичек, с любопытством наблюдающих за путниками. – Или это я пятерых в том году в одиночку уработал? Или это я с одной сотней с кочевниками на их земле схлестнулся? Не-е-е-ет, мил человек, я ещё жить хочу и мечом машу, что лесоруб топором. Кой-что, конечно, могу сообразить, но супротив настоящего бойца не продержусь и минуты. А ты... Ты совсем другое дело.
Приглушённый шум, заставил Пэйна прервать монолог и юлой крутануться на месте, одновременно выхватывая тяжёлый меч из ножен. На всё про всё у здоровяка ушло меньше секунды – время просто поразительное для человека такой комплекции... Правда, если знать, сколько тренировок потребовалось этому искателю денег и приключений на свою шляпу, чтобы достичь такой скорости и ловкости, удивление изрядно поуменьшится. А если к этому прибавить феноменальное мастерство напарника, который вполне мог научить Пэйна какому-нибудь изощрённому трюку, и не забыть про нелёгкую жизнь бывшего уличного грабителя, где наиглавнейший навык – оказываться на шаг впереди всех, пусть даже этот шаг будет последним, то в итоге выйдет вполне обычный портрет наёмника на службе Империи. Наймита, который оказался достаточно удачливым, чтобы окончательно распрощаться с не совсем законным прошлым и не распрощаться одновременно с жизнью.
– Заяц... – разочарованно протянул Пэйн, убирая меч в ножны. – Вот же серая скотина... На мясо и шкуру бы его пустить, да времени нет. Ладно... Нехай живёт. Чай тоже тварь божья...
По внешнему виду, а, особенно, по изрытому шрамами лицу здоровяка и не скажешь, но в бога он верил. Ну так... По-своему. Заповеди не соблюдал, сомнениями и сожалениями не терзался, просто осознавал, что когда-нибудь, на том свете, ему выпишут крупный счёт. И полагал это вполне справедливым. Другое дело его напарник, маркиз де Фияр, неудачливый оружейный “гений”. Гений, потому что, по слухам, умел обращаться на высочайшем уровне с любым средством изничтожения себе подобных. А неудачливым, потому что, опять же, по слухам, постоянно находился на волосок от смерти. Как по тонкому весеннему льду прогуливался не глядя под ноги... Отсюда и шутка про кошку – у пушистого зверька, как известно, девять жизней, а господин де Фияр чудесным образом выбирался из цепких лап костлявой уже добрый десяток раз. Причём, выбирался практически целым. Так, пару царапин получит и всё... Исключение составлял лишь шрам над левым глазом – Пэйн не знал, как опытный фехтовальщик умудрился подпустить противника на дистанцию поражения, но, судя по всему, автор молниеобразного “клейма” был незаурядным бойцом. Одним на тысячу, как любил говорить командир наёмников, злобный коротышка по прозвищу Хворост...
Так вот, с де Фияром всё было не так. Не молодой, но и не старый, с неприметным лицом, с курносым носом и серыми глазами, он не привлекал внимания и не выделялся из толпы горожан, слоняющихся по базару в праздный день. Встретишь такого – и не поверишь, что на деле он наследник древнего рода, потомственный дворянин. Да ещё и мастер меча в придачу... Натуральный хамелеон, правда, не по своей воле – в детстве, оставшись сиротой и терзаясь от неизбывного одиночества, мальчишка яростно доказывал право называться маркизом Янушем де Фияром. За что крепко получал от других ребят – не таких знатных, зато куда как более приспособленных к жизни... В итоге Ян, как его прозвали знакомые и приятели, выжил и даже добился кое-каких успехов. Но... Он так и не смог забыть свою личную трагедию, свой личный конец света... Который оказался началом чего-то нового, неизведанного. И... не смог простить. Мальчишек с улицы. Наёмников, разграбивших имение его родителей. Империю, которая выбросила его, как прогорклое яблоко...
– Солнца нет, – заметил Ян. – Ветер притих, как побитая собачонка. Плохой знак...
– Тьфу на тебя! Накаркаешь!
– Да нет... Я не о том... Давай-ка лучше поспешим. А, Пэйн, прибавим шаг? Может...
Он потёр шрам и вздрогнул.
– Может, успеем до заката.

– Ну-с... перекусим, чем Бог послал, – Пэйн неторопливо изучал жареную куриную ногу, с которой капал густой жир. – Перед смертью оно, конечно, не надышишься... А вот брюхо набить – святое дело!
– Завязывай болтать... – Ян был не в духе. – Беду накличешь. Сам ведь недавно говорил!
В голосе мечника послышались отзвуки приближавшейся бури, и хозяин постоялого двора, на всякий случай крутившийся неподалёку, отпрянул, словно ему под нос бросили дохлую кошку. Старый проныра, он давно держал этот придорожный трактир и привык к распускающимся, как цветы весной, языкам гостей. Пусть их... Пусть треплются... Главное, что он ничего не слышит, не видит и не знает.
– Болтать это одно, – ответил Пэйн, перемалывая зубами сочное мясо. – А пожрать перед делом надо, как в последний раз. Вдруг придётся схватиться с какой нечистью, и в бою живот от голода сведёт? То-то... Давай, уплетай и ни о чем не думай. За всё уплачено.
Здоровяк усмехнулся, бросив взгляд на хозяина постоялого двора.
– С лихвой.
Ян неодобрительно покачал головой, не решаясь приступить к трапезе. Во-первых ему не очень-то хотелось есть, а, во-вторых, переживания по поводу предстоящей миссии убивали ростки голода буквально на корню.
– За такие деньги могли бы допросить старика, – он подался вперёд. – Местный... Должен всё знать о Родминском склепе.
“Ничего не видящий, не слышащий и не знающий” хозяин вздрогнул и отвернулся, с ожесточением принявшись вытирать и без того чистые тарелки. Будто от его усердия они могли покрыться позолотой или вообще – превратиться в инкрустированные бриллиантами платиновые подносы.
– Да что он там знает... Байки, легенды, побасенки... Страшилки для детишек, да дремучих жителей этой забытой Богом дыры, – Пэйн закончил разбираться с куриной ногой и принялся за похлёбку. – М-м-м-м-м... Вещь! Даже в такой... ммм... глубинке можно нарыть что-то стоящее. А ты чего сидишь, как в гостях? Налегай! Деньги всё равно потрачены, не оставлять же жратву хозяину... Вишь как глазёнками стреляет! Небось только этого и ждёт!
– Не хочу... – Ян вяло перебирал деревянной ложкой размякшие картофелины. – Кусок в горло не лезет... Всё о деле думаю. Вот придём к этому склепу, заберёмся внутрь... А что искать будем?
– Как что? Меч.
– Ну... Да... Меч... А какой он? Ты знаешь, как он выглядит?
– Ну, ты сказанул! Как меч выглядит! – Пэйн даже о трапезе позабыл. – Железяка. Острая. Тяжёлая. Ммм... Прямая. С рукоятью... Ножны ещё должны быть, но необязательно. В конце концов, меч-то мифический, сказочный. Может, его и не существует вовсе. Может, мы впустую казённые денежки проедаем. Хех... Оно, конечно, неплохо, но я бы предпочёл, чтобы меч был реальным. Таким, чтобы и потрогать, и помахать, и награду за него получить...
– Награду, награду... – укорил напарника Ян. – Только о деньгах думаешь. Только о материальных, так сказать, ценностях... Кстати, по поводу меча... Вон гербы – разве похожи друг на друга? Иной раз и не поймёшь, что герб, а что – нет... Вот, например, мой фамильный...
– А что твой? – мигом насторожился Пэйн. – Скабрезный какой? Непотребный? Или... – он перешёл на шёпот. – Еретический?
– Да ну тебя... – отмахнулся мечник. – Опять всё опошлил... Нет, ничего страшного в этом гербе нет. Там просто круг, пересечённый двумя изогнутыми линиями.
– И всего-то? Тоже мне герб...
– Ну вот, видишь... Я же говорил...
Они ещё немного, просто убивая время, поперекидывались вялыми фразами, разобрались с остатками снеди, причём, бережливый Пэйн прихватил с собой остатки курицы, и вывалились из трактира на улицу. Хозяин постоялого двора проводил их взглядом, но излишний интерес проявлять не стал – заплатили гости хорошо, да и по виду ясно – наёмники. А у этих головорезов с любопытными разговор короткий – ударят мечом не глядя и только потом будут разбираться, что к чему...
Не менее равнодушными были и остальные жители деревеньки. Они, конечно, посматривали на незнакомцев, но больше, как крестьянин на надоедливый дождь – лишь бы поскорее прошёл. Впрочем, и Пэйна, и Януша такая диспозиция вполне устраивала. Не грабить же сельских они сюда заявились. Лишь бы не мешались под ногами, а там наёмники закончат с поисками меча и уберутся подальше, даже названия деревеньки больше не вспомнив...

Редкие деревца опасливо окружали высеченный из камня высокий забор. Метра три, не меньше... Чтобы заглянуть внутрь – надо птицей на время стать или колдуном, что сквозь стены видеть может. Ян слышал про таких... Правда, не знал – брешут рассказчики или быль говорят. Про заброшенные древние склепы тоже иногда говорили – шёпотом, словно боясь потревожить усопшие души. Мол, потому и делались заборы без единой щёлочки, что всякие непотребства творились на проклятой земле... А то, что местность под властью диаволовой находится – так это к бабке не ходи. И так ясно. Даже Пэйну... Даже маркизу Янушу де Фияру.
– Стоит, образина, – уважительно высказался здоровяк. – Это ж надо такое уродство сообразить! Кособокое, кривое, серое, как рожа пропойцы... Ты погляди, погляди! Даже ворот нема – просто дырка в стене вырублена. Эк...
Он поискал подходящее слово, не нашёл, махнул рукой и направился к склепу.
– Давай потихоньку. Авось обойдётся всё...
Ян, которому древнее сооружение вовсе не показалось таким уж убогим, как расписывал напарник, тем не менее не спешил следовать за Пэйном. Все эти углы, резкие линии, монолитность камня... Вся эта бедность пейзажа, редкие ощипанные деревца, отсутствие птиц и зверей... Вся эта мрачная торжественность заходящего солнца, раскрасневшиеся, как щёки скромницы, облака, наползающие на землю сумерки... Всё это уже было. Ян не знал когда, не знал где, не знал, при каких обстоятельствах, но... Было и всё тут.
– Я со спины прикрою... Лады? – мечник нервно улыбнулся, не убирая ладони с ножен. – Мало ли что...
– Бояка, – беззлобно ответил Пэйн. – Да не дёргайся ты так... Я же с тобой. Так и быть, вытащу тебя из пекла, если нечистый решит нас к рукам прибрать.
В подтверждение своих слов наёмник вытащил меч, пружинистым шагом просочился в тёмный дворик. Яну, который остался хоть и снаружи, но в полном одиночестве, пришлось последовать за напарником. Маркиз, конечно, посомневался секунду, прикидывая варианты, но пришёл к выводу, что держаться рядом с опытным воином всяко безопаснее, чем самостоятельно испытывать судьбу.
– Чего спешишь, – выдохнул мечник, едва не впечатавшись в просторную спину Пэйна. – До темноты ещё столько, что десяток развалин по камешку перелопатить можно. Не то, что один замшелый склепик...
– Тс-с-с... – Пэйн медленно рассек мечом воздух. – Чувствуешь?
– Что?
– Путы...
И осторожно, как столичная балерина, выступил вперед. Вышагивающий на носочках громила смотрелся забавно, и Ян не преминул бы насладиться зрелищем, но обстановка не очень способствовала. А если честно – не способствовала совсем. Угрюмые давящие стены, когда кажется, что твоя голова – грецкий орех, попавший меж двух камней, пожухлая трава, которая, кажется, и год назад выглядела точно так же, обшарпанные плиты кривой дорожки, ведущей к входу в покосившееся строение... Не просто мрачная атмосфера, не просто затхлость и древность... Буквально во всём Яну чудилось неимоверное запустение. Словно склеп бросили вечность назад и больше нога человека или не совсем человека не ступала на землю ближе, чем в сотне шагов отсюда...
– Не зевай.
Голос Пэйна был приглушён, но Ян не сразу понял, что напарник уже забрался внутрь и начал спускаться по невидимой лестнице.
– Тут ни черта не видно...

В отличие от Пэйна, всецело полагавшегося на литые мышцы и верную сталь,
Ян больше рассчитывал на способность улепётывать со всех ног, когда припечёт. Вот и сейчас, спускаясь по лестнице, мечник схватился в неравном бою с позывом громко заорать: "Пэйн! Проваливаем отсюда!".
Постепенно проигрывая сражение, он сдавал позиции. Казалось, ещё чуть-чуть и...
– Нашёл! Нашёл! – завопил напарник, счастливый, как деревенская дурёха, которой подарили связку разноцветных бус. – Аха-ха! Нашёл!!!
В одной руке здоровяк держал подрагивающий факел, другой размахивал, словно не меч в ней был, а тонкий деревянный прутик. Можно было заподозрить Пэйна в умственном помешательстве, но Ян, давно знавший громилу-наёмника, не стал спешить с выводами. В конце концов, душевное равновение самого маркиза было немногим прочнее. Тем более что в воздухе настолько отчётливо пахло древностью, что просто мороз по коже...
– Это же... – Ян осторожно пристроился рядом, прикоснувшись к части того восторга, что испытывал сейчас Пэйн. Правда, мысли маркиза были окрашены в более тёмные тона... – Меч!
– Меч! Меч! Меч! – здоровяк только что в присядку не плясал. – Наш! Наш меч! Золотишко... Нет, камушки! Нет... Земля... Да-да-да! За такое великолепие нам по наделу – не меньше! Или...
Язык Пэйна – в отличие от его же рук – совершенно развязался, и наёмник изливал в затхлый полумрак склепа фантазию за фантазией. Причём, мысль воплощённая в звуках принимала всё более причудливые очертания, заставляя устыдиться бывалого вруна-рассказчика... Если бы он здесь присутствовал. Но рядом с Пэйном расшвыривал сапогами невидимые черепки только его напарник. Которого совершенно не интересовала пустая болтовня, тем более что ощущения, нахлынувшие на маркиза, были ярче и красочнее любых слов...
...Лезвие, сотканное из неровного света, вздрагивающее, как живое, меняющее форму и цвет...
...Мир, трепещущий от одного лишь слова – Прежние...
...Кристальная чистота и простота совершенства. Реальность, просачивающаяся через разумное существо и застывающее, как глиняные фигурки в печи...
...Момент ухода. Чувство невосполнимой потери и едкой горечи...
...Поток грубой воды, подтачивающей основы мира. Ничего не вернуть...

– Так как ты говоришь, выглядит твой фамильный герб?
В голосе Пэйна впервые прозвучал волнующийся, как пламя свечи, страх. Но Ян не расслышал напарника, руки маркиза уже коснулись обжигающей поверхности клинка, пальцы скользнули вверх, до рукояти, а глаза жадно пожирали символ, вырезанный на гарде меча.
Круг, пересечённый двумя изогнутыми линиями.
Это же... Да. Он. Самый.
Ладонь, будто не по своей воле, ухватилась за рукоять, а в груди поселился ощетинившийся стальными иглами ёж. Причём иглы эти не покоились мирно в лёгких, а прорастали, вырывались наружу жгучими чёрными побегами. Ненависть, злоба, обида, презрение... Не то чтобы Ян сразу же возненавидел человечество, как твердил ему меч, но репутация двуногих прямоходящих в глазах маркиза была порядком подмочена. И с каждой секундой ему становилось всё хуже... Он не хотел мстить... Но наследие Прежних вламывалось в его душу с упорством базарной торговки, пытающейся впарить товар случайному прохожему... Он не знал, сколько сможет продержаться под таким давлением... Но знал, что это время очень мало... И...

