Александр Блок (1880-1921)

Эх, Блока очень сильно люблю, говорят он мрачный излишне, а по мне в самый раз.

Вот, например, первое что вспомнилось:

О, как смеялись вы над нами,
Как ненавидели вы нас
За то, что тихими стихами
Мы громко обличали вас!
Но мы - все те же. Мы поэты,
За вас, о вас толкуем вновь,
Храня священную любовь,
Твердя старинные обеты...

И так же прост наш тихий храм,
Мы на стенах читаем строки...
Так смейтесь, и не верьте нам,
И не читайте наши строки
О том, что под землей струи
Поют, о том, что бродят светы...

Но помни Тютчева заветы:
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои...

Январь 1911

Или вот такое неоднозначное стихотворение:

Задебренные лесом кручи:
Когда-то там, на высоте,
Рубили деды сруб горючий
И пели о своем Христе.

Теперь пастуший кнут не свистнет,
И песни не споет свирель.
Лишь мох сырой с обрыва виснет,
Как ведьмы сбитая кудель.

Навеки непробудной тенью
Ресницы мхов опушены,
Спят, убаюканные ленью
Людской врагини - тишины.

И человек печальной цапли
С болотной кочки не спугнет,
Но в каждой тихой, ржавой капле -
Зачало рек, озер, болот.

И капли ржавые, лесные,
Родясь в глуши и темноте,
Несут испуганной России
Весть о сжигающем Христе.

29 августа 1914

 

GreenBean, Ну Блок ничего так... хотя мне например многое непонятно. Когда "12" первый раз прочитала, долго в ступоре сидела.)

 

- то что про революцию я поняла..) просто символов там многовато как-то. И что там все-таки в конце образ Христа значил до сих пор не понимаю.

 

GreenBean, ну это может и логично.
но только плучается, что он их ведет, он предвадительствует им, им - которым на спину бубновый туз, которые девушку бедную ни за что убили. За что вообще Блок? Старое у него - это пес, отрицательный образ, новое и революция - это эти двенадцать, тож не особо мило выглядят. Так он-то за что?
Ой. что -то меня на литературу поперло... не к добру..)

 

GreenBean, а мне кажется, он сам метался, ну либо его взгляд менялся со временем. Типа как Грихан Мелехов.

 

GreenBean, мог бы не цитировать, я это стихотворение наизуть знаю.)))
Только вроде как оно про любовь, а не про революцию)

 

GreenBean, ааа... ну молодец.
Хотя если следовать всяким там критикам, то это не просто про любовь. Они в образе "Ты", ну в этой "Прекрасной даме" много чего символичного выискали.)

 

Как хорошо сказано!) И учителей литературы туда же!)
А что тебе в Блоке так нравится?

 

GreenBean, а можно про образ двойника поподробней. Признаюсь, в мою школьную программу это не входило.)

 

GreenBean, спасибо) теперь понятно.
Ты это все по памяти?)

 

".....Едва дойдя до пузырей земли,
О которых я не могу говорить без волнения,
Я заметил, что она тоже волнуется
И внимательно смотрит в окно.

Оказалось, что большой пестрый кот
С трудом лепится по краю крыши,
Подстерегая целующихся голубей.

Я рассердился больше всего на то,
Что целовались не мы, а голуби,
И что прошли времена Паоло и Франчески."

("Она пришла с мороза....", 1908 г.)

 

Тогда ты знаешь, что это стихотворение и "Когда вы стоите на моем пути..." были написаны в один день, и, по-видимому, поводом для них была одна и та же женщина (пятнадцати лет!)..

Не так я воспринимаю фрагмент про "пузыри земли". Визит этой барышни был немного не по адресу - ведь она из "простых людей, которые любят землю и небо больше, чем рифмованные и нерифмованные речи о земле и о небе".
Только она не знает еще этого (не понимает себя).

