Я бы чуть иначе сказала - невозможность остановить мгновение, время, и удержать......Вы не заметили момента в размышлениях Гумберта, что Лолита "стареет" (называется, кто бы говорил)))) А он вспоминал первую свою возлюбленную, которая умерла в юном возрасте. Вообще мотивчик времени кажется ключевым у Набокова. Очень красивая тема. Как то раньше не попалась. И, то ли под впечатлением прочитанного здесь, когда первой всплывает "подсказанная" ассоциация, то ли действительно это так......Для меня в принципе Набоков и его проза - вершина, но любимой является его Ада. Книга с удивительным ароматом, из тех, что можно бесконечно читать, а на поверхности - как и в Лолите - такой душок грешка, любовь к двоюродной сестре, которая оказалась родной, и оказалась непреодолимой.
В 1840-м году 27-летний Николай Платонович Огарев пишет ставшую знаменитой Serenade. Песнь моя летит с мольбою Тихо в час ночной. В рощу легкою стопою Ты приди, друг мой. При луне шумят уныло Листья в поздний час, И никто, о друг мой милый, Не услышит нас. Слышишь, в роще зазвучали Песни соловья, Звуки их полны печали, Молят за меня. В них понятно все томленье, Вся тоска любви, И наводят умиленье На душу они. Дай же доступ их призванью Ты душе своей И на тайное свиданье Ты приди скорей! Это перевод стихотворения немецкого поэта Л. Рельштаба (1779—1860) «Leise flehen meine Lieder durch die Nacht zu dir», положенного на музыку Францем Шубертом. Сам Огарев считал своё произведение связанным в гораздо большей мере с музыкальной интерпретацией, чем с поэтическим оригиналом. Вся поэзия Н. Огарева музыкальна и мелодична. Ведь он был страстным музыкантом и всегда томился желанием выразить наполнявший его душу поток звуков. Как дорожу я прекрасным мгновеньем! Музыкой вдруг наполняется слух, Звуки несутся с каким-то стремленьем, Звуки откуда-то льются вокруг. Сердце за ними стремится тревожно, Хочет за ними куда-то лететь, В эти минуты растаять бы можно, В эти минуты легко умереть. Интересно то, что свой поэтический сборник, содержащий не только любовную лирику, автор озаглавил «Книга любви». Стихи Огарева проникнуты чувством глубокого всепрощения, резиньяции, как говорили в 40-х годах выражением столь любимого тогда Шиллера. Это кажется удивительным, ведь Николай Огарев – известный общественный деятель, публицист, борец за «русскую свободу». Как это уживалось в одном человеке? В своем отношении к женщине он был образцом великодушия. Так, в прощальном стихотворении к жене (К ***), он говорит разбившей его жизнь: “О, я не враг тебе... дай руку!» и спешит уверить её, «что не смутят укором совесть тебе отнюдь мои уста»; он признательно помнит только светлое прошлое: «благодарю за те мгновенья, когда я верил и любил». Зная даже в общих чертах биографию Н.П. Огарева, понимаешь, что сердечность, задушевность лирики поэта, свойственные ей непосредственность и открытость выражения определяются, конечно, и личными качествами этого незаурядного человека. А редкой красоты произведение австрийского композитора привлекало впоследствии многих литераторов. Так русский поэт Алексей Апухтин написал в 1857 г. стихотворение, которое назвал «Серенада Шуберта». Ночь уносит голос страстный, Близок день труда... О, не медли, друг прекрасный, О, приди сюда! Здесь свежо росы дыханье, Звучен плеск ручья, Здесь так полны обаянья Песни соловья! И так внятны в этом пеньи, В этот час любви, Все рыданья, все мученья, Все мольбы мои!
Почему-то не возникает сомнений, не в том, что эротика, а что это классика. * * * Кафе "Прокоп" и глубокой ночью принимало посетителей. Так и сейчас в нем теплилось несколько свечек. Кто-то, какой-нибудь будущий Гюго или Джойс, быстро строчил в экстазе ночного сочинительства, какие-то двое в углу ели горячий суп и рассуждали о Ньютоне - да верна, конечно, его теория, если звезды не падают с небес! - третий, загнанный сюда бессонницей и чертиками алкоголизма, спал теперь, положив голову на стол. Дамам высшего общества, разумеется, не рекомендовалось в этот час заходить сюда без сопровождающих господ, однако при желании откушать кофе они могли заказать напиток прямо в карету. Все ангелы - очевидно, сестры, но не каждая пара сестер - ангелы. Те сестры, о коих мы сейчас вспоминаем, то крылышками трепетали, а то и стучали чертенячьими копытцами. В этот момент, угощаясь в своей карете италийским кофием, они были близки к идеалу, хоть и были не кем иными, как курфюрстиночками Цвейг- Анштальтскими, Клаудией и Фиоклой. "Ах, сестрица, какое счастье для нас, провинциальных девушек, ночью в Париже кушать кофе из "Прокопа"! Ведь это же сущее предтечие роматисизма!" "Ах, сестрица, если бы еще Провидение послало нам встречу с нашими кавалерами, хоть бы с Мишелем де Террано, ах, хоть бы с Николя де Буало, а лучше бы с обоими, так вот предтечие и обернулось бы пришествием этого, по коему грустим, роматисисисисизма!" Милостивое