Наброски дилетанта

Я часто задаю вопрос
Себе и незнакомым людям:
Каков он – нервной рифмы спрос,
Зачем стихи на белом блюде
Лежат листами втихаря
В сторонке, складываясь в кипу
Бумаги. Мелочно шутя,
Мы – люди – снова пишем книги…
Мы, как рабы своих утех,
Внимаем голосу из зала,
Что надо петь, плясать; и смех
Натянут ниточкой…И мало
Нам «непризнаний», роз, монет –
И этого всего нам мало!
Меня уж манит нервный свет
К шумящей площади вокзала.
Хочу уехать далеко –
Туда, где не смолкают птицы.
Но ведь и это нелегко –
Умчаться из большой столицы!
Я, словно, в замкнутом кругу –
Устал, наелся медным звоном,
Но завтра, рано по утру –
Опять сыграю медным словом…

 

Посвящается Mlove

«ФОРУМ»

И уж мне опять не спится –
Все ворочаюсь во сне.
Мне не спится – форум снится
В полуголой тишине.

Электронное пространство
Покрывает все вокруг.
Это племенное братство –
Противоречивый друг.

Я пытаюсь, я играю
Слов цепочкой в пустоте.
Свое время прожигаю
В бесконечном полотне.

Здесь укоры, здесь раздоры,
«Выпей яду» и умри!
Перекрыты разговором
Взгляды – правды огоньки.

И за скобками улыбки
Пропадает череда
Чувств, эмоций и обиды
За прошедшие века.

 

Shane, сейчас...
Эти стихи действительно о нашем форуме...)

 

И, как прежде, ложку дегтя
Выливаю на лицо.
Многодумный перекресток
Превращается в кольцо.

Что ж ты, времечко лихое,
Убегаешь в никуда?
Не глотал тебя с лихвою…
Сумасшедшая тоска!

И за утром заиграют
Краски блекнущего дня.
И без искры пропадают
Золотые вечера.

Что ж ты, зеркало больное,
Нервно смотришь на меня?
Отпусти меня, стальное,
В счетчик цифр, в никуда…

 

«Человек-непоседа»

Остановка автобуса шумно гудела,
И унылые лица мелькали посменно.
А по серой дороге катился каскад –
Грузных монстров проснувшихся утренний ряд…

Поглядел я налево, где урна стояла,
Слыша шум непонятный, в ушах застывавший.
И увидел пакеты, над ними поник
Человек-непоседа; он тарой гремит.

Закопался, забрал все пивные бутылки,
Потянулся к пакетам – руками, затылком.
Тяжко вздрогнул, собрал все «богатство» в кулак,
Поднял тару и ветром разодранный флаг.
Захромал очень сильно и сгинул во мрак…

Я смотрел ему вслед, стиснув зубы зачем-то,
И хотелось кричать: «Человек-непоседа,
Я не знаю тебя, не ищу оправданья
Ни себе, ни тебе, ни всему мирозданью!
Человек-непоседа, любуйся на нас –
Сытых, важных людей из купеческих рас.
Ты посмейся в сердцах, от души. И заплачь.
Денег нет ни на чай, ни на сдобный калач.
Человек-непоседа, не слушай мой плач!
Он фальшив, и вот также страдает палач…»

Я сидел в теплом доме и грелся вином…
Человек-непоседа прошел под окном…

 

Туман окутал голову седую.
Но я не мудр, я, скорее – глуп.
Никто не создал истину простую…
Закроет небо сотни тысяч рук,
Протянутых к нему и устремленных
Туда, на свет, на ложный светофор.
Засыпят камни дерево влюбленных,
Сорвавшиеся с сотни тысяч гор.

Познать себя – не то, что не под силу,
Познать себя – открыть себе глаза
На персонажа в дремлющей картине,
На человека, чья душа полна
Невольных, темных, светлых нареканий,
И пустоты невольной, но во снах
Я собираю по крупицам зданье:
Оно – мое, оно – в моих руках…

И, развиваясь, и опять – глупея,
Себя не перестану упрекать,
А позже, вспоминая и седея,
Найду и нарисую благодать.

 

рюм, спасибо. Спасибо, Женя.)

 

Glum, спасибо тебе большое!

 

Silv_bell, спасибо тебе!)