У Яна было всего лишь два варианта – либо отказаться от меча, лишившись руки. Но при этом сохранить всю ненависть. Либо принять древнее оружие и свершить месть, оказавшись вестником конца света из книг церковников. Исчерпав этим вложенные в него чёрные чувства и мысли. Одно из двух, только одно из двух...
Дневной свет мигнул и погас, вернувшись дыханием ночи. Краски поблекли, а звуки обернулись мертвой тишиной... Больно... Пусто... Так одиноко... И... Всё...
Маркиз Януш де Фияр решил, как распорядится силой, полученной по праву рождения.

 

Возвращение


Я видел тьму... И тьма многое показала мне...

Пространство ограничено рельефным потолком и ребристыми стенами. Похоже на пещеру, на какой-нибудь грот, где пираты хранят сокровища. То есть, хранили. Когда-то... Очень давно... Капли падают сверху вниз. С потолка на пол. Пролетая мимо меня прозрачными пулями. Я вижу... Я вижу сквозь них волны на серых камнях. А потом... Я опускаю глаза.
– Всмотрись.
Грубый голос, насмешливый тон... Кто-то кроме меня проник в эту пещеру, которая вовсе не пещера. И из нас двоих именно я лишний... Я чувствую это – нагота, неосознаваемая до сих пор, вдруг сделала меня беззащитным перед звуками чужого голоса. Они как стрелы, они касаются открытой кожи и жгут... А ещё...
Я смотрю вниз и вижу грязь. Я стою в ней по колено, хотя минуту назад мои ноги были погружены в жидкое месиво лишь по щиколотку. Но главный ужас не в этом... Я неумолимо тону, а из глубины, будто навстречу мне, всплывают крупные пузырьки воздуха. Они раздуваются до размеров ореха, после чего не лопаются, как должно быть, а раскрываются, подобно цветку... И в глубине я вижу глаза. Множество красных глаз без зрачков...
– Они судят тебя.
Вновь небрежные чужие слова. И голос... Он кажется мне знакомым. Таким знакомым, что я просто не могу не взглянуть на его обладателя... И не могу не ужаснуться, увидев перед собой настоящего демона из последнего круга ада. Со всеми причитающимися атрибутами: сабельными клыками, когтями, как у скопы, огненным взглядом и уродливыми рогами на не менее уродливой голове...
Мы рассматриваем друг друга: я с интересом, замешанном на страхе, а он... Демон, верно, считает себя хозяином пещеры, потому я для него вроде шумной мухи, случайно залетевшей в открытое окно, а теперь уныло бьющейся в прозрачное стекло. Наверное, ему жаль меня... Если демоны вообще умеют жалеть... Наверное, он хотел бы помочь мне... Если демонам вообще свойственна благодетель...
В любом случае, я никогда не узнаю правды. И даже того, что могло быть правдой... Потому что последние слова демона растворяются в непрестанном бульканье грязи, которая скрывает меня с головой.
А потом становится темно...

Голоса... Я слышу смутные голоса, раздирающие пустоту...

Я легко, невесомо парю... Где-то внизу текут реки, пронизывая густые леса. Я не замечаю их. Где-то внизу живут люди, сокрытые в пыли грехов и забот. Я не знаю их. Бескрайнее солнце разлито в формы полей, густых чащоб и золотистых пляжей. Я любуюсь им. Кое-где вздымаются горделивые пики гор, грозясь нанизать на себя небо... Но я прощаю их. Я такой же... Я тянусь к совершенству.
Я лечу, растворяясь в молочных облаках, становясь их частью. Кажется, что довольно лишь одного желания и самые отдалённые уголки предстанут внизу. Кажется, нет места, куда мой взгляд не мог бы проникнуть. Я, как птица... Нет, как звезда... Блуждающее светило иных миров. И... Я лечу, просто наслаждаясь полётом.
Но вдруг... Пелена облаков разрывается на части прямо подо мной. Я не понимаю, что случилось... Не понимаю, но осознаю неизбежность падения. Обречённость в слепящем, болезненном свете, льющемся с дырявых небес. Обречённость в испуганной тишине, заключившей меня в свои холодные объятия... Сияние неведомых сфер становится нестерпимым, Солнце дробится на чёрные пятна, а остатки цветов сжимаются в белый... Я закрываю глаза и сломанной птицей пикирую вниз.
Мимо нахмуренных туч. Мимо скалящихся горных вершин. Мимо лесов, полей и рек... Прямо вниз. В землю. Чувствуя, как острые нити опутывают тело... Это корни растений – им не нужен я, но и отпускать добычу они не намерены. Я их пленник... Без движений – я не могу пошевелить даже пальцем. Без света – я вижу только темноту век. Без звука – только шорох скатывающейся земли достигает моих ушей...
Я не знаю, сколько дней, лет или веков я покоился в этой могиле. Может быть, прошло несколько секунд. А, может, Солнце, опаляющее Землю, давно остыло и погасло, исчерпав свой миллиардолетний резерв сил. Всё возможно... Но мне всё равно. Я обречён быть пленником жизни. Земли, растений, собственного воображения – единственного собеседника за истекшую вечность... Мне кажется, что так будет всегда... А потом...
Я открываю глаза и просыпаюсь.

Лёгкость обернулась тяжестью... Тяжестью грехов, вины и несбывшихся надежд...

Шаг. Шаг. Шаг. Задержать дыхание, ощутить пальцами тонкую нить. Жизнь. Смерть. Всё в ней... Одно неверное движение и мой путь закончится. Впереди тьма, позади тьма, надо мной тьма, подо мной тьма... Но я знаю, что если упаду вниз – мой путь закончится. Та тьма – другая... Хотя... Я не особо разбираюсь в разновидностях мрака.
Ведь я просто игрок. Тонкий игрок на струнах жизни и смерти... Пусть сейчас эта струна одна-одинёшенька. И я один... Неважно. У меня есть мир, нить, и моё тело. А что ещё нужно настоящему артисту?
Шаг. Шаг. Шаг. Темнота сгущается, а равновесие держать всё сложнее. Боль пробирается от ступней к икрам, карабкается по мышцам вверх, до самого сердца. Но почему-то сильнее всего раскалывается от колких ударов в висках голова... Я знаю, что это пульсирует алая кровь в моих жилах. Я знаю, что с каждым осторожным вздохом я толкаю этот поток вперед, умножая страдания... Но не могу остановиться. Только не сейчас... Только не на половине пути к истине.
Я просто ищу. Ответов на вечные вопросы. Правды, дающей надежду. Не горечи, нет... Её я хлебнул с лихвой. Хватит... Теперь мне бы глоток чистой воды. Свежей и холодной. И... Покоя. Век или два... Мне хватит. Наверное...
Шаг. Шаг. Шаг. Свет вспыхивает впереди, отбрасывая меня в сторону. Я не знаю, почему мои мышцы, судорожно изогнувшись, столкнули меня с пути. Я не знаю, почему мертвенный беспристрастный свет вызывает приступы первобытного ужаса, а душа содрогается от омерзения... Но тьма внизу не лучше, и я в последний момент хватаюсь правой ладонью за нить. Та впивается в кожу. Глубоко. До крови...
Я – эквилибрист, забывший про страховку. Я извиваюсь от боли и страха. Я не хочу падать... Но силы понемногу оставляют тело, а пальцы уже не так крепко сжимают прочную нить. Я знаю, что сейчас упаду...
Вздох, скрип, блеск. Я поворачиваю голову и вижу... Вижу... Себя. Или точную свою копию. Такой же человек, на такой же нити, так же висит... Я вижу его чёрный обтягивающий костюм – такой же, как у меня. Я вижу его чёрные глаза – такие же, как у меня. Я вижу его чёрные спутанные волосы – такие же, как у меня...
Зеркало? Очень похоже, но... Я, без движения, сжимаю пальцами нить, а мой двойник раскачивается и протягивает ко мне левую руку. Ладонью вперёд... Его кожа белая – одна из немногих светлых вещей в этом мире непроглядной тьмы... И...
Я тянусь к нему. Я почти достаю до тонких изящных пальцев. Я почти чувствую тепло. Но... Я падаю прямо вниз. В густую темноту. И моей ладони касается что-то липкое и невесомое...
Как паутина.

Спутанные мысли... Спутанные судьбы... Я не пересёкся с ними... Совсем.

Стены из покрытого лаком дерева напоминают старость. Не ту, благородную, с налётом почтенности, а увядание и даже затхлость, с цветом сухой травы и опавших листьев... И с запахом мёртвых роз. Ещё я вспоминаю, как мне говорили: “У тебя глаза старика”. Мимоходом говорили, просто так – красивая фраза ради красивой фразы... А правда... Правда была проще и страшнее. Действительно – глаза давно погибшего человека, по странной прихоти судьбы всё ещё коптящего скверный воздух этого мира...
И небольшая комната – с деревянной мебелью, деревянными стенами и деревянным полом – логичное завершение моего пути. Это – конец. Это – правильный тупик. Правильный – потому что не вызывает отторжения. Я не боюсь тесного кабинета, атмосфера древности не пробуждает во мне скрытые страхи, воздух не пахнет ничем – а для меня нет ничего лучше... И звуки... Их нет. Здесь вообще ничего нет – только вещи.
И я...
Я долго стоял на месте. Без единого движения, слепо разглядывая одну точку. Наверное, так было проще собраться с мыслями... А потом, расстегнув верхнюю пуговицу белой рубашки, я подошёл к столу. Нет, здесь не было жарко. И душно не было... Наверное, привычный жест помог мне решиться на действие. Хоть какое-нибудь... Тем более – не стоять же столбом вечно? Когда-то мне пришлось бы начать... Но что? И зачем?
Я проинспектировал, лениво, но с прорезающимися ростками любопытства, композицию на столешнице. Телефон, раскрытый блокнот, ручка, карандаш, портрет в рамке... Женщина средних лет, с остатками красоты, но не особенно привлекательная. Я бы и взгляда останавливать не стал, если бы не ярко-алая ленточка, петлёй повисшая на углу фотографии. Смерть? Но почему не чёрная, а красная? Странно...
Пальцы непроизвольно потянулись к стеклу, к усталому, с провалами глаз, лицу, словно желая убедиться в его реальности... Но остановились буквально в миллиметре от портрета.
“Уходи! Уходи! Уходи! Уходи!”.
Настойчивый шёпот раздался совсем рядом, так близко, что я чуть не подпрыгнул на месте. Казалось, кто-то подкрался сзади, но, обернувшись, я увидел пустоту. Те же стены, тот же книжный шкаф без книг... И ничего, что могло бы произнести эти слова.
“Уходи? Но почему?!”.
Я оглянулся, придирчиво рассматривая вещи, пытаясь найти в них несоответствия. Может, полтергейст? Или хитрый механизм, запрятанный в стену? Откуда-то ведь исходил этот голос... Кто-то ведь прогонял меня...
В растерянности я вернулся к столу, где неожиданно наткнулся на телефон. Неожиданно – потому, что я и думать о нём забыл... А зря. Я собрался с духом и поднял трубку, вспоминая номера. И уже начал набирать нужный, когда поднёс трубку уху... После чего мне оставалось только отскочить назад с проворством ошпаренной кошки. Ведь из динамиков сухо, с отчётливым треском, доносилось знакомое:
– Уходи! Уходи! Уходи! Уходи!
А потом – короткие гудки. И трубка, покачивающаяся на проводе, как маятник. Влево, вправо, влево, вправо... Я осторожно приблизился, словно телефон превратился в ядовитую змею, а трубка источала зловоние. Я не знал, что теперь делать... Как позвать на помощь... Вновь на глаза попалась вещь – ручка, удобно лежавшая рядом с блокнотом. Словно намекая...
Я схватил её и дрожащими руками попытался написать нечто вроде: “Помогите!”. Но... Ручка оказалась без стержня. Более того – я держал в руках просто литую пластиковую трубочку, и нужно быть слепым, чтобы перепутать этот предмет с писчей принадлежностью... Значит, я слепой? Или... Что? Испуганный, я перевёл взгляд на карандаш, подтверждая возникшую догадку – он был ненастоящим. И телефон превратился в детскую игрушку. И стол... Даже стол грозил развалиться от малейшего ветерка.
“Уходи! Уходи! Уходи! Уходи!”.
Я развернулся на 360 градусов, воочию наблюдая дереализацию комнаты. Все вещи теряли глубину и цвет, превращаясь в макеты, а тесный кабинет стал неожиданно враждебным. Шёпот проникал мне в голову, беспрестанным зудом он изводил меня, подталкивая к безумию...
У меня не осталось выбора. Дверь оказалась предательски близкой... Я рванул к ней, дёрнул что есть силы за ручку, краем уха наслаждаясь противным скрипом петель. А за ней... Я увидел темноту.
– Уходи, – сказало отсутствие света. – Ты мешаешь...
И я... растворился.

Мне дали свободу... Всего лишь на миг... А потом забрали, оставив горечь... И понимание, что раньше было лучше... Ведь раньше я не знал той правды.

Около погребённого под белоснежной простынёй тела суетились врачи. Один не сводил глаз с экрана, где штриховая линия пульса отмеряла жизнь человека. Другой справлялся с записями, то хмуря брови, то позволяя себе едва заметную улыбку. Остальные, а их было с десяток, просто смотрели, зная, что сейчас от них ничего не зависит...
Пациент, перенёсший тяжелейшую операцию, вот-вот придёт в себя.
Это было чудом, что его удалось вытянуть буквально с того света.
Все слишком устали, чтобы по-настоящему радоваться за человека, родившегося, как принято говорить, во второй раз...
– Веко дёрнулось!
– Он слышит нас? Он очнулся?
– Глаза! Он сейчас откроет глаза...
Галдящие, как стая сорок, медики разом притихли, напоминая не повидавших многое врачей, а нашкодивших детей, украдкой подглядывающих за соседями. Да, они сделали всё, что могли, и теперь позволили себе маленькую слабость... Втайне надеясь увидеть, как поведёт себя тот, кто провёл долгие десять часов между жизнью и смертью.
Человек открыл глаза. Зажмурился, обожжённый ярким светом, потом вновь раздвинул веки, но уже осторожнее, будто строя из себя китайца. Всё так же, прищурившись, он рассматривал потолок, вычерчивая взглядом замысловатые фигуры. Потолок был белым, мысли пациента были чистым листом...
Человек долго лежал с приоткрытыми глазами, не пошевелив даже пальцем. Словно всё, что у него было – это глаза. На миг затаившим дыхание медикам показалось, что операция оказалось не слишком удачной, что пациент парализован... Но, будто опровергая их мысли, человек опёрся ладонью на кровать и сел, пристально посмотрев на ближайшего врача – того, что изучал историю болезни.
Последовала минута удушающей тишины, когда в чёрных зрачках пациента проступало, капля за каплей, нечто, напоминавшее осмысленность. А потом, приоткрыв рот, человек тихо, так тихо, что его слова едва различались на фоне робкого писка приборов, сказал, обратив к сгрудившимся вокруг лицам тоскливый взгляд:
– Зачем вы меня спасли?

 

Следы на песке

Если мы все уйдём...
то что останется?