Провидение тут же их услышало и занесло туда пусть ободранного, кровоточащего, всего пропитанного фонтанной слизью, но настоящего де Террано, Мишу. Приоткрыв дверь кареты, он вежливо осведомился, не знают ли почтенные каретовладельцы, где находятся конюшни Сюльпи, в которых сейчас отдыхает его друг, вороной жеребец Пуркуа-Па, или по-лапландски Тпру. Последовало несколько восклицаний, имя Божие по крайней мере трижды было упомянуто всуе, и Миша рухнул на диванчик. Боже (еще раз), какая благость! В крошечной бонбоньерке было тепло. Миша почти что облискурировался: в тумане виделись ему какие-то пуговицы, кои, быв пальцем ткнуты, гнали на него струйки горячего сухого пара, в коем начинала с пронзительным запахом обескураживаться слизь. На самом деле тепло шло от каретной печурки с угольками. Ах, Мишель, бормотали курфюрстиночки, quel desordre dans votre toilette, наш милый шевалье, у вас гульфик отстегнулся! И все две дюжины нежных пальчиков (!) начинали ободрять Мишин измученный организмус. А вы-то как же, ваши сиятельства, Клавочка, Фёклочка, как же вы-то здесь оказались с такой болезненной скоростью? Может, я просто грежу, может, в агонии? А ежели нет, то повествуйте, силь ву пле! Ах, Мишель, ведь мы же приехали вас искать, значит, летели на крыльях мечты! Ну а в реальности это граф Сен-Жермен, друг папочкина друга графа де Рязань, примчал нас сюда своим колдовством. "Так, значит, вы не телесные?" - интересовался Мишель и пальцами начинал проникать в корсеты и под кружева, испытывать девушек на телесность. Забылись все трое в объятиях Морфея. * * * Только под утро в карету влез весь испорхавшийся до чрезвычайной бледности Николя. Он живо притулился к трем спящим телам и тут же захрапел. Вслед за ним в сию малую емкость взошел уже спящий глава всей экспедиции, генерал Афсиомский, граф де Рязань. На груди его блестел подаренный философом орден сиамского короля. Василий Аксенов. Вольтерьянцы и вольтерьянки.
mrs.Flax, Года два назад делала попытки прочитать этот роман (все -таки лауреат "русского букера"). Не смогла, не "зацепило". Позже видела много отрицательных рецензий, на душе стало легче. )) В частности, Валерий Бондаренко дал оценку, с которой я согласна. Некоторые критики называют роман заметным вкладом в постмодернистскую литературу. Так что ... удачи и читательского интереса этому произведению.)
День, Люблю отрицательные рецензии)))) Жаль, что ты ссылку не дала на Бондаренко, пошла я искать, но меня наверное потому и зацепило, что постмодернизм люблю. А по большому счету и Мастер и Маргарита - постмодерн, игра))) Потому (об отрицательных рецензиях) из критиков люблю Льва Данилкина и Дуню Смирнову))) И история из жизни - недавно пару дней не расставалась с книгой Гандлевского НРЗБ, а потом встретила рецензию любимого автора, получила двойное удовольствие, привожу здесь, оффтопом, хотя про эротику там тоже есть))) Сергей Гандлевский НРЗБ (неразборчиво)))))) Сергей Гандлевский, стихослагатель и эссеплёт, нелюдимый человек с трепанированным черепом, швырнул в толпу второй свой роман, восхитительный фикшн с поэтами, дуэлью и гулящими женщинами. Это совершенно лермонтовская, блистательная, будто алмазной крошкой обсыпанная проза; что ни абзац - то "Тамань", а роман, соответственно, - ощетинившаяся метафорами таманьская дивизия. Столик для стилистов высшего эшелона, где обычно вельможно шушукались М.Шишкин, Т.Толстая и - в оппозиции - В.Личутин, теперь надо будет заказывать на четверых: Гандлевский там будет inter pares. "Неразборчиво" наверняка на долгие годы станет эталоном интеллигентского филологического романа. Уже и по четырехчастной композиции видно, что текст сочинялся поэтом; роман сделан как четверостишие с перекрестной рифмовкой "аbаb". Единство и теснота стихового ряда, интертекстуальные аллюзии, красивые рифмы - материала хватит не на одну диссертацию. А жанр С.Гандлевский выбрал элегический. Получилось у него стихотворение о любви, облитое горечью и злостью. Сюжет первой и третьей строк-частей романа есть ювенильное горе начинающего поэта-семидесятника Льва Криворотова, страдающего от несчастной любви и собственной негениальности. Четные - вторая и четвертая - части рисуют нам жизнь и деятельность Льва Васильевича тридцать лет спустя, в наше время. Обрюзгший литератор не добился ни любимой девушки, ни настоящего признания. По-карамазовски паясничая, ерничая и самоуничижаясь, он докладывает нам о тех гнусностях, в какие превратилась его жизнь. То и дело возникает мотив потерянного портфеля; Криворотов - и есть литературный министр без портфеля. "" - упаднический, пораженческий роман. На самом деле главный поэт в романе - вовсе не Лев Криворотов, а другой, Чиграшов, у которого Лева сначала ходит в учениках, а после его смерти на нем паразитирует. Основное событие романа - превращение Левы Криворотова из главного героя во