 

GreenBean,
- спасибо за то, что дал нам возможность вспомнить прекрасные стихи
У меня была очень хорошая учительница литературы в школе, и когда нужно было выучить 2-3 стихотворения Блока наизусть – она предложила небольшой список, в котором был и «Балаганчик».
Хочу предложить вам послушать два стиха, которые мне по душе. Первое я про себя называю «утренним» (заутреня), второе – «вечерним».

Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.

Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.

И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.

И голос был сладок, и луч был тонок
И только высоко, у царских врат,
Причастный тайнам, - плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.

(август 1905 г.)




Как растет тревога к ночи!
Тихо, холодно, темно.
Совесть мучит, жизнь хлопочет.
На луну взглянуть нет мочи
Сквозь морозное окно.

Что-то в мире происходит.
Утром страшно мне раскрыть
Лист газетный. Кто-то хочет
Появиться, кто-то бродит.
Иль раздумал, может быть?

Гость бессонный, пол скрипучий?
Ах, не все ли мне равно!
Вновь сдружусь с кабацкой скрипкой
Монотонной и певучей!
Вновь я буду пить вино!

Все равно не хватит силы
Дотащиться до конца
С трезвой лживою улыбкой,
За которой - страх могилы,
Беспокойство мертвеца.

(30 декабря 1913 г.)

 

GreenBean,
- тема «Страшный мир» - совсем не «воскресная» и очень серьезная. Я вернусь к ней позже, если ты не против. Но я не литературовед и не поэт (не волшебник – еще только учусь)), поэтому могу делиться лишь своим личным восприятием.
Когда-то в личке я просила тебя давать свои комментарии в этой теме, и ты объяснил мне, почему считаешь это ненужным.

А сейчас мне хотелось бы привести небольшой отрывок из книги Н. Крыщука.

«Блок много думал над судьбой книги, над тем, дойдет ли с ней до читателей, современников и потомков, трудный и высокий смысл жизни писателя….Он боялся хрестоматийного подхода к жизни поэта. Однажды он написал об этом такие стихи:

Когда под забором в крапиве
Несчастные кости сгниют,
Какой-нибудь поздний историк
Напишет внушительный труд…

Вот только замучит, проклятый,
Ни в чем не повинных ребят
Годами рождения и смерти
И ворохом скверных цитат…

Печальная доля – так сложно,
Так трудно и празднично жить,
И стать достояньем доцента,
И критиков новых плодить…

Зарыться бы в свежем бурьяне,
Забыться бы сном навсегда!
Молчите, проклятые книги!
Я вас не писал никогда!



Для понимания поэзии и личности Блока мало только книг, в которых дается толкование его поэтической судьбы. После Блока нам остались его записные книжки, дневники, статьи, письма. Они в большей степени, чем любая книга о Блоке, помогут узнать, «когда и чем жил писатель»…Знакомьтесь с поэтами-современниками Блока. Не пренебрегайте чтением и так называемых второстепенных поэтов. МЫ НИКОГДА НЕ ЗНАЕМ, ПОД КАКОЙ ОБЛОЖКОЙ ПОКОИТСЯ СРОДСТВЕННЫЙ НАМ ЗВУК. Из всего, что вы узнаете, образуются когда-нибудь те ступеньки, по которым вы приблизитесь к пониманию одного из величайших проявлений человеческого духа – поэзии Блока.
…В каждую эпоху нашего личного существования мы обращаемся то к одному, то к другому художнику. В тот момент, когда время Блока для одних еще не настало, для других, быть может, оно уже прошло…
Трудно сказать заранее, как сложатся ваши отношения с поэзией Блока. Но как бы они не сложились, помните слова, сказанные однажды Ильей Эренбургом: «Искусство прошлого не только раскрывает нам глаза, оно раскрывается от жара наших глаз».

 

Блок не очень нравится, но некоторые его стихи все же оказались в моей тетрадке :
Вот... одно... не помню, отукда переписала.

ДЕВУШКЕ

Ты перед ним - что стебель гибкий,
Он пред тобой - что лютый зверь.
Не соблазняй его улыбкой,
Молчи, когда стучится в дверь.