7 февраля

Не слишком насыщенный день обещал такой же вечер... и не обманул. А правда – чего ему стоило? Хоть чем-то развлечь меня, позабавить, сбить с наезженной колеи мыслей... Чего ему стоило? Воскресенье, солнце, снег... Прекрасная композиция для прекрасной мелодии жизни. Только вот... Музыканты отчаянно фальшивят, и никто не может им подсказать верные ноты... Или не ноты... Не знаю, не помню... Я же не из них... Я не такой, как они...
Я просто человек. Обычный, хотя многие считают меня слегка помешанным. Повёрнутым, как сейчас говорят. Чудаком, не чудаком... Просто странным – тем, с кем лучше держать дистанцию и не подходить слишком близко. Впрочем, я и сам особо никого не подпускаю... Как опытный защитник во время футбольного матча, я постоянно слежу за окружением – весь мир моё поле боя, слишком похожего на игру, весь мир потенциально враждебен, за каждым углом может таиться опасность. Как паранойя, верно? И я так думаю... Только вот... Это не паранойя.
День прошёл, словно и не было его. Как обычно, как всегда... Эти два страшных слова... Неизменчивость, убивающая любую жизнь, любую попытку вырваться из замкнутого круга. Как звенья велосипедной цепи щёлкают часы и минуты, наворачивая оборот за оборотом, притягивая синюю пустоту ночи... А завтра – утро, беспорядочный бег за призраком золотого тельца, и – усталость, усталость, усталость... Вымотанность, выхолощенность, опустошённость, как у проколотой шины...
Да... На этой дороге слишком много разбитых стёкол... И гвоздей... Да, особенно – гвоздей...
Снег играет остатками света, поднимая блики на высоту пятиэтажного дома. Свет застревает в стёклах и медленно сползает, оставляя за собой дождь из белых пятен. Снежинки... Падают вниз, падают на ссохшиеся руки деревьев, на прогнившие доски заборов и желтоватые от ржавчины стальные трубы. Падают на асфальт, превращая дорогу в замысловатый паззл, падают на траву, укрывая её до лучших времен... Наверное, это красиво – снег, пронзительная чистота воздуха, почти тишина, почти пустота, почти отсутствие времени... Но... Увы...
Я смотрю в окно и вижу лишь куцее солнце, тающее за рваной линией горизонта.


8 февраля

Агрессия кипит во мне, требуя выхода. Агрессия заставляет меня быть злым... И выплёскивать свою ненависть на страницах дневника. Да-да, сегодня я не в духе – поездки на общественном транспорте плохо вписываются в мою концепцию мира, разрушая моё душевное равновесие с уверенностью парового молота. Эти люди, эта теснота, этот шум... Всё, буквально всё выводит меня из себя, и я еле сдерживаюсь, чтобы... не закричать. Но молчу, уставившись в своё отражение, прилипшее к грязному стеклу.
Думать не хочется, хоть я и заставляю себя, чувствуя отчаянный визг шестерёнок в моей голове. Телу всё равно, будь его воля – я бы давно валялся в ближайшем сугробе, ожидая бесчувственного забвения. Я устал... Боже, как я устал... И...
Это забавно, но я внимательно наблюдаю за тем, что происходит вокруг. Впитываю информацию, как салфетка впитывает сочащуюся из раны кровь. Я выбираю... Что слышать. Забавно... Одна старушка назвала маршрутки – мормышками. Забавно... Мор, мышки... Да, этим мышкам давно пора устроить хороший мор...
Ничего, что я хочу, нет. Нет, и не предвидится. Реальность грубо вламывается в мои медовые фантазии, растекаясь мрачным дёгтем. Как будто я не знал этого... Как будто могло быть иначе...
Как забавно...


9 февраля

Скорость... Сегодня небеса облагодетельствовали меня быстрым возвращением домой. Да-да, за каких-то пятнадцать минут автобус домчал меня до нужной остановки... По сравнению со вчерашним днём – просто сказка.
Кстати, я узнал, из-за чего такие пробки были – оказывается, сгорело большое здание, переполненное магазинами. Своеобразный торговый центр в ещё советских декорациях... Вчера я тоже об этом слышал, но перепутал места... Бывает. Со мной такое всё чаще и чаще в последнее время...
Кстати...
Говорят, всему виной – поджог.
Говорят, хозяева захотели получить страховку.
Говорят, пожар начался на втором этаже, в магазине тканей...
Правдоподобно, но кто теперь узнает, как это было на самом деле. Тем более... Меня это не касается... Наверное... Я так думаю...


10 февраля

Неожиданно поймал себя на мысли, что пишу в дневник будто украдкой, будто кто-то может прочитать написанное... Под пристальным взглядом “большого брата”, под мертвым светом несуществующих прожекторов, я пишу, пробираясь от слова к слову, как по минному полю. Одно неверное движение – и всё... закончится.
Странно... А ещё – я часто пишу воспоминания, описываю события давно минувших дней. Вот просто возникают в памяти события прошлого, и становятся ярче, значимее, того, что происходило сегодня... Как будто прошлое мне ближе, чем настоящее... Странно...
Ещё был разговор в столовой – разговор мимолётный и сбивчивый, суетливый, как мелкий клерк, спешащий по делам.
– Я ненавижу свой город.
– Как можно! Это – родина! Её надо любить! Ты ведь тут родился!
– Какого чёрта? Я что – выбирал, где появляться на свет?
И всё... На этом диалог закончился. А потом... Я долго думал, вспоминал... Действительно, почему я родился именно здесь? Дурной город, дурная страна, дурной мир... Почему так? Почему не иначе?
Я мог ждать ответов на эти вопросы целую вечность... Я точно знал, что кто-то, сидящий наверху и наблюдающий за весельем, как всегда, промолчит.


11 февраля

Очередной бессмысленный день... Пустой, как банка из под кофе тягостным утром, пустой, как пластиковая бутылка в самый пик летнего пекла... Это навевает на меня нехорошие мысли. Одиночество, ненужность, отсутствие стимулов к движению вперёд... Я даже немного завидую ослам, бегущим за привязанной к палке морковке. Они хотя бы верят, что могут достать её... А я не верю. Вообще. Ни во что...
Что я могу сделать? Что останется, когда я вычеркну себя из реальности? Имя, фамилия, дата смерти? И всё? Ничего больше? Плохо... Ты, это то, что останется после тебя – не знаю, кто сказал, но чертовски правильные слова, чертовски точные... Но... Что я могу сделать? Что я могу изменить?
Кстати, на днях смотрел фильм "Эффект бабочки". Там главный герой изменяет прошлое, погружаясь в воспоминания (с помощью дневника). Неожиданно вспомнился рассказ - прообраз фильма. Там тоже человек менял прошлое... И всё зря. И смог изменить ситуацию, только полностью от прошлого отказавшись.
Отказавшись... Хм... Занятная мысль. Очень занятная мысль.


12 февраля

Земля под ногами танцует джагу, а в глазах расплясывают весёлые желтые пятна. Солнце... Небо... Снег... Я устал от них. Я устал от всего. Мне хочется уйти... И у меня есть план. Да-да-да, именно – у меня есть план. Такой же безумный, как тошнотная каша из мыслей у меня в голове. Такой же психоделический, как чернота, густо замешанная на слепящем жёлтом свете. Тени... Тени воспоминаний... Осколки... Осколки грёз... Обрывки... Обрывки нитей судьбы.
Все мосты разрушены, все счётчики сброшены на ноль. Начать заново? Почему бы и нет. Такой вариант лучше, чем ничего. Лучше, чем продолжать закапываться в землю, как слепой крот, рыскающий в поисках счастья... Будто его там можно найти...
Да. Завтра. Я сделаю это. Я готов. Решение... Принято.
Окончательно.


13 февраля

Никогда не верил в магию цифр... И начинать не собираюсь. Но... Забавно. Простое совпадение? Или действительно за столбцами чёрных, как муравьи, цифр есть что-то... большее? Хм... Можно было бы поразмыслить на эту тему. Построить парочку теорий... Потом разгромить. Потом придумать нечто оригинальное... Очередной финт ушами. И – отложить в ящик. В дальний, запылённый уголок памяти. Да... Можно... Но я этого не сделаю. Да... Я изменился. Я решил... И принятый, таким, какой он есть, мир поддерживает меня.
Наверное, тому, кто сверху, интересно узнать, чем закончится моё безумие.
Наверное, мне хочется потрепыхаться ещё немного.
Наверное, я, как рыба, сожравшая наживку, слишком плотно нанизался на острый крючок любопытства пополам с безысходностью...
Не имеет значения. Сейчас... Решение принято. Выбор сделан... Я перечитываю свой дневник, каждый раз находя новые грани. Я перечитываю собственные слова, находя их смешными или трогательными, грустными или счастливыми, нелепыми или до безобразия точными... И... Погружаюсь...
В прошлое.


**********


Я плавно скользил вперёд, с придирчивостью ревизора выбирая маршрут в хаотичном людском потоке. Кто-то спешил на работу, кто-то опаздывал на долгожданную встречу, кто-то просто торопился сделать всё и сразу... Похоже, я был здесь одним из немногих. Одним из тех, кто знает, чего он хочет. О, да... Я не спешил по одной простой причине – ровно в два я буду у входа в торговый центр. Ровно в два часа дня... И у меня останется ещё уйма времени, чтобы предотвратить поджог.
Я проходил мимо людей, словно мы с ними были параллельными прямыми, словно мы обитали в почти не пересекающихся реальностях. И мне это нравилось... Впервые за долгое время я ни о чём не беспокоился, впервые я вынырнул из суетливого омута, который почему-то зовётся человеческой жизнью. Впервые я почувствовал вкус... Да, вкус к этой самой жизни. Немного острый, немного терпкий, немного сладкий... Всего по чуть-чуть, а вместе – ураган эмоций, калейдоскоп внезапно проснувшихся чувств. Словно слепой вдруг прозрел и смог увидеть всю красоту мира...
У стеклянных дверей я на пару мгновений задержался. Отражение в стекле выглядело очень мужественным и решительным, непривычным до такой степени, что я замер и огляделся по сторонам. Неужели я и правда сейчас так выгляжу? Забавно... но интересно. А что думают люди? Те, что вокруг – спешат, суетятся, толкаются? Хотя, им-то, наверное, всё равно...
Когда я направился внутрь и, зачем-то, бросил взгляд на часы, холодно провозглашающие наступление третьего часа после полудня, случилась незначительная неприятность. Со мной и раньше такое бывало – отрешённость от мира, эдакая чудоковатая рассеянность за долгие годы стала моей визитной карточкой. Но сейчас... Когда всё изменилось...
Я столкнулся с парнем в низко надвинутой на глаза синей вязаной шапочкой. Он смотрелся бы комично, если бы не плотно сжатые губы, прямой, как автострада, нос и отсутствующий взгляд серых глаз. Он смотрел мимо меня, а его тело двигалось с ловкостью заводной куклы. Он будто выполнял программу... А замечтавшийся растяпа в моём лице случайно оказался на пути у этого человека-робота. Причём, парень даже не огрызнулся, даже не буркнул под нос привычное: “Смотри куда прёшь!”. Он просто встал и пошёл дальше, словно и не было нашего столкновения, словно и не было меня, словно и не было нашего мира...
Мне пришлось сильно ущипнуть себя за руку, чтобы вырваться из наваждения вызванного случайной встречей с воплощённой судьбой. С минуту я приводил себя в порядок, а когда заскочил-таки в здание, часы над стеклянными дверями мигнули, показывая, что уже два часа пять минут. Опаздываю... Я прибавил шаг, превращаясь в обычного праздного зеваку, мчащегося навстречу разгорающемуся будущему.

 

Чёрный с зелёным играют в цвета,
Разлетаясь мозаикой вешней.
Тени деревьев, вокруг суета,
Иней тает на окнах неспешно.

Отражаясь в расплавленном небе,
Разгоняю по лужам восход,
Я ищу где-то там, где я не был,
Лучик счастья... Но время не ждёт.

Быстро теплеет, шуршит шелуха,
Обнажая безжалостность истин,
Как на витрине, под крики "Ха-ха!",
Снег кружится недевственно чистый.

Подражая отсутствию смысла,
Разбираю по полочкам люд,
Я хочу отыскать очень быстро
Лик родимый... Но люди не ждут.

Праздник весенний под визги котов
Наступает решительным шагом.
Тяжесть подарков, дыханье счетов,
Мельтешение ценной бумаги.

Разрывая логичностью чувства,
Отстранённо ценю красоту,
Восхищаюсь изысканным вкусом
Милых женщин... Но их я не жду.

Девушки, женщины, море цветов,
Поздравления патокой льются,
Вот и мальчонка, на подвиг готов,
Ждёт девчонку с букетиком куцым...

Обвиняя свой собственный холод
И гордыни снижая накал,
Я скажу, пусть формальный лишь повод,
Я скажу... что давно тебя ждал.

 

В океане житейских забот,
Словно проблеск на небе усталом,
С наступленьем весны, каждый год
Счастья праздник подарит немало.

С ароматом душистых цветов,
В окружении милых подарков,
Вкус шампанского будет не нов,
Когда солнце посветит нам ярко.

День пронзительной вспышкой пройдёт,
Словно в кучу упавшая карта...
Но пусть будет для женщин весь год,
А не только восьмого марта!

 

Ласковый лёд


Распарывая поры бытия
Зазубренным отравленным кинжалом,
Рок сотворил таких же, как и я -
Дурная кровь... И это лишь начало.

По требованию близких и родных
“Собою” быть мы перестали сами,
Отбросили мы маски ради них
И воздух пьём горящими устами.

Дурные мысли и приятны, и просты,
Дурным словам везде у нас дорога...
Попали в паутину суеты:
Король, убийца, шут и недотрога...

Первый держит крепко, в царственных мечтах
Символ власти, слово и свободу.
Но на самом деле, это просто прах,
Ведь вместо трона - старая колода...

Волей второго сложно управлять –
Не зверь, не ангел, слишком равнодушен.
В расчётном списке сотен эдак пять...
И только сам он никому не нужен.

Шуту веселье доктор прописал.
Он на краю, меж палачом и богом.
В аду иссякнет творческий запал,
Когда за юмор спросят с него строго...

А с героиней другого романа
Что-то и вовсе вышло не так:
Рвётся вперёд в одиночку она, но
За маской решимости прячется страх...

Квартет, покорёженный страстью к огню,
Четвёрка, ослепших от истины блеска...
Как псы, навсегда потеряв острый нюх,
Бегут из всех сил... Зазря, если честно.

Мираж золотой, таинственный город,
Что прежде являлся в девственных снах,
В пыль превратился, тая так споро...
Что тени сомнений застыли в глазах.

Мир крепче веры и крепче надежды,
Не говоря уж о шаткой любви...
Проще, наверное, жить им, как прежде...
Жаль, что мосты они к чёрту сожгли.
Мчатся дороги, как мысли изгоев,
Скрывая в толпе свой единственный путь.
Может, назад оглянуться и стоит...
Но ничего им теперь не вернуть.

Точка... В итоге разбились на пары:
Воронов двое, диполь голубей.
А напоследок, по памяти старой,
Он холодно бросил убийце: “Убей”.

 

Когда-то я был королём...
Наверное, просто приснилось.
Теперь представляюсь, как Хром.
Зачем же, скажите на милость?

Зачем извиваюсь в речах,
Как тело гремучего змея?
Зачем заменил “Ох!” и “Ах!”
Словами, что злее и злее?

Зачем под огнём передряг
Надежду осколком прибило?
Зачем я узрел белый флаг
В стекле, что потом раскрошилось?

Зачем, как мифический Кай,
От Герды ночами скрываюсь?
Зачем я ловлю невзначай
Снежинки, что холодом тают?

Зачем в пустоте глухих стен,
Играть в поддавки с высшей силой?
Зачем обращать душу в тлен...
Зачем же, скажите на милость?

 

Марафон


Солнце блещет промеж скал,
Ветер пыль гонять устал...
Но плевать: хоть дождь, хоть снег,
Продолжаю свой забег.

Финиш с лентой далеко,
Стоят тучи – высоко,
Капля пота кожу жжёт,
Сзади крик: “Вперёд! Вперёд!”.


Марафон, как марафон:
Бег, движение, обгон.
Все в погоне за звездой,
Все, все, все... И мы с тобой!
Мы с тобой! Ой-ой-ой-ой...