второстепенного, вспомогательного. Его, криворотовская, жизнь - всего лишь какой-то неясный, с утерянным смыслом, фрагмент в биографии настоящего Поэта - Чиграшова. Он - "неразборчиво" в одном из стихотворений гения. Какая потрясающая скромность! Собственному клону Гандлевский отдает самое жалкое амплуа - смерд Поэта (со странным сюжетным развитием - эпизодом "смерд в Венеции"). Зачем страшно талантливый Гандлевский так измельчает себя самого? Зачем городит огород, лезет в бутылку и наводит тень на плетень? Неужели просто безбожно напрашивается на комплимент? Ну что вы, не видите, какими великолепными коврами ложится ваша проза, как блестит она на солнце? Какой еще вам нужен сертификат соответствия? В сладостном для филологического уха брюзжании Гандлевского, узника семидесятнического Азкабана, слышатся не только стариковские жалобы на сегодняшнюю непоэтическую эпоху, но и ворочанье на букеровском топчанчике талантливого человека, которому некуда растратить бродящую в нем страсть. Талант для писателя - это не только виртуозное владение словом, но и способность к жесту, поступку, готовность быть смешным; жить страстно. Великолепный стиль, лишенный страсти, - не более чем прекрасная окаменелость, которую надобно публиковать не в коммерческом издательстве и выставлять на одном прилавке рядом с Прохановым, Толстой и Сорокиным, а сразу, в рукописи, везти на сохранение в Пушкинский дом, литературоведам. Гандлевский продырявил себе еще одну дырку в черепе не потому, что в самом деле считает себя бесталанным, но чтобы скрыть другой свой порок - отсутствие страсти, неспособность к поступкам, к бою на Рио-Коко. Этот порок присущ многим нашим даровитым поэтам, доживающим свой век в "О.Г.И." на Чистых прудах, увенчанных "Сибирскими коронами". Возьмите себя в руки, Сергей Гандлевский. Если вы сами повесили на себя пыльный замок "неразборчиво", то это еще не значит, что вы так и останетесь безнадежно утраченным фрагментом нашей эпохи. Разбираться будем не здесь. У нас есть шифровальщики, графологи и еще кое-кто - филологи достаточно настырные, чтобы суметь прочесть не только напечатанные строки, но и самые сокровенные черновики. Если надо, мы пошлем их в архивы, в Пушкинский дом, в ордынский подвал - куда угодно. Мы взломаем вашу аббревиатуру и разберем, что значат все эти ваши нацарапанные алмазным пером каракули; what kind of a man you are? Даст бог, за этим иероглифом в самом деле будет сокрыто что-то важное. Но, сдается мне, под "" вы маскируете пустоту. Отсутствие не таланта, но страсти. Имейте в виду, когда будете сочинять следующий роман. В свою очередь не могу не попытаться заинтересовать еще раз -
Бондаренко Русская Литература в Интернете - Рулинет Привожу Бондаренко. Не убедил))) С тех пор, как я перестала сдавать экзамены, литература для меня стала четко прикладной - доставляет удовольствие или не доставляет. Бондаренко говорит о несоответствии образа Екатерины ? Даже исторический портрет необъективен))) А что требовать от художественного свиста, то есть литературы ? Правдив ли Николай 1 у Окуджавы, приезжал ли к дядюшке в деревню Бонапарт и присутствовал ли Мятлев на дуэли Лермонтова ?))))))))) А здесь поправьте меня.......но мне о литературе русской хочется не на олбанском. Единственно в чем совпало - в нелюбви к Шилову)))))
О том, кто тут поклонники постмодернизма, нетрудно догадаться, даже если бы не было признаний в этом. )) Конечно, вряд ли мы станем читать то, что не доставляет удовольствия (я о добровольном чтении). Хотя ... честные попытки понять и осмыслить, прежде чем отвергнуть для себя (или отложить до лучших времен), все-таки постоянно предпринимаются. Но бывает, читаешь-читаешь, читаешь-читаешь, а удовольствие все не приходит и не приходит ... Вот и делаешь выводы. )) Что касается Бондаренко, то, возможно, он своей манерой изложения хотел подчеркнуть свое отношение к «Вольтерьянцам ..», но не исключено, что по-другому, увы, изъясняться не умеет. Я привела его как пример, а в оценке согласна с общим впечатлением от романа, со своим тогдашним впечатлением ... Я вот что подумала, смотри, ты называешь литературу «художественным свистом», однако оскорбилась за нее, что о ней - и на олбанском. В последнем вполне согласна с тобой. А как там у нас тема называется, «любовная классика», кажется? ))