А если он ворвется силой,
За дверью стань и стереги:
Успеешь - в горнице немилой
Сухие стены подожги.

А если близок час позорный,
Ты повернись лицом к углу,
Свяжи узлом платок свой черный
И в черный узел спрячь иглу.

И пусть игла твоя вонзится
В ладони грубые, когда
В его руках ты будешь биться,
Крича от боли и стыда...

И пусть в угаре страсти грубой
Он не запомнит, сгоряча,
Твои оттиснутые зубы
Глубоким шрамом вдоль плеча!

6 июня 1907

 

Хм))…..

«Я не люблю пустого словаря
Любовных слов и жалких выражений:
«Ты мой», «Твоя», «Люблю», «Навеки твой».
Я рабства не люблю. Свободным взором
Красивой женщине смотрю в глаза
И говорю: «Сегодня ночь. Но завтра –
Сияющий и новый день. Приди.
Бери меня, торжественная страсть.
А завтра я уйду – и запою».

………………………………………………..
………………………………………………. А дальше дело было так:


«Лежу и думаю: «Сегодня ночь
И завтра ночь. Я не уйду отсюда,
Пока не затравлю ее, как зверя,
И голосом, зовущим, как рога,
Не прегражу ей путь. И не скажу:
«Моя! Моя!» - И пусть она мне крикнет:
«Твоя! Твоя!»

(«В дюнах», 1907)

 

Эх хороший был поэт,да жаль рассудком помутился!!

 

Пусть светит месяц- ночь темна.
Пусть жизнь приносит людям счастье,-
В моей душе любви весна
Не сменит бурного ненастья.

Ночь распростерлась надо мной
И отвечает мертвым взглядом
На тусклый взор души больной,
Облитой острым, сладким ядом.

И тщетно, страсти затая,
В холодной мгле передрассветной
Среди толпы блуждаю я
С одной лишь думой заветной:

Пусть светит месяц- ночь темна.
Пусть жизнь приносит людям счастье,-
В моей душе любви весна
Не сменит бурного ненастья.

( Январь 1898. Санкт-Петербург)

В этом же году поэт познакомится со своей будущей женой Л.Д. Менделеевой.


Рассвет

Я встал и трижды поднял руки.
Ко мне по воздуху неслись
Зари торжественные звуки,
Багрянцем одевая высь.

Казалось, женщина вставала,
Молилась, отходя во храм,
И розовой рукой бросала
Зерно послушным голубям.

Они белели где-то выше,
Белея, вытянулись в нить
И скоро пасмурные крыши
Крылами стали золотить.

Над позолотой их заемной,
Высоко стоя на окне,
Я вдруг увидел шар огромный.
Плывущий в красной тишине.

(18 ноября 1903)

 

Да я не про биографию а про "Страшный мир Блока"!

 

GreenBean :Хм..Мне как раз задали сочинение на тему лики "Страшного мира"в 11 кл.Может подскажешь где найти хорошую информацию?Анализ Незнакомки для этой темы кстати тоже необходим!!А вобще мне нравится стихотворение Скифы-офигенная вещь на мой взгляд!!

 

СКИФЫ


Панмонголизм! Хоть имя дико,
Но мне ласкает слух оно.
Владимир Соловьев


Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы,
С раскосыми и жадными очами!

Для вас - века, для нас - единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!

Века, века ваш старый горн ковал
И заглушал грома' лавины,
И дикой сказкой был для вас провал
И Лиссабона, и Мессины!

Вы сотни лет глядели на Восток,
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!

Вот - срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит,
И день придет - не будет и следа
От ваших Пестумов, быть может!

О старый мир! Пока ты не погиб,
Пока томишься мукой сладкой,
Остановись, премудрый, как Эдип,
Пред Сфинксом с древнею загадкой!

Россия - Сфинкс! Ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя
И с ненавистью, и с любовью!..

Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжет, и губит!

Мы любим всё - и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно всё - и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений...

Мы помним всё - парижских улиц ад,
И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий аромат,
И Кельна дымные громады...