Так куда же я спешу
И свой след не нахожу...
То асфальт, то вдруг трава,
Вместо неба – синева...

Мне орут: “Терпи, казак!”,
Разметая мечты в прах.
Ну а я бегу, бегу,
Сколько выдержать смогу...


Марафон, как марафон:
Бег, движение, обгон.
Все в погоне за звездой,
Все, все, все... И мы с тобой!
Мы с тобой! Ой-ой-ой-ой...


Мышцы рву на датский флаг,
Тяну с болью каждый шаг...
Всё равно, что день, что ночь,
Утекает время прочь...

Зритель или чемпион,
Не услышат тихий стон.
А я крепко зубы сжав
Проклинаю свой устав...


Марафон, как марафон:
Бег, движение, обгон.
Все в погоне за звездой,
Все, все, все... И мы с тобой!
Мы с тобой! Ой-ой-ой-ой...


Век препятствий и преград,
Без толку косить назад...
Сектор взгляда всюду чист,
Словно я – протагонист.

“Будет всё!”, сказали мне,
“Примы падают в цене!”,
Лишь бы к финишу придти...
Проведя всю жизнь в пути.


Марафон, как марафон:
Бег, движение, обгон.
Все в погоне за звездой,
Все, все, все... И мы с тобой!
Мы с тобой! Ой-ой-ой-ой...

 

Невоспетое


Под мотивы ехидных советов
Началось неказистое лето.
Взгляд туманит, сверкает и тает
Капля света в глазах моих карих.

Притупилась под солнцем усталость,
Нет желаний, мечты не осталось...
И какой-то кисель вместо крови –
Мысли тонут в асфальтовом зное.

Даже страх испарился куда-то,
И судьба запоздала с расплатой...
В дохлом теле решимость пустая
И улыбка – от края до края.

Зрачки глаз, воспалённых от пыли,
Ловят фокус на взвинченных шпилях,
А сигналы в расплавленных нервах
Тихо глохнут... От боли, наверно.

Я бы мог продержаться так долго,
Я бы мог избежать недомолвок,
Я бы мог раствориться навечно...
Но отделался пафосной речью.

Я теперь, как подкласс Нехочухи,
Время жру, загибаясь от скуки,
Бьюсь я лбом о железные стены...
И когда-то умру. Непременно.

Но для верного, гладкого счёта
Поборю я на время зевоту,
Напишу, без надежды на жалость,
О себе... Ведь немного осталось.

 

Слёзы, которых не было


Стрелка часов откинута,
Смотрит на шесть с минутами,
Нить моей жизни лишняя
В пальцах судьбы запуталась.

Я не дружу с машинами,
Глухо от дыма кашляю,
Пялюсь на небо синее
И жду чего-то важного...

Горечь к губам прилеплена,
Горло удавкой сжато и
В сердце осадок пепельный,
Серый, как мышь с мышатами.

Я не боюсь забвения,
Чёрных тоннелей с бездною,
Я, как бегун из Кении,
Будто совсем нездешний я...

Ноги в крови, истёртые,
Стонут в ботинках лаковых,
Мне бы послать всех к чёрту, но...
Поздно себя оплакивать.

Я, как пустыня в засуху,
Влагу храню, как золото,
Даже от слов неласковых,
Что бьют кузнечным молотом.

Правда танцует с недругом,
Видно, ко лжи приучена,
Я же воюю с недугом...
Сразу готовясь к худшему.

Сотни причин исчислены,
Время для флага белого,
Рвутся наружу, с истиной,
Слёзы, которых не было.

 

Люди как люди


Сверху взирает с ухмылкой
Личность породы кошачьей:
“Этого сразу же в ссылку...
Ведь я рассержусь иначе”.

Гнусавым голосом вторит
Типчик с лицом из бетона:
“Слышал я много историй,
Только не шибко законных“.

Рядом барашек играет,
Парень из стаи овечьей,
Он про судьбу рассуждает...
Жаль, что на редкость беспечно.

Место двоих занимая,
Там же толстяк примостился.
Личность, наверно, не злая,
Но без еды разъярился...

В центре компании пёстрой
Змей подколодный вздыхает:
“Нынче работать непросто,
Хитрость мешает людская...”.

Долго собранье галдело,
Громко протест выражая:
“Мы же в порядке, в чём дело?
Что вы приём задержали?”.

Впрочем, замолкли мгновенно,
Жадно на небо воззрившись –
Там облака, будто пена,
Вскрылись, и бог возник высший.

Взглядом обвёл, обвиняя,
Кучку притихших клиентов:
“Это ворота от рая...
Чай не забыли вы это?”.

Тут он угрюмо скривился,
Столп документов приметив,
Дланью махнув, отступился:
“К чёрту формальности эти!”.

**********

Скрывшись за вихрем бумажек,
Он про суд скорый забудет,
А вслух непременно скажет:
“Все они люди как люди”.

 

Поиск бета-ридеров

Не думал не гадал я, совсем не ожидал я... Но возникла проблема - некому выступать в роли подопытного кролика первочтеца моих произведений. Следовательно и качество страдает, что мне не особенно нравится.

Посему - ищу бета-ридера (неважно, мужчину или женщину), которого найдётся некоторое количество свободного времени, чтобы мой опус, находящийся в процессе написания, читать и делать какие-то замечания. Причём, для меня приоритетно не знание грамматики и умение находить орфографические ошибки, а взгляд именно с т.з. - интересно/не интересно, цепляет/не цепляет. Естественно, с рекомендациями - что можно сделать, чтобы было интереснее/увлекательнее.

Если кто-то заинтересуется - пишите на почту , указанную в личке

 

Стимул для человечества


– Итак, мы имеем честь разговаривать с Антоном Феликсовичем Лукавиным, профессором...
– Что Вы! Что Вы! Я пока что доктор.
– Простите, Антон Феликсович, конечно же, Вы доктор Международного Университета Физики. Впрочем, не сомневаюсь, очередное научное звание не за горами. Так что простите мне этот небольшой аванс.
– Что Вы! Что Вы! О чём речь! Я беспокоюсь исключительно о зрителях, ведь они могут получить ошибочную информацию. А любая неточность способна привести к искажению картины мира, и, как следствие, к невозможности...
– Антон Феликсович! Не забегайте вперёд, прошу Вас! Боюсь, что наши зрители имеют весьма смутное представление о Вашей теории. Потому, прошу Вас, не могли бы Вы объяснить, что к чему, с самого начала. Итак, Вы работали над УКТ...
– Совершенно верно! Унитарная Квантовая Теория привлекла моё внимание, когда ещё только зарождалась. Многие учёные сквозь пальцы смотрели на практическое применение её постулатов, более того – некоторые откровенно высмеивали столь смелые предположения! Эта кучка напыщенных глупцов и подумать не могла, что через каких-то десять лет мы с Вами будем сидеть в студии и обсуждать стремительное развитие УКТ в приложении к...
– Прошу Вас, Антон Феликсович! Ближе к делу, пожалуйста!
– К делу? Ах, да... Что до самой теории, она заключалось в идее о волновой природе макрообъектов. Это если упрощённо, а если совсем просто и наглядно...
– Да?
– Представьте себе человека, который в течение секунды материален, а потом исчезает, становится прозрачным, как бы не существующим. Опять же – в течение одной секунды. А после вновь появляется. Фокус заключается в точной настройке пакета волн, из которых состоит человеческое тело, таким образом, чтобы...
– Пожалуйста, Антон Феликсович, постарайтесь обойтись без научной терминологии. Среди наших зрителей есть и школьники. Они могут не понять Ваши объяснения, что отрицательно скажется на рейтинге... Ну, Вы же понимаете.
– Вот как? Ну, ладно. Проще, так проще... Иными словами, если взять все клетки человеческого организма и представить на месте каждой человека, который будет разговаривать, кричать или молчать, то мы получим модель волнового пакета. Это много-много волн, которые сливаются в общую какофонию.
– Волны в данном случае это...
– Звуки. Конечно, звуки. Это если рассматривать модель с разговаривающими людьми. А теперь, объединим всех клеток-людей в хор, поющий какую-то свою песню. Если хор опытный, то рассогласования не будет, будет казаться, что это один голос, просто очень громкий и объёмный, хотя, конечно, голоса отдельных людей при желании вполне можно различить. Это и есть настроенный волновой пакет, волновой пакет, которым можно управлять, которым и является...
– Человеческое тело. Простите, я Вас перебил, профессор...
– Доктор, молодой человек, всего лишь доктор... А что до Вашей реплики, то я рад, что Вы заинтересовались теорией и не поленились с ней тщательно ознакомиться. Приятно сознавать, что даже в наше время среди молодёжи...
– Доктор! Доктор! Мы отклоняемся от темы!
– А? Ах, да... Действительно, человеческое тело представляет собою какофонию отдельных клеток. Естественно, в подобном виде оно не способно в полной мере использовать идеи УКТ. Но, если вдруг удастся соответствующим образом настроить свой организм, откроются поистине заоблачные перспективы. Представьте! Только представьте! Человек, наконец, избавится от рабства слабого, немощного тела, которое постоянно болеет, ленится и стареет с каждым мгновением! Например, улучшенный организм способен...
– Подождите, Антон Феликсович! Не спешите! У нас достаточно времени, а рассказ о практическом применении УКТ я запланировал на конец программы... Не могли бы Вы сейчас поведать о том, как именно человек может... хм... улучшить своё тело? Думаю, этот вопрос интересует наших зрителей в первую очередь.
– Как? Улучшить? Зрителей? Ах, да... Действительно. Чтобы произвести модуляцию своего тела, человек должен обладать определёнными навыками. Вы слышали про восточные практики? Например, дыхательная гимнастика Ци-гун или мантры, которые, при правильном применении могут мгновенно оздоровить организм и многократно усилить его возможности. Не стоит забывать и о йоге, которая у нас наиболее известна. Действительно, опытные йоги способны полностью контролировать собственное тело, делая его нечувствительным к боли и неуязвимым ко многим внешним воздействиям. И не только это! Настоящие мастера способны...
– Постойте, Антон Феликсович! Но восточные практики, если ими заниматься серьёзно, очень сложны и требуют массу времени! Те же самые йоги тратят десятилетия, чтобы обрести эти невероятные способности. Вряд ли среднестатистический человек...
– Среднестатистический? Ах, да... Этот вряд ли сумеет найти в себе силы и преодолеть инерцию устоявшейся жизненной схемы. Большинство людей находятся в своеобразной поведенческой нише, являясь один из узлов графа стереотипов отношений, а также...
– Доктор!
– Что? Доктор? Ах, да... Для обычного человека достижение внутренней гармонии задача архисложная, это мы понимали в самом начале исследований. Именно поэтому, я считаю главным достижением создание переносного квантового модулятора. Это маленькая чёрная коробочка, которая цепляется на пояс с левой стороны. После включения, устройство производит модуляцию, т.е. согласование всех волн, входящих в волновой пакет человеческого тела. Далее дело техники – согласовать результирующую волну своего организма и...
– Постойте, Антон Феликсович! Ваши объяснения, несомненно, крайне интересны всем, без исключения, но не могли бы Вы продемонстрировать работу УКТ. Что бы наши зрители, так сказать, убедились в могуществе науки и технологии. Одна небольшая демонстрация, прошу Вас!
– Одна? Демонстрация? Ах, да... Хорошо. Не спускайте глаз с моей руки. Сейчас она...
– Оооо! Вы видели? Вы все видели? Рука профессора прошла прямо сквозь чашку! О, простите доктор, я несколько увлёкся... Ведь одно дело слышать о подобных фокусах, и совсем другое – увидеть лично. Я потрясён, как и, думаю, большинство наших зрителей.
– Что Вы! Что Вы! Это ничтожная часть возможностей, которые даёт УКТ. Как Вы правильно сказали, не более чем фокус.
– Потрясающе! Представляю, как изменится жизнь человечества, после повсеместного внедрения этих ваших квантовых модуляторов!
– О чём и речь! О чём и речь! Говорить об этом пока слишком рано, но ради наших зрителей я приоткрою завесу тайны – возможно, мы сумеем решить проблему телепортации. Почти мгновенное перемещение на любые расстояния! Пробки уйдут в прошлое, а мили и километры перестанут быть проблемой! Ведь электрический сигнал способен переместиться с одного конца мира в другой за доли секунды! А чем хуже человек? Почему он должен страдать из-за ограниченности собственного тела? К тому же, возможность временной дематериализации частично решит вопрос межличностной физической агрессии. Ведь нельзя ударить то, чего в данный момент не существует. Несомненно, практическое применение УКТ – стимул для всего, без исключения, человечества!
– Стимул? Вы имеете в виду, что людям придётся быть особенно внимательными и осторожными, когда они будут использовать возможности, дарованные УКТ?
– Внимательными? Осторожными? Нет-нет! Боюсь расстраивать наших зрителей, но если они хотят овладеть практической стороной УКТ в полной мере, им нужно заняться самосовершенствованием. Духовное и физическое развитие, личностный рост, развитие интеллекта и прочее, и прочее.
– Постойте, Антон Феликсович! А как же модуляторы?
– Что? А? Модуляторы? Ах, да... Они – лишь костыли. Подпорка для немощных, для тех, кто пока не может ходить самостоятельно. Вы ведь не станете бросать человека, не умеющего плавать, в море без всего. Вы дадите ему хотя бы спасательный круг. Так и мы, мы разработали модуляторы специально, чтобы средний человек мог начать, чтобы он заинтересовался и этот интерес вёл его дальше... Я верю, что именно в этом – наше общее будущее! Это новая ступень эволюции человечества!
– Ваши слова так заразительны, Антон Феликсович! Если бы не работа, я бы прямо сейчас побежал осваивать, как его там, цигун и йогу с мантрами. Хм... Наше интервью подошло к концу. Вы не против, если в оставшиеся три минуты я задам Вам пару вопросов?
– А? Вопросов? Ах, да... Нет, не против. Задавайте.
– Итак, доктор... Ваш любимый цвет?
– Сиреневый.
– Если бы Вы могли выбирать, кем родиться...
– Заяц. Несомненно, заяц. Жевать траву и ни о чём не думать – очень занимательно, на мой взгляд.
– Гм... Ладно... Вашего отца звали Феликс. Не совсем обычное имя... Каким он был?
– Железным. Просто-таки стальным. Ни единой эмоции до самой смерти.
– Гм... Как интересно... А Ваша мать?
– Она хотела, чтобы я стал учёным. Я стал учёным.
– О. Вот как... Я вижу, что Вы устали от моих вопросов, Антон Феликсович, поэтому, задам последний: чем Вы займётесь после того, как выйдете из нашей студии?
– Что? После? Ах, да... Я прогуляюсь по улицам нашего замечательного города. Это очень полезно, ходить пешком, дышать воздухом... Потом, несомненно, посещу ближайший магазинчик сувениров – мне обещали присмотреть раритетную фигурку розового слона. Я, знаете ли, их коллекционирую... Ну а после отправлюсь в спортзал – мы с друзьями любим там играть в настольный теннис. Особенно, после успехов в работе над УКТ! Теперь я могу воздействовать на ракетку и шарик, материализуя и дематериализуя их в нужный момент. Это очень интересно, знаете ли!

 

Руководство


Под саваном из роз
Тень от призрачных грёз,
И почти что нет слёз...
На лице,
что пожить
не успело.

Если страшно – кричи,
Знаешь правду – молчи,
Хочешь власти – стучи...
Пальцем
по клавише
белой.

Больно будет не раз,
Любовь зла – и весь сказ,
Скрыто плотью от глаз...
Сердце,
впитавшее
стрелы.

За преградой ворот
Птица громко поёт,
Принца манит в полёт...
Чтобы тот
рухнул вниз
неумело.