Имя английского поэта-романтика Барри Корнуэлла (1787-1874 г.г.) сейчас известно немногим, а между тем его творчество сыграло особую, мистическую роль в поэзии А.С. Пушкина. Корнуолла называют последним предсмертным собеседником Пушкина, ведь отправляясь на Черную речку 27 января 1837 года, он пишет записку А. О. Ишимовой: «Крайне жалею, что мне невозможно будет сегодня явиться на Ваше приглашение. Покамест честь имею препроводить к Вам Ваrry Cornwall. Вы найдете в конце книги пьесы, отмеченные карандашом, переведите их как умеете — уверяю Вас, что переведете как нельзя лучше». Речь идет о “Драматических сценах” Корнуолла, имевших неслыханную популярность в Англии. Они неоднократно издавались, по ним ставили пьесы в театрах, а самого поэта на родине называли “гением, который может выдержать сравнение с Шекспиром”. Об этом было известно Пушкину по английским журналам от Н.И. Кривцова, который “не перестает развращать” его, «присылая ему безбожные стихи из благочестивой Англии”. В 1830 гду Пушкин ненадолго отправляется в Болдино, но эта короткая поездка затянулась на целую осень, знаменитую болдинскую осень. С ним было очень немного книг, и среди них сборник четырех английских поэтов «The Portical Works of Milman, Bowles. Wilson, and Barry Cornwall. Paris, 1829». Творческий всплеск болдинской осени исследователи объясняют, в том числе, сильным влиянием на Пушкина творчества Барри Корнуолла. В Болдине Пушкин приобрел нового надежного друга, собеседника, настроенного на его волну, всегда готового прийти на помощь. После Болдина Пушкин не расстается с Корнуоллом, в самые тяжелые минуты жизни привычно тянется к знакомому тому. Вольными творческими переложениями стихотворений Корнуолла являются или содержат текстуальные совпадения и реминисценции написанные в Болдине «Я здесь Инезилья...» («Inesilla! I am here...»), «Заклинание» ( «An Invocation»), «Из Barry Cornwall» («Пью за здравие Мери...») и многие другие. Я здесь, Инезилья, Я здесь под окном. Объята Севилья И мраком и сном. Исполнен отвагой, Окутан плащом, С гитарой и шпагой Я здесь под окном. Ты спишь ли? Гитарой Тебя разбужу. Проснется ли старый, Мечом уложу. Шелковые петли К окошку привесь... Что медлишь?.. Уж нет ли Соперника здесь?.. Я здесь, Инезилья, Я здесь под окном. Объята Севилья И мраком и сном. Интересна судьба этого стихотворения. Написанное в 1830 году, оно, как самостоятельное произведение, при жизни поэта ни разу (!) не публиковалось . Через 11 лет были изданы романсы Михаила Ивановича Глинки, среди которых романс «Я здесь, Инезилья» на слова А.С. Пушкина. В посмертном трехтомном собрании его сочинений, наряду с некоторыми другими, это стихотворение пропущено. И только в 1909 году читающая публика увидела текст пушкинского автографа.
Поддерживая новаторство в теме. Меня всё чаще одалевают сомнения, что творчество этого автора станет классикой, но лишь потому, что всё меньше людей, желающих её. Как говорил сам автор: "Я не верю рахитичным специалистам, желчным дегустаторам, жрецам-евнухам литературы и лысеющим гиенам литературоведения. Я уповаю на безвестных, кротких, вдохновенных любителей вольного русского Слова, которое они незримо, неудержимо понесут в вечность." Тимур Зульфикаров. Необычный и самобытный мастер. И цитата для темы. *** “И была тишина над сном царя и даже орел-ягнятник бородач над царем не летал не бродил в небесах а сон царя оберегал сидя у спящих ног царя и смирив необузданные необъятные когти кривые извилистые погромные своя... Но! Но в ярых румских рубиновых лакомых пуховых несметных спелых персиковых одеялах волнах лежали томились вились жадно дыша две жены близ царя. И одна была Азада. И она была телом медная. А вторая была Дилором. И она была телом золотая. И они были родные сестры. А их отец был ярый древний лучник палач воин Науфаль-Халиль-Султан-Зульфикар. И он любил войны!, ибо в войнах многих жен добывал окроплял седлал. И он говорил: «От войн сладкие медовые густые дщери и сыны родятся, ибо испуганное невольное семя бежит как загнанный обреченный зверь и оттого сладит и восходит сильней. Царь, от войн имперья-зверь сильней!.. Царь, там жизнь бьет, как родник, где рядом смерть-ледник...» И дарил царю для неизведанных утех-охот крутых разноязычных разнотелых дочерей!.. И Азада имела много имен и царь звал ее Азада-Стрела, потому что была быстра и певуча и стройна и люта и страшна как монгольская тайная заспинная засадная хищная бессонная стрела... И царь ее звал Азада-Рысь, потому что рысьи степные шалые беглые волчьих изумрудов глаза были у нее а ноги спелые сахарные ненасытные буйные бурные безумные вкрадчивые медновласые неслышно ступали у нее... И царь звал ее Азада-Гюрза, Азада-Агама, Азада-Оса, потому что была гибка извилиста безумна в ночных и дневных соитьях как гималайская агама-змея, как хлесткая молниевидная переспелая скорпионова змея-гюрза... И она была тягуча текуча как прутья ивы у ручья И она была неверна как вешний новорожденный кудрявый мутный бегущий с гор ручей, что капризно своенравно меняет русла и лона свои. И она меняла ложа и постели и одеяла древних царей-владык, но тут на ложе Бахрам-Гура на младых одеялах и яростных звериных гонных бессонных постелях его остановилось и застряло осиное змеиное ивовое рысье тело ее и стреловидная жизнь ее полегла в одеялах царя. И она была текла билась вилась скользила виляла витала металась в соитьях с царем как капризный неверный ручей и