Мы любим плоть - и вкус ее, и цвет,
И душный, смертный плоти запах...
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?

Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы
И усмирять рабынь строптивых...

Придите к нам! От ужасов войны
Придите в мирные объятья!
Пока не поздно - старый меч в ножны,
Товарищи! Мы станем - братья!

А если нет - нам нечего терять,
И нам доступно вероломство!
Века, века - вас будет проклинать
Больное позднее потомство!

Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!

Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!

Но сами мы - отныне вам не щит,
Отныне в бой не вступим сами,
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
Своими узкими глазами.

Не сдвинемся, когда свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!..

В последний раз - опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!


30 января 1918

 

ПЕСНЬ АДА

День догорел на сфере той земли,
Где я искал путей и дней короче.
Там сумерки лиловые легли.

Меня там нет. Тропой подземной ночи
Схожу, скользя, уступом скользких скал.
Знакомый Ад глядит в пустые очи.

Я на земле был брошен в яркий бал,
И в диком танце масок и обличий
Забыл любовь и дружбу потерял.

Где спутник мой? - О, где ты, Беатриче? -
Иду один, утратив правый путь,
В кругах подземных, как велит обычай,

Средь ужасов и мраков потонуть.
Поток несет друзей и женщин трупы,
Кой-где мелькнет молящий взор, иль грудь;

Пощады вопль, иль возглас нежный - скупо
Сорвется с уст; здесь умерли слова;
Здесь стянута бессмысленно и тупо

Кольцом железной боли голова;
И я, который пел когда-то нежно, -
Отверженец, утративший права!
Все к пропасти стремятся безнадежной,
И я вослед. Но вот, в прорыве скал,
Над пеною потока белоснежной,

Передо мною бесконечный зал.
Сеть кактусов и роз благоуханье,
Обрывки мрака в глубине зеркал;

Далеких утр неясное мерцанье
Чуть золотит поверженный кумир;
И душное спирается дыханье.

Мне этот зал напомнил страшный мир,
Где я бродил слепой, как в дикой сказке,
И где застиг меня последний пир.

Там - брошены зияющие маски;
Там - старцем соблазненная жена,
И наглый свет застал их в мерзкой ласке...

Но заалелся переплет окна
Под утренним холодным поцелуем,
И странно розовеет тишина.

В сей час в стране блаженной мы ночуем,
Лишь здесь бессилен наш земной обман,
И я смотрю, предчувствием волнуем,

В глубь зеркала сквозь утренний туман.
Навстречу мне, из паутины мрака,
Выходит юноша. Затянут стан;

Увядшей розы цвет в петлице фрака
Бледнее уст на лике мертвеца;
На пальце - знак таинственного брака -

Сияет острый аметист кольца;
И я смотрю с волненьем непонятным
В черты его отцветшего лица
И вопрошаю голосом чуть внятным:
"Скажи, за что томиться должен ты
И по кругам скитаться невозвратным?"

Пришли в смятенье тонкие черты,
Сожженный рот глотает воздух жадно,
И голос говорит из пустоты:

"Узнай: я предан муке беспощадной
За то, что был на горестной земле
Под тяжким игом страсти безотрадной.

Едва наш город скроется во мгле, -
Томим волной безумного напева,
С печатью преступленья на челе,

Как падшая униженная дева,
Ищу забвенья в радостях вина...
И пробил час карающего гнева:

Из глубины невиданного сна
Всплеснулась, ослепила, засияла
Передо мной - чудесная жена!

В вечернем звоне хрупкого бокала,
В тумане хме'льном встретившись на миг
С единственной, кто ласки презирала,

Я ликованье первое постиг!
Я утопил в ее зеницах взоры!
Я испустил впервые страстный крик!

Так этот миг настал, нежданно скорый.
И мрак был глух. И долгий вечер мглист.
И странно встали в небе метеоры.

И был в крови вот этот аметист.
И пил я кровь из плеч благоуханных,
И был напиток душен и смолист...