Нет изящных здесь форм,
В голове шумит шторм,
И слова будто корм...
Для забывших
про душу
и тело.

В каждой сказке – конец,
Цепью скован беглец,
А терновый венец...
Боль
распалил
до предела.

 

Что-то вроде сказки))


Рисунок


Все люди искусства балансируют на грани безумия. Известный стереотип, зачастую не имеющий соприкосновения с реальностью, но иногда больно бьющий тех, кто о нём забывает. Проникновение в иные сферы это, знаете ли, процесс очень тонкий и очень опасный. Из такого путешествия запросто можно не вернуться... Или вернуться, но иным человеком. Или не человеком вовсе...
Впрочем, далеко не все творцы новых миров задумываются о последствиях своего выбора. Эка невидаль – отпустить на время поводья разума, разрешить мыслям течь свободно. Вдруг их занесёт в златые земли? Или к источнику сокровенных знаний цепочка рассуждений приведёт? Шанс невелик, прямо скажем, но зато награда какова! Сразу можно сказать – жизнь не зря. И смысл, и цель, и успех... Мало людей, способных устоять перед столь волнительным соблазном. Мало... Ещё меньше знающих время, когда нужно остановиться.
– Ммм... – симпатичная девушка разглядывала чёрно-белый рисунок. – М? Ммм...
Устроенная на чердаке, как в стародавние времена, студия, ближе к вечеру погружалась в темноту, но скудное освещение, казалось, нисколько не мешало художнице. Она то вертела в руках своё произведение, пытливо присматриваясь к каждой линии, то, нервничая, грызла кончик карандаша, то наносила пару-тройку резких штрихов и внезапно останавливала руку. Со стороны поведение девушки выглядело хаотичным, если не сказать бессмысленным, но обитательница скромных апартаментов под самой крышей точно знала, что делает.
Чирк. На белоснежном листе вырисовывается мужское лицо.
Чирк. Появляются нос, глаза, брови. И выражение печальной задумчивости, укрытое в тени густых чёрных волос.
Чирк-чирк-чирк. Аккуратный подбородок, серая мгла зрачков, чуть-чуть растрепанная причёска – ровно настолько, чтобы не стать признаком неряшливости. И, конечно же, губы – плотно сомкнутые, едва заметно клонящиеся вниз, будто собираясь недовольно скривиться.
Последний штрих... Чирк... Девушка устало склоняет голову, сквозь часто моргающие ресницы наблюдая за результатом многодневных трудов. Похоже... Проклятье, настолько похоже, что даже не верится... Не хочется верить...
Но это – он. Несомненно – он. Никто иной, как – он.
– Жестокий, – шепнула художница, закрывая глаза.

Сказка всегда рядом, даже если кажется, что чудеса происходят где-то в иной реальности. Не верите? Вот и художница, облюбовавшая старый чердак, при всей своей эксцентричности скептически воспринимала рассказы о невероятных совпадениях, судьбоносных встречах и счастье, валящемся с небес. Для неё счастьем, судьбой и жизнью было творчество, эти неровные штрихи на белом листе... Разве не чудо? Ещё какое! Её личное, ею сотворённое...
Но иногда даже порождения собственных рук могут удивить... Особенно, если начинают жить собственной жизнью.
– Ох-х-х... – послышался вздох, породивший движение нарисованных пальцев. – Охохо...
Плоский рисунок дёрнулся, будто пытаясь оторваться от поверхности листа, потом, очевидно уверившись в прочности “клетки”, поднёс аристократическую, с тонкими пальцами ладонь к лицу, изображая роденовского мыслителя. Художница моргнула. Заштрихованный человечек приподнял голову и приветливо помахал девушке. Та моргнула ещё раз. Потом ещё. Наверное, в глубине души она надеялась, что это лишь сон наяву или хотя бы галлюцинации. Но иллюзии не спешили развеиваться, а удивительно живые глаза пытливо взирали на создательницу. Прошла минута, другая...
– Привет... – прошептала девушка, наконец, собравшись с силами.
– Привет! – ответил нарисованный человечек. – Наверное, мне нужно представиться? Назвать себя? Ты знаешь, мне по душе слово лавина... Как будет в мужском роде? Лавин? Пусть будет Лавин.
– А дальше...
– Фамилия? Пусть будет Пикчэ – я всё-таки картинка.
– Лавин Пикчэ... Мне нравится... Красиво...
– Именно! – человечек важно кивнул нарисованной головой. – Но можно спросить и твоё имя, прекрасная незнакомка?
– Ой, льстец... – девушка смутилась. – Хорошо. Можешь звать меня А...
– Ангел? Астарта? Альфа и Омега?
– Прям уж и омега... – художница прыснула. – Мне нравится первое слово. Ангел... Красиво, хоть во мне и нет ничего ангельского. Я, скорее, чертёнок в юбке...
– Посланник.
– Что-что?
– Ангел это посланник. Переводится так с древнего языка.
– Ого! Ничего себе! А я и не знала... Слушай, ты такой умный!
– Эм... есть немного.
Чёрный силуэт склонился в услужливо-шутливом поклоне.
– К вашим услугам, мэм!
– Ой, ну хватит, хватит, – щёки девушки окрасил едва заметный румянец. – А если честно... Вот скажи! Почему люди не летают, как птицы?
Человечек ненадолго задумался.
– Птицы не знают цепей, – со значением произнёс он спустя минуту. – Люди не ведают свободы. Ты знаешь? Ты знаешь, почему создания божьи продают небесные крылья за плошку супа? Почему звон монет громче пения райских птах? Это закон нашего мира. Ты не переступишь через него, как не старайся.
– А если очень-очень постараюсь?
– Эх, Ангел, – донёслись до художницы неожиданно ласковые слова. – Где ты спрятала свою свободу? Где твои крылья?
В комнате как-то резко потемнело, и девушка не смогла сдержать жалобного всхлипа. Нет, то были не слёзы. Просто тошно стало на душе...
– Поникли крылья, – нездешним голосом промолвила хозяйка чердака. – Увяли, опалённые злым солнцем.
– Прости солнце. Будет лучше, если простишь.
– Не могу... – закричала она, уже не стесняясь своих чувств. – Не могу, слышишь! Ни забыть, ни простить!
– Тогда отпусти...
– И этого не могу...
– Глупый ангел... – человечек протянул руку, будто желая прикоснуться к поверхности листа. – Маленький глупый ангел...
В уголках глаз художницы появились прозрачные капли. Ещё не слёзы, пока ещё не слёзы... Ещё одно мгновение до начала рыданий.
– Скажи... Ответь... Ты всё знаешь... Скажи! Почему-почему-почему! Почему так нечестно? Почему так получается? Почему так неправильно? – солёная влага прочертила череду неровных штрихов на лице девушки. – Скажи! Ну, скажи... Пожалуйста... Ты же всё-всё знаешь... А я... Я просто запуталась. Заблудилась... И не знаю, что мне делать.
Она была на грани истерики, готовая взорваться вихрем неконтролируемых действий, но заштрихованный человечек остался непреклонен.
– Расправь свои крылья.
– Не могу... Не могу, слышишь!
– Открой своё сердце.
– Нет! Не надо! Не надо этих громких слов! Ты не понимаешь... Ты просто не понимаешь!
– Прости свою боль...
– Не могу, не могу, не могу! Не могу! Как ты не понимаешь! И так душу рву на части... И никак. Не могу...
– Глупый маленький ангел...
– Обзываешься...
– Нет, – человечек впервые за весь разговор громко вздохнул. – Пытаюсь разбудить тебя. Я ведь рисунок... Единственное, чем я могу помочь – слова.
– Слова? – горько усмехнулась художница, прикрывая красные от слёз глаза. – Зачем мне теперь слова... Что от них толку...
– Очень жаль. Значит, мне пора... Прощайте, прекрасная леди. Был счастлив встретиться с вами... Прощайте!
– Ах так? – в сознании девушки взорвался вулкан, сравнимый по мощи с Кракатау. – Значит, вот как? Потрепал языком и в кусты?! Ладно... Ладно-ладно! Проваливай! Ты больше не рисунок! Ты больше не моё творение! Убирайся!
Она схватила лист, с силой рванув на себя бумагу. Рисунок глухо затрещал, почти мгновенно превращаясь в две половинки. Потом в четвертинки, а каждый из четырёх кусочков разъярившаяся художница старательно разделила ещё на несколько.
– Убирайся! – кричала девушка, уничтожая собственное творение. – Убирайся!

...Спустя минуту она сидела на полу, перебирая неровные бумажки, но паззл никак не хотел складываться, а нарисованный человечек стал просто кучей разбросанных по обрывкам чёрных штрихов...

Вымученно улыбнувшись, девушка утёрла слёзы. Солёные капли несли с собой кумулятивные заряды боли, освобождая душу от непосильного груза, но сейчас художница не могла позволить себе слабость... Осеннее пальто цвета увядшей листвы на плечи, ощетинившуюся значками сумочку на плечо – и мышкой за дверь, на минуту задержавшись с той стороны, чтобы, путаясь в ключах, запереть помрачневший чердак. Через мгновение художница уже буквально скользила по ступенькам, перескакивая через одну и думая лишь об одном. Только бы успеть... Только бы не опоздать... Только бы дождался...
Всё-таки она любила его.

 

Ирония


Кому нужны твои слёзы?
Кому нужна твоя боль?
Твоя нелепая поза...
Твоя забытая роль.

Вперёд ушли перемены,
Тебя с собой захватив.
Остались ссоры и сцена,
Исчез надежды мотив...

Вьётся спираль невозврата,
Манит сияньем стальным.
Ты не приедешь обратно,
Ты словно призрачный дым...

Ты, как пучок электронов,
Ярко сверкнёшь, затем тьма
В сердце возникнет бессонном,
Что от тебя без ума...

Грохочут чужие ошибки,
По площади молнии бьют...
Твой приговор: “Этот хлипкий”,
Примет неправедный суд...

Вины теперь не отыщешь,
Да и нет смысла искать.
Ты не прожорливый хищник,
Ты не палач... Наплевать.

Прости, сохрани, покайся,
И будет полный комплект.
Вспомнишь потом в кущах райских
Совёнку... которой нет.

 

Несвоевременное


Воздух липнет к коже, сдавливая глотку раскалёнными пальцами. Ветер потерялся где-то на севере... Наверное, ему там жарко. Мне тоже. Мне тоже хочется увидеть хэппи энд, но карнавала не будет. И конца – тоже. И это тоже правильно... Я думаю, стоит продержаться день, да ночь. Потом сутки прочь. Затем неделя пролетела. А вот и год прошёл... Пробежал, без оглядки. Я? А кто ж ещё. Пушкин? Не-е-ет, мастера слов давно нет с нами. Остались профессора запачканных купюр, да доценты ударов под дых. Или магистры? Чёрт их теперь разберёшь...
Жарко. Голова дробится на мысли. Острые и грязные. Я пытаюсь выбросить балласт, но сам вязну в горном обвале разломанных чувств. Их больше, чем меня...
Нет своего места. Временное привыкание обеспечивает повышенную уязвимость и чистосердечную болезненность. Да-да, сердце бьётся с энтузиазмом стахановца, обрекая тело на мучительные приступы. Нервы? Возможно. Наверное... Мне не помешают простые ответы.
Без лишних сомнений разорвать зыбкую пелену повышенной температуры, отбросить стёршиеся оковы здравого смысла, сделать шаг вперёд, вздохнуть полной грудью... Чем плохо? Даже если воздух свободы обжигает адским зноем. Даже если за спиной не крылья, а огрызок страховочной верёвки. Даже если под ногами грязная зловонная трясина... Так даже интереснее.
Стереоскопическое изображение в голове. Вот я. Вот мир. Вот я в этом мире. Издавна берсеркерами считали обезумевших в бою воинов, только времена изменились. И то что происходит со мной – это не безумие. Это – отсутствие последствий. Ненастоящий звон бьющегося в агонии стекла. Ненастоящая влага алого цвета на пальцах.
Рваные треугольники, укравшие солнце, остатки былой роскоши... Осколки кромсают плоть, а я наслаждаюсь болью, упиваясь каждой её каплей. Кап-кап-кап... Прилипчивая влага тянется вниз, оставляя следы на обветренной коже... Кап-кап-кап... Немного щекотно и хочется попробовать на вкус...

Незнакомое чувство.

 

Фильтр


– В это трудное время... – вещал с экрана крупнощёкий политик. – Человечество должно... Нет, просто обязано сплотиться! Преступность, нищета, голод, бесконтрольный рост населения, увеличивающийся разрыв между богатыми и бедными... Только решительные меры, только незамедлительно начатые... Банковская реформа и последующая за ней реорганизация политических институтов обязательно... Запомните! Только все вместе мы...
Леон Пигми, добрые полчаса зазёвывающий обрывки пламенной речи, наконец, выключил звук, а потом и вовсе свернул окошко с пиксельным человечком. Политика, реформы, законопроекты... Длинный перечень вызывал у солидного учёного неимоверную скуку. Зачем Леон всё это смотрел? О! Тут было дело принципа – держать руку на пульсе событий, не упускать из виду стремительно менявшуюся обстановку, не превращаться в исследователя-затворника, усердно пародирующего средневековых алхимиков. В конце концов, Леон Пигми не бездомный из подворотни, в конце концов, он – единственный человек, способный спасти человечество...
Раз и навсегда.

Нуклеиновые цепочки вращались, ввинчиваясь в пространство где-то под экраном. Леон не знал, что там находится, он мог только сделать ставку – на пространство вероятностей или виртуальное небытие...
– Господин Пигми! – запищал динамик компьютера, исторгая из недр программы для видеоразговора голос начальника... Если так можно назвать главного спонсора их института. – Как продвигается эксперимент “Водораздел”? Сроки подходят, а я не видел ни одного Вашего отчёта!
Да уж... Этот сытый кот из бизнес-элиты, наверное, и в театре видит только статистику проданных билетов, затраты на реквизит и актёров, да динамику цен. Куда ему до понимания сути науки! Только результат – вынь да положь, а остальное... Эх, что толку жаловаться – он, Леон Пигми, сам согласился на подобные условия. Сам. Никто не заставлял. И иллюзий насчёт мистера Плати не было. Как и надежд на то, что он даст работать спокойно...
– Э-э-э... Понимаете ли... Я не могу так сразу... Нужно дождаться окончания первой фазы эксперимента. Я...
– Никаких отговорок, – сухо сказал компьютер. – У Вас есть три дня.
И сразу отключился, не дожидаясь ответной реплики...

Леон Пигли сидел в удобном (отчасти) кресле за новейшим (наверное) компьютером, занимаясь... Если честно, учёный предпочёл бы не распространяться насчёт своей деятельности, ибо эта самая деятельность была... Не особо деятельной. Проще говоря, он валял дурака, отлынивал от работы и всячески убивал время.
– Отчёт ему, – хрустел печеньем Леон. – И отговорок не надо... Блин, ненавижу.
Учёный отпил чаю и шумно выдохнул, его тело слегка размякло, распространившись по скриплому сиденью, а глаза, видимо вспомнив о волшебном царстве Морфея, сами собой начали закрываться...
– Так, стоп! – он решительно хлопнул ладонью по столу. – Утром деньги, вечером стулья... Сначала работа, потом отдых. К тому же... Любопытно, чем всё это закончится.
Вялая улыбка посетила немаленькую физиономию Леона, превратив солидного учёного в эдакого замаскированного деревенского дурачка. Впрочем, никого, чтобы констатировать такую метаморфозу в пределах видимости не наблюдалось, следовательно, и волноваться не о чем... А в зеркало Леон Пигми и так никогда не смотрелся.
– Так-так! Где же наш друг? Где ты, ген агрессивности? – разговаривал учёный то ли сам с собой, то ли с окружающим эфиром. – Давай-ка, мы тебя уберём... И отсюда уберём. И отсюда... Отлично! Так держать! Молодец! И, наконец... Готово.
Тянуло в сон, глаза стонали так, будто в них высыпали целый грузовик песка, затёкшие ноги отзывались ноющей болью, а реальность воспринималась через туманную призму. Но Леон, откинувшись на спинку кресла, не расстраивался. Где-то в глубине, под многотонными плитами усталости, пряталась ехидная улыбка. Улыбка ребёнка, которому, наконец-то, удалось провернуть одну из своих шалостей...