царь не мог насытиться ей и укротить ее и забыть ее. И возил ее в одеялах в кочевых сладких постелях своих. И она как змея жалила как оса кусала жгла как рысь грызла тело царя и он был весь как медведь иль человек застрявший в разъяренном распаленном разворошенном пчельнике но не мог бежать и забыть меды ее. Ибо в постелях в волнах одеял с ним была летящая щекочущая стрела, и грызущая рысь, и жалящая змея, и обжигающая оса и неверный хладный ручей нес в измятых неистовых избитых одеялах его воды бешеныя своя. И Азада-Агама свистела, как суслик-тарбаган, как стрела, и визжала как рысь и мучила мяла лизала ломала душила давила доила царя, как в давильнях давят виноград, и вино соитья вязко шло и царя насмерть всласть дурманило туманило брало... О!.. И с Азадой царь воспоминал, как был агамой, как был гюрзой, как был рысью, как был осой... И царь любил ее как змея любит яд! да! Айя! Яйя!.. яй!.. И Бахрам-Гур Сасанид Шахиншах Царь Династии Сасанидов любил и алкал Азаду-Ад и не мог оставить ее... А вторая жена в ночных одеялах постелях забвенных блаженных была Дилором-Чанги. И царь звал ее Дилором-Лань! Дилором-Газель! ибо у нее были слезные полноводные очи лани что плещутся переливаются чрез тесные веки, но никак не расплещутся а сохраняются печально печально печально и у нее были печальные очи лани которую извечно стрела нагоняет нагоняет нагоняет настигает... Вот она!.. И у нее были дымчатые лазурные очи древлих согдианок иль моавитянок. И царь звал ее Дилором-Камыш! Дилором-Бамбук! ибо была бела и чиста и пряма как младой певучий сквозной шелковый девственный бамбук иль камыш в устьях Герируда иль Джайхуна И она была тихая медленная густоногая солнцеволосая согдианка с лазоревыми сонными извечно дремными загробными запредельными очами кладезями (куда глядят? кого хотят? кому, бездонные, сияют? обещают?). И у нее была головка как у змеи малая точеная маковая бредовая а каждая грудь сахарная тучная снежная с малиновой персиковой косточкой-зерном-соском была боле головы ее и царь брал нежно млечно её грудиеев руки в грубые охотничьи ладони в персты неистовые длинные жадные мускулистые медвежьи каменные свои и не хватало ему перстов и рук и его руки и ладони и персты тяжко гибло уставали дрожали от этих избыточных целомудренных живых девьих нетронутых урожаев... И не мог он обнять объять охватить груди плоды дыни тыквы хивинские неохватные сии... Йии… иии... Айя!..”
День, Тимур Зульфикаров. "Охота царя Бахрам-Гура Сасанида. Написано на русском языке, как и большинство произведений автора.
Бунина люблю. а ещё восточные сказки некоторые, в оригинальном издании (была у меня такая книжка) оказываются весьма изобилующими эротическими подробностями)
Что-то меня тоже сомнения одолевают. Если так писать, то Песнь Песней уже написана. Если, как мантру для транса, то можно попробовать.
День, Ваше упрямство порой уморительно. Я не утверждал, что Зульфикаров на данный момент может считаться классиком русской литературы, но учитывая его признание ценителями русской литературы- кто знает, что будет завтра...Хранителей русского языка всё меньше. Да и Ваше признание его классиком или не классиком не умаляет его таланта, что куда более важно. У Вас же цитаты скоро кончаться, что ж Вы так испереживались за "чистоту рядов"?
Да? Кончатся? Крепко задумалась. В конце концов - у вас останутся. ) А русский язык нужно хранить, с этим абсолютно согласна. )
День, Мадам, прошу простить, у меня Shift не сработал, я хотел написать "кончатЬся"- попытка придания некой вербальнИсЬти...
Да, о языке я подумала в последнюю очередь. Больше о смысле и о форме. А язык все равно претерпевает трансформации. И сохранение его - не есть вид консервации, и преимущества хорошего литературного языка - не в витиеватости и отсутствии знаков препинания. Этот образец - всяко не русский по сути))) Читается как перевод.
mrs.Flax, А вобще, (но только между нами, хорошо?) я давно заметил, что именно женщины как-то сразу встают в осторожную оппозицию к его творчеству, особенно европейские женщины. Видимо дух восточного отношения мужчины магическим образом передаётся, даже при изначальном звучании на русском и отсутствии запятых Столь харизматичный автор, что ДАЖЕ Википедия содержит ссылку А если серьёзно- очень интересный человек и автор. Или может быть просто мои воспоминания юности...
vava, С каких пор Вы Википедию в качестве эксперта предлагаете ? А насчет европейских женщин.....Был как-то тест......Некоторые дамы отметили в качестве чуда света Тадж-Махал, на вопрос, равны ли по жизни мужчина и женщина, ответили, что равны и даже очень, и были признаны европейками. Я по простоте своей чудом света выбрала Китайскую стену, и признала априори неравенство женщины и мужчины, и была отправлена в Индию. Я не о нелогичности результата сейчас))))) А о том, что нинада меня тоже к европейским женщинам.......)))))))