Но не кляни повествований странных
О том, как длился непонятный сон...
Из бездн ночных и пропастей туманных

К нам доносился погребальный звон;
Язык огня взлетел, свистя, над нами,
Чтоб сжечь ненужность прерванных времен!

И - сомкнутых безмерными цепями -
Нас некий вихрь увлек в подземный мир!
Окованный навек глухими снами,

Дано ей чуять боль и помнить пир,
Когда, что ночь, к плечам ее атласным
Тоскующий склоняется вампир!

Но мой удел - могу ль не звать ужасным?
Едва холодный и больной рассвет
Исполнит Ад сияньем безучастным,

Из зала в зал иду свершать завет,
Гоним тоскою страсти безначальной, -
Так сострадай и помни, мой поэт:

Я обречен в далеком мраке спальной,
Где спит она и дышит горячо,
Склонясь над ней влюбленно и печально,

Вонзить свой перстень в белое плечо!"

 

ДЕМОН

Прижмись ко мне крепче и ближе,
Не жил я - блуждал средь чужих...
О, сон мой! Я новое вижу
В бреду поцелуев твоих!

В томленьи твоем исступленном
Тоска небывалой весны
Горит мне лучом отдаленным
И тянется песней зурны.

На дымно-лиловые горы
Принес я на луч и на звук
Усталые губы и взоры
И плети изломанных рук.

И в горном закатном пожаре,
В разливах синеющих крыл,
С тобою, с мечтой о Тамаре,
Я, горний, навеки без сил...

И снится - в далеком ауле,
У склона бессмертной горы,
Тоскливо к нам в небо плеснули
Ненужные складки чадры...

Там стелется в пляске и плачет,
Пыль вьется и стонет зурна...
Пусть скачет жених - не доскачет!
Чеченская пуля верна.

19 апреля 1910

 

Вспомнил я старую сказку,
Слушай, подруга, меня.
Сказочник добрый и старый
Тихо сидел у огня.

Дождик стучался в окошко,
Ветер в трубе завывал.
"Плохо теперь бесприютным!" -
Сказочник добрый сказал.

В дверь постучались легонько,
Сказочник дверь отворил,
Ветер ворвался холодный,
Дождик порог окатил...

Мальчик стоит на пороге
Жалкий, озябший, нагой,
Мокрый колчан за плечами,
Лук с тетивою тугой.

И, усадив на колени,
Греет бедняжку старик.
Тихо доверчивый мальчик
К старому сердцу приник.

"Что у тебя за игрушки?" -
"Их подарила мне мать". -
"Верно, ты стрелы из лука
Славно умеешь пускать?"
Звонко в ответ засмеялся
Мальчик и на' пол спрыгну'л.
"Вот как умею!" - сказал он
И тетиву натянул...

В самое сердце попал он,
Старое сердце в крови...
Как неожиданно ранят
Острые стрелы любви!

Старик, терпи
Тяжкий недуг,
И ты, мой друг,
Терпи и спи,
Спи, спи,
Не забудешь никогда
Старика,
Провспоминаешь ты года,
Провспоминаешь ты века,
И средь растущей темноты
Припомнишь ты
И то и се,
Всё, что было,
Что манило,
Что цвело,
Что прошло, -
Всё, всё.

Октябрь 1913

 

В ранних стихотворениях Блока были нередки такие слова :
"кто-то ходит ... кто-то плачет...", "Кто-то зовёт...Кто-то бежит..."
кто-то , а кто неизвестно.Будто приснилось во сне.Вместо определённых подлежащих - туманные.
А иногда и безличнее :

Прискакала дикой степью
На вспененном скакуне.
Прискакала , а кто , неизвестно.Подлежащего не было.Не то чтоб оно было спрятано , а его не было совсем.Поэт мыслил одними сказуемыми, которые и стояли в начале стиха.У него получалось такое :

Блеснуло в глазах.Метнулось в мечте.
Прильнуло к дрожащему сердцу.

А что блеснуло , метнулось , прильнуло , это оставалось несказанным.Такие бесподлежащные , бессубъектные строки отлично затуманивали речь.