– Медитируешь на них? – кудрявая голова “сослуживца” выплыла из-за спины Леона, пристроившись, как сова, аккурат над плечом. – Извраще-е-е-енец!
– Сам такой! – фыркнул хозяин компьютера, но изображение развивающихся эмбрионов всё же заслонил ладонью. – Я за ходом эксперимента слежу. Сам знаешь какого.
Леон Пигми многозначительно поднял глаза. Прямо к датчику дыма, прилепленному на подвесной потолок.
– Особой необходимости в постоянном контроле нет, – заметил он, дружески похлопав себя по животу. – Но мне так спокойнее. Учёный это ведь, как разведчик на переднем крае истории. Нужно всегда быть начеку и дрозофил не считать...
– Ты хотел сказать – ворон? – поправил Леона кудрявоголовый. – Исторически это выражение именно про птиц, а не про мух.
– А мне мухи больше нравятся. Они так забавно жужжат. Так жужжат... Будто знают, что выполняют ответственную задачу – двигать познание вперёд.
“Сослуживец” посмотрел на сидевшего с чуть большим интересом, даже глаз слегка прищурил.
– А крысы?
– Не люблю грызунов.
– А кролики или собаки? Или обезьяны какие-нибудь?
– Нет-нет-нет, – небрежно отмахнулся заскучавший Леон Пигми. – Надо начинать с малого, как Мендель. Плюс, можно быстро результаты получить. Плюс, затрат меньше. Плюс, не на пустом месте исследования проводятся... Для прорыва нужна база, знаешь ли, просто так только кошки плодятся, в науке важна твёрдая почва под ногами, а не болото, где один неверный шаг – и ухнешь вниз, и поминай, как звали.
Леон зевнул, потёр пальцем переносицу и вновь обратил взор к дисплею. Больше он не произнёс ни слова, и “сослуживец”, назойливой мухой крутившийся рядом, сочёл за лучшее отправиться восвояси – поискать другого собеседника...
Прошло полчаса, потом ещё столько же единиц времени исчезло в прошлом, а Леон продолжал заворожено наблюдать за эмбрионами. Ему казалось, что с каждой минутой, с каждым мгновением такого созерцания он приближается к разгадке сокровенных тайн жизни. Ему казалось, что чем дольше он будет смотреть на эти зародыши, тем скорее поймёт – что и как следует делать... Чтобы всё было правильно.

Небеса разверзлись, окропив землю чистейшим кислотным дождём, причём, хорошо так окропив, основательно. По крайней мере, Леон Пигми чувствовал себя так, словно бродил целый день под падающими из свинцовых туч едкими каплями, а потом ещё и в лужах с ног до головы вымазался, как последняя свинья. В общем – он был жалок. И совершенно разбит.
– Понимаете... – мямлил растрёпанный учёный, потирая синюшные пятна под воспалёнными глазами. – Никто не мог предположить... Эта область, в которой наука делает первые шаги... Наши предположения шатки и ненадёжны...
– Довольно, господин Пигми, – пресёк излияния человек на экране. – Хватит оправданий.
– Но... Но...
– Никаких но, если и может быть. Вы не обеспечили результат, Вы полностью провалились, господин Пигми.
– Я не мог знать, – лепетал учёный, превратившись в ребёнка, которому читает нотацию строгий отчим. – Я даже не мог предположить... Что моя теория настолько ошибочна... Что мы все ошибались...
– Вы ошибались, господин Пигми, Вы и никто иной.
– Но, господин Плати! Я ведь тоже человек, я тоже могу ошибаться... Тем более, что даже негативный результат полезен – ведь в следующий раз...
– В следующий раз? – горстка пикселов сдвинулась, обозначая глубокую задумчивость человека на экране. – Хорошо. В следующий раз, значит, в следующий раз... Я дам Вам второй шанс, господин Пигми. Не упустите его, если хотите добиться чего-нибудь в этой жизни... И да, господин Пигми, третьего раза не будет, это я Вам обещаю.
Мистер Плати будто разросся, заняв своим виртуальным телом всё доступное пространство.
– Вам всё ясно? Вот и хорошо. До связи.
Изображение свернулось, исчезнув одновременно со звуком. Будто его и не было вовсе. Будто этот разговор происходил в воображении Леона Пигми... Будто всё, что случилось за последние лет пять, было просто сном.
Просто мутным недобрым сном.

Он не помнил цвета. Он не слышал звуков. Детали ускользали, теряя чёткость... и оставляя оголённые, искрящие электричеством, чувства. Чистые, без грана примесей... Тут был и страх, и сожаление, и горечь, и обида, и возмущение. Эдакий взрывной коктейль, который только и ждал, чтобы вылететь наружу, как струя из бутылки с шампанским. Но... Кое-что, самое сильное и странное чувство, мешало Леону Пигми пойти вразнос. Это ощущение сдерживало его, заставляло оставаться в неких рамках, словно являясь надсмотрщиком рабов, строгим воспитателем и клеткой для озверевшего тигра одновременно. И это была...
Неправильность.
Тени колебались, на миг обретая глубину и цвет. Тени колебались, устремляя к нему длинные щупальца рук. Тени колебались, являя ему истекающие слюной детские личики. Приоткрытый рот, нос, превращённый воображением в жуткий крючек, и глаза... Особенно глаза... Глаза, где не было и следа мысли... Дауны. Абсолютные, стопроцентные дауны. Которых создал он, Леон Пигми, своей глупостью и самоуверенностью.
– Нет! Уйдите! Прочь! Прочь!
Собственный голос казался ему продолжением кошмара. Частью той иллюзии, из которой учёный только что выпал... Или, его скорее выкинули за шкирку, как нашкодившего котёнка. А потом отобрали воспоминания – картина полусна-полубезумия таяла, расползалась на бесформенные кусочки, как оплавленная скульптура из пластелина. Обрывки образов липли к мыслям, но тщетно – Леон уже не мог их понять, всё, что ему оставалось – провожать грёзы с едкой смесью злобы и беспомощности. И горечи... Да, горечи тут было больше всего.
– Нет, нельзя... Нельзя так! – перед глазами стоял плачевный результат эксперимента, несколько десятков детей с синдромом Дауна, у которых, по сути, учёный украл жизнь. – Наука должна служить человечеству, быть путеводной звездой, светом в кромешной мгле веков... А не так. Не губить невинных...
Учёный с силой надавил на клавишу, открывая текст древней статьи, которая попалась ему совершенно случайно. Простое любопытство, простой веб-сёрфинг в свободное от трудов праведных время... Кто же мог знать, что всё так сложиться. Да-да, именно так, как и было написано в статье:

Как известно, в процессе внутриутробного развития современный человек приобретает как минимум десять скрытых мутаций. По счастью, большинство из них не проявляются в присутствии нормальных генов. Синдром Дауна, названный по имени врача Джона Дауна (John Langdon Down), связан с тем, что новорожденный получает три хромосомы 21 вместо двух, причем в 5–8% случаев аномалия связана не с лишней, третьей, хромосомой, а с ее фрагментом.
Группа профессора Нижетича изучала мышей, в организм которых методом генной инженерии была внедрена человеческая хромосома 21. Ученые обнаружили, что добавочная хромосома повреждает ген REST, который в свою очередь провоцирует целый ряд изменений в генах, регулирующих развитие организма на уровне эмбриональных стволовых клеток. Запускающим механизмом (триггером) этих изменений является ген DYRK1A, присутствующий в хромосоме 21...

Леон знал, что эти данные устарели, а заметка заслуживала места в библиотечной подшивке столетней давности... если бы не была электронной. Да, экран это не бумага, что новая, что старая информация на нём выглядит одинаково... И лучше бы Леон Пигли держал в руках пожелтевший листок с нечитаемыми строчками. Лучше бы он иронично улыбался, взирая на рассуждения учёных прошлого (хотя какое прошлое – десяти лет ещё не прошло... правда, Леону они показались вечностью). Лучше бы он спокойно складывал головоломку, очередной кусочек которой расстилался перед ним привычными наукообразными фразами. Да это было бы намного лучше... Чем то, что творилось с Леоном Пигли здесь и сейчас.
– В чём моя ошибка? Можно ли было её избежать? – спрашивал он, требовательно разглядывая равнодушный экран. – Почему я увидел нужное направление только сейчас? Когда уже ничего не изменишь... И не заблуждаюсь ли я снова? Возможно ли это? Очередной провал... Очередные жертвы...
Да-да. Они. Дети с пустыми глазами. Они... Личная вина Леона Пигми.
– Нобель, Кольт, Эйнштейн... – мёртвым голосом перечислял учёный. – Их открытия привели ко многим бедам, но в этом повинны не учёные, а люди... Простые люди... А я? Имею ли я право после такого называться учёным?
Имеет. Конечно же, имеет. В этом Леон Пигми не сомневался и секунды, другое дело, что разговор с самим собой, громкие саморазоблачения в пустоту под незаметное глазу мерцание экрана и голос, казавшийся чуждым, успокаивали. Будто не он каялся, а кто-то другой, его брат-близнец, например. Словно не он признавал ошибки, а неудачливая копия из далёкого параллельного мира – виртуальный Леон, Леон, созданный не в меру разыгравшейся фантазией...
– Человечество развивается циклично, история повторяется... Всё так, всё действительно так! Но цикл цивилизации не кольцо, а спираль. Поднимающаяся к небу спираль. Всё выше и выше! Всё лучше и лучше! Да, человечество должно стать лучше... Даже если придётся заставить его это сделать.
Верно. Преследуя именно такие цели, Леон Пигми впервые возжелал стать учёным, работающим с человеческим геномом. Тогда это звучало, как генный инженер. Что-то вроде инженера-проектировщика зданий или роботов, но переложенное на людей. Ведь изменить-то Леон хотел в первую очередь себя... И на то были серьёзные причины. А, кроме прочего, имелась ещё одна вещь, ещё одна заноза, саднившая с раннего детства...
– Изменить! Хоть что-нибудь! Разве не для этого нужна наука? Разве не с её помощью жизнь претерпевает метаморфозы, превращаясь из забитого полурабского существования в комфортное времяпрепровождение с лёгким оттенком сибаритства? Разве не для этого работники пинцета и микроскопа забывают про голод и усталость? Бред... Какой же это бред...
Леон, наконец, замолчал. Откинувшись на спинку кресла он смотрел в потолок, а зажигалка, зажатая между пальцев, медленно приближалась к кончику сигареты. Раздалось приглушённое “Клац!”, и белая бумага задымилась, в спешке обугливаясь... Леон Пигми закурил. Впервые за десять лет.

Затяжка за затяжкой, глоток дымного воздуха за глотком. Сигарета таяла буквально на глазах, отбрасывая пепел, как использованные ступени ускорителя, а Леон, чьи мысли были спутаны, как гордиев узел, постепенно приходил в норму. Роковая случайность, отсутствие должной теоретической базы, спешка и давление со стороны нанимателя... Причины выстроились в ряд, Леону их хватило бы до конца жизни... Если бы существовала хоть малейшая возможность, что он признает собственную вину в проваленном эксперименте. Если бы он вообще нуждался в оправданиях.
– Лучше, значит... Что ж, давайте сделаем человечество лучше.
Леон Пигми усмехнулся, мысленно прикинув схему следующего эксперимента. С учётом прошлых ошибок, с учётом первого, неудачного опыта... Окончательно отбросив сомнения, учёный с каким-то изощрённым удовольствием наблюдал, как огонёк сигареты приближается к тёмнеющему на фоне экрана фильтру.

 

Размен


– Проходим по центру!
– Дерьмо! Они на второй базе! Здесь... Ааа!
– Блейк? Что со связью? Ты жив?
– Командир, сектор чист! Потерь нет!
– Тут и врагов не было. Ты бы ещё зачисткой холодильника похвалился, Роззино...
– Тебя никто не спрашивает, Ром! Статистику давно смотрел? Да я...
– Заткнулись. Все.
Капитан Мигель Вальдес отключился от симулятора и снял шлем, будто избавляясь от опостылевшего ярма. Уже выбравшись из напичканной датчиками “кожи” специального костюма, молодой человек с непонятной обидой в голосе проинформировал подчинённых:
– На сегодня тренировка закончена. Свободны. Все...

Учебная секция №3012 Экспериментального Практического Института была, как и сам институт, частью Восточного Кластера Объединённых Наций. Проще говоря, центр, где готовили виртуальных солдат, принадлежал военному блоку, вобравшему в себя добрый десяток стран с крайне агрессивной внешней политикой. Эти государства были достаточно жадны, чтобы не тратить время на раздумья, когда возникала возможность отхватить себе лишний кусок от соседей, и оказались достаточно дальновидны, чтобы не зацикливаться на существующих в данный момент достижениях военной науки... Для этого и был создан Институт, где каждое изобретение проверялось на предмет применимости в бою, а в случае удачи – немедленно внедрялось...

– Эй, Мигель! – худой, как щепка, и бледный, как счётчик убитых ботов, Роман Злобнов прижался к стенке, буквально расплывшись по шершавой металлической поверхности. – Можно тебя на пару слов?
Капитан откликнулся почти мгновенно (реакция – 90 по 100-балльной шкале), пригвоздив подчинённого холодно-отстранённым взглядом, преломлённым в прямоугольных стёклах очков.
– Почему обращение не по форме? – Мигель подумал, что Роман напоминает наполовину собранного робота из конструктора, не преминув выразить мысль язвительным полуоскалом. – Не забывайтесь, солдат Злобнов! Не забывайте, где мы находимся.
Три этажа, расположенных под двадцатиметровым слоем земли, защищённых каким-то особенным бетоном... Учебные классы, личные комнаты для солдат и офицеров, столовая, обеспечивающая питательной и в какой-то мере вкусной пищей каждого из двадцати двух человек личного состава... Один главный и два запасных входа, полное отсутствие связи с внешним миром, просто-таки безумный режим секретности... Роман не знал, какого ответа от него ждёт командир, но догадывался, что того вряд ли устроит подробное изложение ИТХ этой базы, больше походившей на крепость, чем на тренировочный центр...
– Да ладно! – солдат безуспешно пытался отлепиться от стены, одновременно улыбаясь во все двадцать восемь зубов. – Мы же не на передовой... И войны, вроде, не намечается.
Война... Средство для утверждения сильных... Постапокалиптические развалины городов и муравьи, снующие по руинам зданий... Они такие маленькие сверху, кажется, что их так легко раздавить... Всех... Всё... Так же легко и быстро, как Мигель Вальдес стёр фотографии из памяти своего компьютера. Так же легко, как он загнал зудящие образы вглубь своей памяти... Это была заноза, которая до сих пор беспокоила капитана.
– Отправляйтесь в свою комнату, солдат Злобнов, – процедил хозяин секции №3012. – Немедленно!
И резко дёрнувшись, зашагал по коридору, даже не убедившись, собирается подчинённый выполнять приказ или нет...