mrs.Flax, Мы можем поговорить о творчестве Зульфикарова, убеждён, что он заслуживает внимания именно как русский писатель, но тема не та. И всё же...Европейская- азиатская, но свою женственную природу надеюсь Вы не станете отрицать? А это, убеждён, очень и очень многое значит в восприятии любого произведения искусства
vava, Я не очень люблю говорить о творчестве))) Но коснуться какой-то то темы и обнаружить. что она близка или почти близка говорящим - почему нет. Этот текст меня вводит в транс, о чем я и сказала. и по ассоциации вспомнила одно стихотворение, воспринимаемое именно таким образом, да что говорить, оно даже и называется Согдиана. А нет, соврала, Согдиану люблю. но имела в виду другое. Елена Бондаренко Когда, в каком далеком далеке всё это было с нами? Почерк миндальных соцветий, сочащихся миррой В иносказаниях мелких, чуть выпуклых венок, Много веков неразлучных со смуглым запястьем Так узнаваем! Слетевшись на птичьи поминки, Тупо врастают безлицые хищные сфинксы В гущу потемок, в пульсары внутри капилляров - Хрупких, что кажется: тронь их и тотчас порвутся. Слышишь меня, толкователь подкожных эпистол? Если прочтешь, забирай и коня, и полцарства. Стражникам снов на двоих в светлячковых забралах Ведомы притчи цикад в облаках Ишимоку. Спит похититель теней, уронив на колени Голову. Мир волатилен. Усни, моя радость. Полугеройполубомжполупанполудервиш, Так не похожий на юного Тутанхамона Смотрит в стакан котировок и всё ему мало. Я ничего не прошу, так ступай себе с Богом. Птицы покинули гнезда. Торопится замуж Дочь Эхнатона за старца с повадками фавна, За вислобрюхого Эйя – убийцу супруга. Лучше бы шла за простого погонщика мулов Или к Анубису – богу с башкой добермана. Анхестамена, сестренка, скудна твоя участь Мощи беды цвета хаки принять на закорки. Дух Эль-Амарны живет в абрикосовых дюнах, Гребни которых подобны волнам Элиота. Горы во сне подрастают, как дети. Истаяв, Гаснут японские свечи. Легли под глазами Дожи* дождей. Мы умрем, как всегда, понарошку, Ближе к рассвету, меняя на линии трендов Линии жизни. Томится в песчаной могиле Принц с перерезанным горлом*. Хозяин пустыни Сет отпустил скарабея, как джина из лампы Тот, кто однажды, себя возомнив Алладином, Станет моею печалью на долгие годы, До остановки дыханья. Фантомы фламинго Шумно взлетают с ветшающих стен усыпальниц. Сказки кончаются, даже подобные этой, Даже такие, которые вовсе не сказки. Душный, томимый бессонницей прах фараонов Вьется песчаной поземкой, щекочет ресницы. Пыльные смерчи… харами в цепи поглощений Плакальщиц, в чьих саркофагах, подобных скафандрам: Мумии Нового царства, растущие горы, Запахи спермы и «Примы», космический мусор, Складки на утренне – розовых попках младенцев, Плач Ярославны, поэзия фондовых рынков, Только тебе одному посвященные песни, Песни о том, что еще обязательно будет – Всё, только где-то, не с нами. Усни, моя радость. Ну и собственно Согдиана ( фрагмент ) Когда, в каком далеком далеке Все это было с нами?... ........................................ Согдийская распутница — весна... Сирень на подоконнике и ноты... Мелодия ... песнь песней Нино Рота К «Ромео и Джульетте» из окна Рвалась, цепляясь шлейфом за карниз, За пыльный фриз облезлого фронтона. Ты наблюдал с соседнего балкона За мной, Джеймс Бонд, а я смотрела вниз Где ты был, когда меня не было? Где меня никогда не было... не было... не... Где я была? Безнадежно-счастливое утро... раскрытые ноты... Нино Рота... Библиотека. Пыльные черты Трактатов Авиценны — Ибн-Сины. Из сада тянет мокрой древесиной... «Вас можно проводить?» — «Давай на «Ты» Помнишь? Пестрело небо росчерками птиц С утра, а ночью падали в барханы Метеориты. Плыли караваны Теней... безмолвных призраков, без лиц. Оазисы встречали падших ниц К стопам почившей в Бозе Согдианы. Порой Норд-Ост, любитель пофорсить, Бросал на город гроздья светлых бусин, И мы, от налетевшей с неба грусти Спасаясь бегством, прыгали в такси. Потом — всю ночь читали Фирдоуси Взахлеб и непременно — на фарси На выщербленных скулах минарета — Остатки облицовки... пряных слов... Газели неизвестного поэта. Через дорогу — рынок: жирный плов, На дыни цвета солнечного света — Высокий спрос. Харчевня — за углом, И голуби из ветхого завета Слетелись поживиться у котлов. Срастаясь с небом, выдохнувшим дым Из облаков, идешь, покуда веришь. Храни тебя, Господь, мой бедный дервиш, Мой странствующий дервиш, пилигримм. Помедлив, Солнце, светлый падишах, Смежает абрикосовые веки. Ты с каждым шагом ближе к небу... к Мекке... А я — к земле. Спаси меня, Аллах! О, как я устала... широкие спины Товарных вагонов... чудовищно... странно... Стану, как все, обожженною глиной. Я — Согдиана... сама Согдиана. Мне — сорок лет. Ты более, чем жизнь Ты — более, чем... выше — не подняться. Мечты воспроизводят... миражи. А завтра — мне исполнится тринадцать. Согдийский зной рождает миражи... ... ... врозь?... ... ... ... ... Кувалдой — по темечку. ... ... брось, Кинь в меня семечку. Я взойду. Прорасту. Вырасту... Ну, посмотри же, Я тянусь... удлиняюсь, вытягиваюсь, как... жевательная резинка. Я — насквозь трансцендентна. Чуешь? Да нет, не пьяная... не пьяна я... Тебе — показалось. Терпи — до завтра. Завтра я умру Скорей, чем солнце врежется в барханы. Тринадцать лет — за утреннюю грусть, За мимолетный призрак Согдианы. Не бейте меня, боги, я сдаюсь. В неторопливом небе над Самаркандом — ... ... ..