Гладкие, вылизанные помещения базы навевали на Романа Злобнова тоску. Пол без единой соринки, стены, на которых даже “Здесь был Вася” не намалёвано, потолок, неотличимый от пола и стен... Единственной достопримечательностью коридоров являлись вентиляционные решётки, отмечавшие, как верстовые столбы, расстояния внутри тренировочного центра. Скучно... Роман надавил на стену, чувствуя, как вялая ладонь встречает слабое сопротивление удивительно мягкого металла. Так странно...
– Эй, Ром! – новоприбывший солдат буквально скатился с лестницы, и, с нездоровым энтузиазмом белки, бегающей в колесе, толкнул Злобнова в плечо. – Прохлаждаешься? Я тут дополнительный одиночный курс взял, ботов шинкую пачками, а некоторые личности...
– Некоторых личностей вполне устраивает нынешнее положение вещей, – пробурчал Роман, потирая ушибленное место. – Некоторые не рвут себе одно место, чтобы выслужиться перед капитаном. И вообще, Роззино, что тебе от меня нужно? Или мне лучше назвать тебя... Красноволосым?
В наступившей приглушённой тишине солдат Алессандро Роззино насупился, продемонстрировав один из самых жутких взглядов исподлобья, что Роман видел в своей жизни. А ещё... Напряжённое тело, длинные волосы, шевелящиеся, как змеи Медузы Горгоны, и белоснежный частокол зубов... Нет, натуральных клыков, как у акулы.
– Заткнись, Ром! Не такому дальтонику, как ты, рассуждать о цвете моих волос... Они алые, слышишь? АЛЫЕ! Как кровь или цветы. Это прекрасно, это символ войны... Понимаешь? – руки Роззино сжимались в кулаки, а потом разжимались, выплёскивая напряжение в неровных словах. – Хотя куда тебе! Ты же аутсайдер, человек в конце списка... Реакция – 27. Скорость – 55. Точность – 38. Сила – 30. Выносливость – 21. Устойчивость – 70... Бред! Полный бред! Твои навыки просто ничтожны!
Злобнов равнодушно хмыкнул, прислонившись щекой к обжитой им стенке.
– Ничтожны или нет... В реальном бою ты этого не увидишь.

Командный пункт, располагавшийся в центре базы, на нижнем, третьем этаже, как обычно был пуст. Мигель Вальдес даже сказал бы, что помещение, напичканное дорогой электроникой, кто-то обработал вакуумным пылесосом, избавив от звуков и любых следов человеческого присутствия. Затерявшиеся ручки, пластиковые стаканчики из-под кофе, шуршащие фантики от шоколадных батончиков (единственное лакомство в рационе “виртуальных подопытных кроликов”), грязные разводы на столах... Ничего этого и в помине не было. Даже контейнер для мусора блестел, как начищенные к визиту армейского начальства знаки различия. И всё же...
Один человек тут имелся всегда.
– Что скажешь, Блейк?
Капитан тенью остановился за спиной долговязого хиппи, тёмные глаза блеснули за стёклами, взяв в фокус экран с колонками цифр.
– Никакого прогресса. Они завязли, как муравьи в бетоне... – Блейк был восхитительно неподвижен, а его голос так и вовсе принадлежал живому мертвецу. – Не думаю, что в дальнейшем такие тренировки принесут пользу... Нужно изменить план.
– И что ты предлагаешь? Программа давно утверждена...
– Изменим. Наверху ничего не узнают... Тем более, от нас.
– Но ты уверен? Я серьёзно, мне не нужны пустые домыслы и вопросы без ответов... Вроде того, естественный ли цвет твоих волос чёрный, или они такие от грязи?
Блейк пропустил неуклюжую издёвку мимо ушей. Похоже, она его обеспокоила не больше, чем ядерную боеголовку – сопротивление воздуха.
– Сам смотри, если не веришь...
Алессандро Розино, номер пять. Реакция 80, на момент начала подготовки была 78. С силой аналогично: была 70, стала – 71. Что до устойчивости, она и вовсе упала на два пункта. С 55 до 53.
Продолжать? Ладно.
Тогвард Ханнсен, номер два. Сила, реакция, скорость, выносливость – всё под 80 пунктов и даже выше, что, на первый взгляд, очень хорошо и вообще – внушает оптимизм... Но, видишь ли, практически такие же параметры были у нашего вице-лидера в тот момент, когда он первый раз ступил на территорию базы. Ну, может, на пару-тройку пунктов увеличились... Единственное, что серьёзно улучшилось у этих виртуальных бойцов – точность стрельбы.
Капитан попытался ободряюще улыбнуться спине Блейк.
– Ну... Хоть какой-то прогресс. Уже неплохо.
– Неплохо, – согласился хиппи. – Но лишь на первый взгляд. Сам посмотри на эти цифры...
– Что это? Первый раз вижу...
– Конечно, ведь я их только сегодня и получил. Это корреляция между реальным и виртуальным оружием... Расхождение в точности. В процентах.
– И... И... Не может быть!
– Может, капитан, ещё как может! – довольно кивнул Блейк, одновременно нарушив и свою отрешённость, и свою неподвижность. – Все наши тренировки не стоят и ломаного гроша. Это пустышка! Фэйк! Липа! Это... Просто-напросто деньги и время на ветер. Кроме того...
– Что? – чуть не закричал вышедший из себя капитан. – Ну что там ещё?!
– Роман Злобнов... С ним проблемы. Он, как и все, практически не развивается... Но он единственный из всех, кто способен на значительный прогресс. Он просто... Не хочет. Иной раз мне кажется... Что он знает, зачем большие армейские шишки всё это устроили. Чувствует подвох шестым или каким там чувством, подобно дикому зверю.
– Брось! – отмахнулся раздосадованный Мигель, его рука нервно поправила сползающие очки. – Не может быть! Вся эта мистика... Брось! Ерунда всё это... И...
Закончить фразу капитан не успел. Точнее, медленно, будто с наслаждением, мигнувший свет и приглушённый отзвук взрыва не дали ему это сделать...

Длинные, как тела дождевых червей, коридоры базы пересекались в центре и расходились в стороны, как корни дерева. Ствол же располагался в центре – главный вход в базу на первом этаже, столовая на втором и командный пункт на третьем. Можно сказать, что это было основой этого сооружения, ради которой пожертвовали, например, лифтом, просто-таки напрашивающимся на место “стержня”. Вместо этого посередине каждого из четырёх коридоров-отростков на каждом этаже разместили лестницы, причём, с двух сторон, будто проектировщик базы жить не мог без симметрии...
Совершенно абсурдная, пригодная для жизни только кучки игроманов с амбициями, закопанная в землю от греха подальше... По уровню невразумительности база могла сравниться разве что с детским шалашиком, а по комфортабельности обходила только ворох старых тряпок под бетонным мостом. Всё это казалось чей-то шуткой, просто глупой забавой...
И потому сигнал тревоги, кошачьим визгом наполнивший помещения тренировочного центра, вполне органично вписался в картину общей бессмысленности.

Блейк даже бровью не шевельнул, будто его и вовсе не волновала судьба базы. Да и его собственная судьба... Он вёл себя как человек, полностью понявший и принявший фразу: “Будь, что будет”. Впрочем, капитана сейчас мало беспокоили чувства подчинённого – своих проблем хватала. В голове у Мигеля пронеслись инвентарные списки, в которых числилось, дай бог, сорок-пятьдесят единиц стрелкового оружия, да десяток противотанковых гранат.
“Так... Так... Так...”, думал он, пытаясь выцепить пистолет из кобуры на бедре, “Склад с автоматами на втором этаже, в восточном блоке... Электронный ключ у меня, код от замка тоже знаю только я... Проклятье! Придётся тащиться через полбазы... Придётся...”.
Ничего не пришлось.
Второй взрыв, направленный, был куда как ближе первого, опасно ближе, обжигающе ближе... Ударной волной капитана отбросило назад, он едва увернулся от дисплея одного из компьютеров, а когда всё-таки выдернул из кобуры оружие, то увидел направленные на него три чёрных глаза-дула короткоствольных “бульдогов”...

Сигнал тревоги настиг солдат, подобно волне цунами, захлестнувшей нежившихся на пляже отдыхающих. Все они, практически без исключения, оказались решительно не готовы к таким пертурбациям...
Алессандро Роззино погиб, когда бежал в свою комнату за оружием. Он получил две пули в лоб, даже не успев осознать, что же случилось... Что, зачем, почему – эти три вопроса медленно гасли в его стекленеющих глазах.
Тогвард Ханнсен не имел и шанса что-либо предпринять – он неторопливо пережёвывал в столовой свою порцию сушёного мяса, когда там произошёл взрыв... А после, иссечённое осколками, уже мёртвое тело, для верности прошили очередью из короткого, злого автомата.
Ещё один солдат так и сидел у монитора, буравя взглядом надпись “Система временно недоступна!”... Сидел, когда в комнату ворвались вооружённые люди. Сидел, когда в его тело с мерзким хлюпающим звуком вонзались стальные шершни пуль. Сидел, когда сердце остановилось, а в умирающем мозгу вспыхнула и растаяла без следа последняя мысль...

Девятнадцать солдат исчезли в одно мгновение, пламя их жизней погасло, как свечи на ветру... Впрочем, участь оставшихся троих была такой же незавидной.

Мигель Вальдес погиб, не успев сделать и выстрела, но из-за него нападавшие на несколько секунд отвлеклись, и этого времени Блейку хватило, чтобы без лишних слов и пафосных жестов включить систему самоуничтожения. Когда он умирал, то на его лице расплылась довольная улыбка... Улыбка человека, который сделал в этой жизни всё, что хотел.

Роман Злобнов понятия не имел, что спустя две минуты после вторжения, он единственный из обитателей базы остался в живых. Возможно, этот ленивый солдат вспомнил бы режим игры “на выживание”, возможно, его бы такое немного позабавило... Но Роман относился к компьютерным симуляторам реальных сражений как к игре, он никогда не воспринимал занятия всерьёз, для него самая идея достижения виртуального превосходства казалась сущим безумием... Именно поэтому, когда завизжала сирена, когда по коридорам пронеслись отзвуки взрывов, а большинством солдат овладело состояние родственное панике, Роман Злобнов и бровью не повёл. Даже не моргнул... Он прилип к стене, будто хамелеон, затаив дыхание и слушая собственный пульс. Но не для того, чтобы успокоиться, он просто отсчитывал секунды...
Группа захвата успешно ликвидировала предпоследнюю живую единицу противника. Двое бойцов, настороженно озираясь, бесшумно продвигались по коридору. Они были стопроцентно уверены, что убийство оставшегося солдата – лишь дело времени... Но Роман не дал им этого времени. Прежде аморфное и рыхлое тело неожиданно напряглось, выбросив в сторону руку, будто шлагбаум. Именно в тот момент, когда мимо пробирался первый ликвидатор... Голову отбросило назад, будто она была футбольным мячом, а тело ещё пару секунд стояло, раздумывая, падать или нет... Выскочивший из-за него, на миг превратившийся в дикую кошку и смертельно опасный даже без оружия, солдат Злобнов имел достаточно времени, чтобы устранить и второго вражеского бойца. Но тому повезло...

Мощный взрыв стёр базу в порошок, унеся в небытие тех, кто хотел закончить всё это побыстрее, и того, кто просто не хотел умирать...

– Генерал! Учебная секция №3012 уничтожена! Персонал задействовал систему самоликвидации, чтобы не отдавать базу в руки противника!
– Вот как? Замечательно. Не ждал нападения так рано... Но... Но всё идёт точно по плану. Что с остальными учебными центрами?
– Работают в штатном режиме! Никаких сообщений, помимо стандартных, не поступало! И ещё... Разрешите обратиться!
– Разрешаю. Что там такое?
– Генерал! Стоит ли нам отправить чистильщиков на одну из баз противника? Благодаря атаке на учебную секцию №3012 мы вычислили крота, который практически сразу выдал координаты объектов... Их тоже шесть, как и наших. Каковы будут указания, генерал?
– Оправляй. Куда? Ммм... Да хоть монетку брось. Хотя нет... Лучше кость игральную. Шучу... Оставляю этот вопрос на твое усмотрение.
– Так точно! И ещё... Вы уверены? В смысле, наверняка их базы тоже подставные... Нужно ли нам терять людей в бессмысленной бойне?
– Полковник! Ты что! Это же часть нашей военной стратегии! Это война, а не возня в песочнице! И знаешь...
– Да?
– Это чертовски интересная игра...

 

Одолжение


Основное правило игры:
не верь,
не сомневайся,
не ошибайся.


Ярко-жёлтые слёзы солнца дрожали на стёклах, отражаясь в глазах Павла Петровича, обрывистый ветер царапал лохматую шевелюру, будто пытаясь сделать изысканную укладку, а проносящиеся мимо машины обдавали обочины холодом. Ещё один плохой день близился к завершению... Мужчина поёжился. Истрёпанная куртка не добавляла тепла его худощавому телу, а безнадёжные мысли окончательно ввергали организм в состояние тихой паники...

“Почему... Почему она ушла? Чем я плох? Что во мне не так? Я старался... Я так старался... За что? Ну, за что, Господи?!”.

Люди ускользали унылыми тенями, становилось темнее и тише. Даже визг шин слышался всё реже, а флегматичные фонари начали распахивать бледные глазницы. Холодно... Павел Петрович с некоторой злобой подумал, что его одежда и окружающая действительность, мягко говоря, не гармонируют. Всё-таки осень, жаркие летние деньки остались далеко позади... Но и поделать ничего со столь вопиющим несоответствием своего гардероба и погоды мужчина не мог – финансы давно спели последний романс, а новых поступлений денежных средств не ожидалось – Павла Петровича вчера уволили и перспективы трудоустройства виделись ему весьма туманными...

“А Ванька-то, Иванов, который, хорошо устроился... Начальником у папы в компании... В ус не дует, сидит в громадном кабинетище, да секретаршу строит... А секретарша у него... Ууууу! И о том, где деньги на еду, одежду, квартиру взять не думает... И таких Ванек Ивановых – на каждом шагу... И каждому такая халява... За что, Господи? Почему они? Почему не я?!”.

Угловатый камешек попался под ногу Петру Петровичу и, столкнувшись с носком старой кроссовки, покатился вперёд. Вперевалочку, царапая ребрами асфальт...

“И что же мне теперь делать? Остался один, без работы, без денег... Вон, в кармане чуток есть и всё... И никаких перспектив. Совершенно... Словно меня кто-то проклял... Словно Бог про меня забыл... Господи, ну почему? Почему ты так со мной?! Ответь... Прошу тебя... НУ СКАЖИ ЖЕ ЧТО-НИБУДЬ!!!”.

Павел Петрович Светлов шёл по тротуару, неумолимо спускающемуся вниз, пиная перед собой маленький камешек. Он, наверное, и сам не осознавал, куда и зачем он идёт, зачем раз за разом посылает в короткое воздушное путешествие твёрдый неровный снаряд... Он просто шёл вперёд, пиная перед собой камешек. Просто шёл вперёд, без конца поминая имя Творца – как мантру...

– Ты ему не поможешь? Смотри, как страдает!
– Нет. Его судьба уже...
– Да что ты всё на судьбу киваешь! Сам, небось, любишь жизнь людишек с ног на голову ставить... Одни чудеса чего стоят! Ещё скажи, что там судьба... Ответь ему, а?
– Нет. Моё слово нерушимо.
– Да ладно тебе... Что ты теряешь, в конце концов? Для тебя это тьху – пальцами щёлкнуть. Не мир же сотворить, и не твердь земную... Просто одного человечка облагодетельствовать. Ты же всемилостивый! Вот и смилуйся...
– Нет. Милость даруется лишь...
– Ну да, ты ещё про избранных речь заведи... Ладно, давай так... Давай, как с Иовом... Я тогда проиграл, но где одна попытка, там и вторая... Давай заключим пари.
– Ты не боишься?
– Подумаешь! Ещё раз проиграю... Главное – процесс. Плюс шанс выигрыша... Давай так – ты даруешь этому человечку своё благословление и свободу выбора. Если он окунётся в пучину порока, если будет жить во грехе – тогда он мой. И победа моя... Если же в нём останется хоть что-нибудь благочестивое – тогда я проиграл...
– Хорошо. Но у меня есть условие... Для этого человека условие – если выполнит договорённость, то с ним до конца пребудет моё благословление. Если же нет – потеряет всё, что получил... Ты согласен?
– А что мне остаётся... Конечно, согласен! Не буду говорить “по рукам”, лучше просто... начнём.

На рекламу очередной лотереи “Выиграй миллион!” Павел Петрович наткнулся случайно. Сияющая жёлтым и красным табличка с множеством нулей и восклицательных знаков возникла внезапно, как призрак или мираж... Стоило всего лишь поднять взгляд от земли и посмотреть – что же твориться вокруг.
“Миллион? Шансов мало, конечно... Почти нет... Хотя, что я теряю? Та мелочь, что в кармане, не спасёт... Эх, была не была!”.
Павел Петрович решительно толкнул прозрачную дверь, быстро вошёл внутрь, заполнил у оператора персональную карточку. Нужно было лишь указать шесть цифр и заплатить весьма скромную сумму – и запись о твоём участии в розыгрыше оказывалась среди множества таких же в огромной базе данных... Откуда завтра выберут одного счастливчика. Обставив розыгрыш, как грандиозное шоу, конечно же... Но Павла Петровича всё это не волновало – он просто вспомнил старую шутку про Бога и лотерейный билет...

...Тёмная улица, невесть когда разбитый и на года застывший в таком состоянии фонарь... Павел Петрович, больше озабоченный тем, как бы не упасть и не остаться здесь до утра пересчитывать повреждённые конечности, совершенно не следил за происходящим. Потому и стал лёгкой добычей парочки бандитов...
...Когда один хрипло попросил закурить, а второй недвусмысленно выдвинулся вперёд, Павел Петрович понял, что, на сей раз, нарвался на серьёзные неприятности... Денег, которыми можно было умаслить человекоподобных хищников, нет, а пустыми карманами они довольствоваться не станут...
“Живым бы уйти...”.
Он отшатнулся, они подались следом... Перед тем, как закрыть глаза, Павел Петрович увидел занесённый кулак, в темноте похожий на здоровый ком земли...

...Павел Петрович не знал, что случилось, он просто не понимал, как такое возможно... Да, конечно, в детстве и потом, уже будучи тщёдушным юношей, он часто представлял, как одним мизинцем раскидывает толпу вооружённых бандюганов, как злостные рецидивисты обращаются в бегство от одного его вида, как... Много чего было, в общем, но Павел Петрович прекрасно понимал, что реальность имеет мало общего с миром его воображения. Да, мечтать, конечно, не вредно, но вот что-то не торопятся мечты воплощаться в реальность. Особенно, в его случае...
Потому сейчас, когда два отнюдь не хрупких грабителя беспомощно простёрлись у его ног, словно умоляя о прощении, а сам Павел Петрович не получил и царапины, ему показалось, что мир перевернулся. Вот так взял и фьють – с ног на голову. Ещё и прошёлся туда-сюда для пущей убедительности...
Павел Петрович мотнул головой и, оббежав стороной тела, заспешил домой. Он пока не поверил в то, что с ним начало происходить...

...В свою квартиру (точнее, не совсем свою) Павел Петрович зашёл с некоторой опаской. Как в клетку, где раньше держали тигра. Мол, хоть хищника здесь уже нет, но мало ли... Впрочем, боялся новоиспечённый безработный не мифического Зверя, а вполне реального хозяина снимаемой квартиры. Вредный подслеповатый старикан был крайне недоволен постояльцем и грозил выставить его вон... Конечно, это просто слова, но если Павел Петрович не сможет заплатить вовремя, то они вполне могут обернуться действиями. Уж что-что, а жалеть его старикашка не станет...
...Автоответчик высветил один-единственный номер, и Павел Петрович, внутренне содрогнувшись и приготовившись к худшему, нажал на клавишу.
– Па-а-а-а-а-авел Петрович! Где Вы там пропадаете? Я Вам говорю, у меня для Вас новости... Вас искал один человек. Очень респектабельный! Вы бы видели его костюм! Я такого костюма никогда не видел! Такой дорогой костюм! Так вот... Он Вами очень интересовался, сказал, что он Ваш родственник. Странно, Вы совсем не похожи... Может, какой двоюродный дядя... Па-а-а-а-а-авел Петрович! Вам очень повезло с Вашим двоюродным дядей! Он погасил Ваш долг и заплатил за месяц вперёд... И ещё попросил связаться с ним! Запишите телефон...
Дрожащие пальцы Павла Петровича едва не выронили ручку, которая казалась безработному скользким ужом. Кое-как он накарябал ряд цифр, а потом, когда голос вредного старикашки, вырывающийся из телефона, как джин из лампы, стих, Павел Петрович рухнул на старый диван и закрыл глаза.
Он ещё не понимал, что происходит, но это было что-то, что-то... Совершенно невообразимое.

...Шоу, где клоун-ведущий под дружные возгласы клоунов-зрителей разыгрывал долгожданный миллион, Павел Петрович всё же посмотрел. Цифра складывалась с цифрой, а сердце безработного сжималось – скорее от предчувствия чего-то большого, чем от волнения. Он будто знал, чем это всё закончится... И не ошибся – его билет выиграл, а он из нищего чудесным образом перевоплотился в миллионера. Конечно, выглядел Павел Петрович не как вальяжный прожигатель жизни, да и на зубастого воротилу почти не походил, но... Но теперь и у него есть свой, пусть и маленький, миллион. Мини-состояние... И это – только начало.
Он знал это... Чувствовал.

...Хождения по мукам из поиска работы не вышло. Павел Петрович даже расстроился, когда на первом же собеседовании его с радостью приняли в штат компании. Не самой плохой, между прочим... И должность дали лакомую – заместитель директора по хозяйственной части. Благо, бывший безработный в далёком прошлом пару лет подвизался на складе и обо всех нюансах этого дела знал не понаслышке... Удивительно другое – что именно сейчас у фирмы образовалась вакансия, так сказать пробоина в корпусе корабля, которую они старались побыстрее залатать. И Павел Петрович пришёлся как нельзя кстати...
Можно сказать – повезло. Но он точно знал, что удача здесь не причём... Здесь было нечто большее. Намного большее...

...Дальнейший путь Павла Петровича походил на стремительный взлёт баллистической ракеты. Если говорить по-простому – раз и в дамки. То есть в ферзи. То есть... Да-да, на самый-самый верх. Когда-то Павел Петрович читал про сияющие вершины совершенства, а теперь сам сидел в громадном кабинете на верхнем этаже небоскрёба. Конечно, сияли тут разве что стёкла, а до совершенства было так же далеко, как и в начале пути... Но Павла Петровича это уже мало волновало – он со всем удобством устроился в мягком, податливом кресле, постукивал пальцами по обширному столу из натурального дерева и бросал короткие, сухие фразы неприметному человеку на экране видеотелефона.
– ...он мешает. Я полагаюсь на Вас, мистер Отскарри. Устраните проблему...
– ...о вознаграждении не беспокойтесь. Да-да, я всё прекрасно помню. И ту сделку, тоже...
– ...надеюсь на плодотворное сотрудничество и в дальнейшем. До связи...
Павел Петрович коротким движением пальцев стёр с экрана равнодушное лицо наёмного убийцы. А потом так же быстро и резко нажал кнопку, инициирующую появление в кабинете секретаря с бутылкой вина многолетней выдержки на подносе. Не то чтобы Павел Петрович был ценителем изысканных напитков – если честно, то ему было всё равно, что пить – хоть спирт, хоть редкий и дорогой коньяк. Но сейчас требовалось именно пафосное, именно элитное вино... Как знак, как символ... Как уверенность, что принятое решение было единственно верным.
Всё-таки он только что приказал убить собственного дядю...

...Павел Петрович сделал осторожный глоток, равнодушно пропуская через себя аромат дорогого вина. Алкоголь не дарил спокойствия и забвения, а запах роскоши отдавал фальшивостью... Да, раньше он не мог себе позволить и тысячной доли того, что у него есть сейчас... Но раньше ему и не приходилось принимать таких решений. И взваливать на себя их бремя...
Он только что убил своего дядю.
Того, кто помог ему забраться так высоко.
Пусть ради собственной выгоды. Пусть рассматривая племянничка, как наследника, который сможет сохранить и преумножить. Преумножить и сохранить, да... Дядя был старомоден и крайне наивен, при всей своей подозрительности. Он никогда не мог и подумать...
Павел Петрович скривил губы, отбрасывая ненужные мысли. Ещё одна порция алкоголя обожгла губы, а тишина в кабинете стала поистине зловещей...
Никто не должен мешать...
Ничто не должно потревожить лестницу, устремлённую в небо...
Никакие препятствия... Никакие проблемы... Никакие сложности...
Всё будет так, как должно быть...
Павел Петрович не заметил, как пустая бутылка скатилась со стола и упала на мягкий ковёр, буквально утонув в нём. Он ничего не слышал и ничего не видел, полностью погрузившись в собственные мысли. Слабая улыбка на бледном лице, прозрачный взгляд и тело, повисшее на кресле, как сломанная кукла...
Сейчас он больше, чем когда бы то ни было, напоминал блаженного.

– Да-да-да! Ещё немного, ещё чуть-чуть...
– Преждевременная радость, нечистый.
– Почему же? Очень даже нормальная радость, ведь я почти победил... Или ты думаешь, что закоренелого грешника можно исправить? Думаешь, случай с разбойником повториться? Ха-ха! Но для этого нужен Спаситель, а его нет, каждый человечек должен сам за себя решать, сам себя вытаскивать из трясины... А они слабы! Ох, слабы! Немощны! Они не смогут... Нет, невозможно. Оттуда не возвращаются самостоятельно.
– Не спеши так, нечистый. Время ещё есть...
– Время... Ну, ладно. Ради такого можно и подождать... Но вот увидишь – я одержу верх!
– Увижу, нечистый, обязательно увижу...

Солнце палило, превращая кабинет в гигантский террариум. Как титанический прожектор, выставляющий цирковую сцену на всеобщее обозрение... Не было ни единого уголка, где могла укрыться тень, не было ни одного клочка мрака. Только свет, свет и свет... Дневной. Жаркий. Сухой...
Павел Петрович отряхнул со лба пару капель пота, мысленно сетуя на несовершенство техники, вновь вызвал секретаря. Может, алкоголь сможет успокоить раскалившиеся нервы... В любом случае, превращаться в размазню сейчас нельзя... Никак нельзя! Только не сейчас! Когда он почти получил то, о чём всегда мечтал...
Контроль над реальностью...
Безграничная власть...
Грёзы, ставшие явью...
Но как всегда, даже если всё-всё-всё так хорошо, что, кажется, лучше и быть не может... Как всегда, ему чего-то не хватало...

...Сперва Павел Петрович наслаждался властью и свободой, но потом ему стало страшно. За что бы он ни брался, чем бы ни пытался заниматься – всё получалось в лучшем виде. Шахматы, футбол, стрельба в тире, вождение автомобиля... Раньше Павел Петрович с презрительной ухмылкой выслушивал россказни про то, как у кого-то там что-то там с первого раза получилось. Мол, как такое может быть, что первый раз сел за руль и стал ездить, как профессиональный водитель? Или первый раз взял в руки пешку и обыграл гроссмейстера... Сказки! Не бывает таких чудес! Их вообще не бывает...
Так было раньше, а сейчас... Сейчас у Павла Петровича самым наглым образом отобрали право верить или не верить. Ведь трудно сомневаться в том, что делаешь своими собственными руками...

...Всё получалось так, как он хотел. Сказки про джиннов, исполняющих желания шиворот-навыворот, оказались просто дешёвой мишурой... И Павел Петрович предпочёл бы их, эти сказки, где никогда не знаешь, чем всё закончится. Но его никто не спросил... Странное дело – власть над миром и полное отсутствие выбора. Но... Ему действительно не приходилось выбирать.
Он хотел трудностей – хоть немного. Он хотел преодолевать препятствия, стараться, падать и вновь твердо вставать на ноги. Он видел в этом жизнь... Но как раз этой жизни у него и не было. Всё давалось слишком легко, всё с таким проворством шло прямо в руки Павлу Петровичу, что почти сразу переставало быть желанным. Даже извечные людские пороки его пресытили. Понемногу, незаметно для себя, Павел Петрович перестал быть человеком...
А в итоге... В итоге остались лишь пустота и скука... И этот гигантский кабинет, просвеченный багровым солнцем, почти скрывшимся за горизонтом...

...Множилось число бутылок, сиротливо ютившихся на полу, и, одновременно, множились воспоминания, неожиданно, одно за другим, вторгавшиеся в расслабленно-вялый поток мыслей Павла Петровича.
Первые детские шаги, первые обиды и слёзы, первые радости...
Друзья, казавшиеся вечными, мир, казавшийся таким огромным, темнота, казавшаяся такой страшной и безжалостной...
Косой шрам на пальце... Кровь, боль и паника... Ссадины, ушибы, беспокойство... Первая поездка на велосипеде, первое падение...
Первый раз, когда чуть не утонул и чудом спасся. Первый раз, когда задумался о ценности жизни. Первый раз, когда подумал – зачем мы живём...
Каждое воспоминание тревожило сердце Павла Петровича, странным образом резонируя с его излишне чувствительными нервами. Каждый раз его наполняло странное томление, словно тело ожидало чего-то, какого-то особенного события... И сердце начинало сильнее биться, и легкий зуд лишал покоя.
Когда он закрывал глаза и видел её...
Когда он чувствовал её прикосновения...
И запах её духов...
Слышал шёпот... И слова... Такие хрупкие и нежные...
Он помнил... Первую любовь...
Павел Петрович открыл глаза, исполненные болью и страданием. Страшные, почти чёрные глаза... Он приоткрыл губы, сдерживая безмолвный крик, губы, влажные от вина... А потом страстно, исступлённо пожелал, чтобы всё возвернулось вспять...

– Проклятье! Жалкий человечишко!..
– Ты проиграл. В третий раз.
– Что? Нет... Здесь какая-то ошибка... Здесь... Чёрт! Чёёёёёёрт...

Небо уродливым колпаком нависло над городом, очертив жирный багряный полукруг над верхушкой единственного небоскрёба. При желании, эту яркую неровную линию можно было принять за нимб... Вот только святости в этой картине не было. Ни капли...
Солнце, пробившее насквозь пик небоскрёба... Город, погружённый в зловещую тишину и полумрак... Время, увязшее в бесконечном закате...
Человек в безупречно чёрном костюме подбросил угловатый камешек. Подбросил, а потом ловко поймал. И ещё раз, и ещё... Непонятно, любовался он мрачноватым пейзажем или просто следил за тем, как город угасает, чтобы возродиться вновь... А может, он и вовсе просто подбрасывал и ловил камешек. Подбрасывал и ловил...
Чёрный человек стоял, укутавшись в смоляные крылья, и осколок тьмы тускло блестел на его ладони...
Как символ.

 

Между строк


Ты не слышишь меня,
Я твой голос забыл,
Пятый год без огня...
Тишина. И нет сил.

Прячу в россыпи букв
Код для тех, кто в тени,
И, наверное, жду...
Тишина. Ветер стих.

Дисгармония струн,
Тех, что в сердце поют –
Уж не больно давно...
Тишина. Грустно тут.

Много точек, “Привет”,
Непростой диалог,
Ведь прошло много лет...
Тишина. В небе смог.

Лучик связи погас –
Много точек, “Пока”.
Полумрак в центре глаз...
Тишина. У виска.

Слов несказанных дым,
Как последний урок,
Мы с тобой сохраним...
В тишине. Между строк.