тысяча и одна... ... ... ... . Призраки бродят в тени минаретов... Неосязаемы... неощутимы... Пилигримы... ... ... Века — В глиняных черепках, Отголосках песчаных бурь... Плазменный шар на верблюжьем горбу... Я — тысяча и, может быть, одна, Одна из тысяч... тень от минарета... И я — в тени, и не достать до дна, До горечи, помноженной на «где-то». ...Имя твое — шербет. Звуки ласкают нёбо, Патокой растекаясь по деснам, Невыносимо ... медленно... сладостно... Обморочно... плавятся... тают... ускользая, Где-то под языком... Оставляя яд послевкусия... Сегодня мне — сорок лет. Русла — песком Пересыпаны. Солнце ушло... До завтра, а завтра мне будет тринадцать. Будет ли? Я — Согдиана... Слышишь меня? Давай подождем до завтра. А сегодня... Лунная лампа натерта до блеска. Джины уснули. На выцветших фресках — Шафранные сны, совместимые с былью, В утреннем небе, пропахшем ванилью, Ангелы чинят побитые крылья. Все уже... было?... Фархад — в запое. Бедная Ширин! Загаженная мухами картинка Из прошлой жизни... гаснет керосинка. Над кем же ты смеешься, Алладин? В зеленой лампе... тысяча чертей! До одури... ах, чтоб тебя, плутовка! Все лампы — лгут. У джиннов — забастовка. Безносое чудовище в фате — За дверью. Не открою. Не отдам. Сплету венки из розовых настурций. Как жаль... ни обмануть — ни обмануться, Ни затянуть на горле провода. Ветер... Выгоревшее небо над Самаркандом Плюется копотью... Скоро все кончится... Скоро... все... Пыльные бури... шафранные ветры... Сотрут мою грусть со стены минарета. Давай с тобой поженимся, родим Детишек, заживем, как все. Тринадцать... Молчишь... прости... не стоит волноваться Я — прах на манускриптах Саади. Ты будешь ... меня на кислых овечьих шкурах, До тех пор, пока не утихнет ветер Пока не иссякнут арыки Пока звезды... Не превратятся в медуз, выброшенных на сушу... Хуже ли,... лучше... Не все ли теперь... ...не все ли... Дряблое тело неба над Самаркандом... Купает пыльные звезды в сухих колодцах ... ... ... ... .не надо... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... .Обойдется... На ветхом снимке — новенький трамвай. Остывший чай на тумбочке и ношпа. Я буду спать, когда ты не проснешься, Когда ты не... я буду... засыпай. Когда ты... не... я — буду. Слышишь? — Буду! Лежать, прижав фарфорового Будду К чахоточной груди, когда ты не... Ушел трамвай. Да шут с ним, не последний. Хромой кондуктор, чокнутый посредник, Он всё, каналья, знает обо мне. Сто пудов на груди... сто веков... Понимаешь ли это? КараузЕк*... моя черная... Лета... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... лепта... Шафранные дюны, согдийские горы... Скоро Я умру, на этих вонючих шкурах... Хочется пить. Пересохли колодцы. Все обойдется? Цитадель, изнасилованная временем — ... любовь?... Держите меня, люди. Глубоко В зиндане... темень. Мне сегодня — сорок. Я покидаю хлопковые горы Никем не одолимых облаков Затем ли, чтобы ты меня любил В языческом гробу, пропахшем псиной, Дерьмом, сопревшим войлоком, бензином, Бессмысленным: «To be or to not be» Увенчанным нытьем полубогов О некогда цветущем Гулистане? Выходим из... метро, на Теплом Стане. Освободите, граждане, вагон. Аутодафе Что же ты, чертов сказочник, блин, наделал?! Смотри же, она уходит, уходит в небо... ... будь моим адом, ядом, чем хочешь — ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... .рядом. Лондон... Москва... истаявший столбик пепла, Пепла последней спички... ... караваны... многоточиями в песках. Спотыкаюсь. Барханы — пролежнями в строфе. Отнеси меня нынче в Тауэр на руках. Крестный ход... крестовый поход... аутодафе. Шепотом... на санскрите ли? На фарси? Шепчешь... баючишь... бредишь... попутал черт. Бедная дева... девочка... не просил, Я ж не просил тебя, слышишь? — Наперечет Мертвых твоих любовников... горячо... Дышишь... невыносимо... невыноси... Ладно... погорячился... ластён... прости... До хруста — в костях, до судорог — всё равно. Мертвецы собирают вече у проходной. Луна — восхитительнейшая из меланом, Ощетинилась метастазами. Странник Ной, Покинув ковчег, ушел ночевать домой. Море молчит, забывшись коротким сном. Клизма — вместо коммунизма... холодный чай, Горьким небом окольцованная... окольцо... Привыкшая ничего не помнить... не замечать, Всматриваешься в такое близкое по ночам, Крутогрудыми чайками исклеванное, лицо. Сойдется — сочтется — вычтется... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... клином — клин Вышибая, орать: верните ее, скоты! Тихоня моя... отличница... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... языки Огня оплетают, душат тебя, а ты... Белорыбица... стой, язычница! ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... вопреки — Зацелую, верну, убью, разведу мосты, Воскрешу, отвоюю, выкраду, отведу. Хочешь, сниму с орбиты вон, ту звезду? ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... . Лучше the Market place*, чем в твоем аду... заживо... разваливаясь на куски... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... . Прибить, закатать в асфальт, посадить на кол... Дрянь! Потаскуха!... родная... иди сюда, Будет тебе «Согдиана» и «Ватерлоо». Мертвые рыбаки закинули невода. Призраки черных нимбов поверх голов Колышутся, отгоняя навозных мух, Пискливых, никем не пуганых, комаров, Похотливых, воняющих кислым дерьмом, старух. Будет к утру не самый плохой улов. Мертвяк не обнимет, как я тебя — обниму. Да разве ж она — колдунья? За что? Враги! Кровинка, тростинка, маленькая моя! Беспомощной птичкой — трогательный изгиб Бровей, сходящихся к переносице. Плотоя- дные твари! Больно... не жгите её! Не жги... Будьте же прокляты, изверги! Извергииии... Кара... карма... накаркал ворон. Епитимья. В непослушных разбитых пальцах крошится мел. Потомки Вараввы... варвары-воронье. Без пролития крови, значит, живьем, огнем. Плесните бензина, чтоб веселей горел, Крестик с инициалами «Б. + Л.»... На миру ли, в миру, по мИру ли... день за днем, В море крепких, не в меру потных, мясистых тел — Смех: «Ужо тебе! Из холопьев — да во князья, Хоть наплюй в глаза — всё ей трын-трава да божья роса» Знать, с ума сошла, улыбается... Б. + Л. Покуда ангелы не выклевали глаза, Позабудь зазнобу — мертвого рыбака, Прижмись-ка тесней, да так, чтоб невмоготу... Срежь мне дудочку из высокого тростника. Так и сгину (не удержишь) — за облака, С камышинкой-жалейкой. Судорогой — во рту, К лону присохшей памяткой — Б.+Л. ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... .. Обнимая пустое небо сполохами костра, Мертвый рыбак, прищурившись, все смотрел С фотографии ли, с иконы — какая ра... ? ... ... ... ... ... ..аутодафе... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... языки Огня оплетают, душат тебя, а ты... Ластёна-сластёна, ... ... ... ... ... ... ... ... .отличница... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ..рыбка... тихоня ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... язычница... Караваны... многоточиями в песках... ... ... ... ... Барханы — пролежнями в строфе... ... ... ... ... ... ... ... нынче... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ночью... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... .
Довелось недавно посмотреть фильм "Смерть Вазир-Мухтара" по роману Тынянова. Я была поражена тем, что Александр Грибоедов в киноверсии внешне как две капли воды похож на Эллора, моего тогдашнего собеседника по "Любви и эротике ...". Да, пожалуй, не только внешне, но и между характерами много общего. Надеюсь, судить о сходстве характеров этих людей будет не очень самоуверенно с моей стороны ... А по теме ... "И тут впервые он осмелился посмотреть на Нину. Она смотрела на него испуганная, оседая перед ним, почти как грек, опускалась перед ним, тяжелая, со ртом, который вдруг стал большим и раскрылся, она была похожа на Леночку. И вместе с тем - она была и давешним комнатным, асессоровым виденьем. Выходили из-за стола. Грибоедов взял ее за руку и сказал просто: - Пойдемте со мной, мне нужно вам нечто сказать. - Что? Дальний отголосок грузинской речи был в русском слове. Она послушалась его, как всегда. Он пойдет, усадит ее за фортепиано и будет ее учить. Он пошел с ней через сад, ничего не говоря, словно никем не видимый. Оба они вдруг и сразу уклонились к ее дому, к дому князей Чавчавадзе. Они вошли в комнату. И дальше идти было некуда. Нина заплакала беззвучно, слезы стали течь из тяжелых круглых глаз, она засмеялась. Их благословили. Потом, вечером, книягиня и Прасковья Николаевна долго сидели на крыльце и говорили тихо, очень тихо, опустошеные и уставшие, словно это они опять выходили замуж, или как будто умер в доме человек и начиналась непонятная радость последних одеваний. В темном закутке, на окошке сидели Грибоедов и Нина, и он повис у нее на губах. Они сидели час, и два, сидели всю ночь. Он учил ее целоваться, как раньше учил музыке, и тут тоже был тот же иноземный, детский отголосок, что в ее речи, что в ее игре." Ю. Тынянов "Смерть Вазир-Мухтара". Казалась бы, Тынянов пишет очень в своей привычной очень сдержанной манере, но всякий раз после прочтения этого отрывка хочется порывисто вздохнуть. ) Иногда Грибоедова называют автором одной пьесы и одного вальса, но это, конечно, не так. Что до меня, то я очень люблю некоторые его стихотвороения, а вот это, тоже о любви, хотя и не к человеку, мне особенно близко. ПРОСТИ, ОТЕЧЕСТВО! Не наслажденье жизни цель, Не утешенье наша жизнь. О! не обманывайся, сердце. О! призраки, не увлекайте!.. Нас цепь угрюмых должностей Опутывает неразрывно. Когда же в уголок проник Свет счастья на единый миг, Как неожиданно! как дивно! — Мы молоды и верим в рай — И гонимся и вслед и вдаль За слабо брезжущим виденьем. Постой же! Нет его! угасло! — Обмануты, утомлены. И что ж с тех пор? — Мы мудры стали, Ногой отмерили пять стоп, Соорудили темный гроб И в нем живых себя заклали. Премудрость! вот урок ее: Чужих законов несть ярмо, Свободу схоронить в могилу И веру в собственную силу, В отвагу, дружбу, честь, любовь! — Займемся былью стародавной, Как люди весело шли в бой, Когда пленяло их собой Что так обманчиво и славно! 1828