 

Я увидел закат
Из окна. И катились
По нему облака,
И они облачились
В разноцветный оттенок –
Кудри белого света.
Что за день? Понедельник?
Облака не ответят…
Они молча собрались
В свободный наклон,
Белизне отдавая
Прощальный поклон.
Улетели туда,
Где живет темнота…
Но в тот день и закат –
Вечереющий плед,
Вспомнил я, что с утра
Был таким же – рассвет…

 

«Бумажный человек»

Идут по проспектам трамваи,
Прохожие всюду снуют –
Все ищут дыхание рая,
Свой маленький серый уют.

Я также, как все эти люди,
Гляжу на себя сквозь туман.
И тени забытых иллюзий
Мне дарят бумажный обман.

Глаза закрывая, я вижу
Японский белесый мотив –
Под красной изогнутой крышей
Смеющийся старец сидит.

Он нехотя комкает лист
Испорченной серой бумаги…
Вдруг резко вскочил и кричит:
«Эй, ты, как насчет оригами?!»

Смеется, смеется и млеет,
Играет душою моей:
«Смотри, вот сейчас заалеет,
Исполнит полет голубей!»

И старец внезапно подбросил
Бумажный обрывок, и вот
Окрасился тот алой кровью,
Пустился в высотный полет…

Достиг многоярусных крыш,
Расправил кровавые крылья –
Уж голубь над нами парит,
Плюется бумажною пылью…

Вдруг сжался я весь как мочалка,
И старец взял новый листок.
«Ну кто ж ты теперь? Угадай-ка!» -
Кудесник подбросил комок…

И новая нынче картина –
Ворота…И поле…Трава…
Я – мяч. И играют мальчишки
В футбол, погоняя меня.

В бока получая удары,
Мяч катится абы куда.
Я – красного солнца бумага…
Вперед! И алеет трава…

 

Наташе нашей.) Nata_N, тебе.
Кстати, Афина - еще и богиня науки.

«Афина»

Собирала вопросы со всех концов света,
Дорожишь ты здоровьем чужим.
Как же много вопросов! Но ценны ответы –
Безвозмездны ответы твои.

И никто ведь не знает, как громко стучится
Бесконечное сердце твое.
Как Афина-Паллада, во сталь облачилась,
Потрясая тяжелым копьем.

Пусть все также вода сторожит океаны,
Пусть живут свою жизнь города…
На щите – красный крест, и Афина-Паллада
Благородна, печальна, светла.

 

Shelda, а я их на конвеер поставил )
Спасибо тебе)

 

Общество бывших людей,
Я обращаюсь к тебе!
Я обращаюсь к себе
В море прогнивших идей!

Кто мы – величия дух
Или – сплошной балаган?!
Стелется беленький пух,
Сладок величья дурман!

Заревом черным стелю
Я этот мир без прикрас.
Кто ты – в пустынном саду?
Кто я? Не пустишь в свой сад?

Эти вопросы задам
Тысячу с хвостиком раз.
Стелется белый обман –
Пух, что сухой – без прикрас.

*******************************
*******************************

Я не могу писать стихи –
Они намеренны и лживы.
Одна лишь тень от всех стихий
Доносит прежние мотивы.

Я возвращаюсь в те года,
Где реки плавно протекали…
Была натянута струна –
Теперь – надтреснутой гитары.

Я все отдал бы за покой –
За сны, любовь, часы разлуки,
Деревья с матовой листвой,
Пруды, наигранную скуку…

Забыл себя в пробеге лет,
Искал утраченный ответ,
Запел фальшивою пилой,
Оставил небо – стал землей…

Я не смогу писать стихи –
Они намеренны и лживы.
Уж не сверкают светляки.
Отпелись прежние мотивы…

 

рюм, все в порядке.)
Настроение - это тоже стихи. Да, неоднозначные.
Будет другое настроение - напишу стихи, прямо противоположные по смыслу последним.
А пока - не могу...

 

Shane, это не флуд. Флуд - это разговор не о чем. А здесь - совершенно другое.) Все в порядке. Спасибо вам, Shane, рюм. Спасибо вам большое.)

 

«Друзья»

- Как погода в твоем доме?

- Все путем.
Слушал звуки «караоке»
Перед сном.

- Как здоровье домочадцев
И твое?

- Слава богу, суетятся
Напролет –
Дни и ночи…Отдыхают
Иногда.
Ну а сам – порой вздыхаю
По утрам.

- Значит, вижу – все нормально…
Позвоню
И подарок в белый праздник
Подарю…

- Нет, постой! Я буду первым,
Милый друг!
Узы дружбы держим крепко –
Замкнут круг!
Это что ж я про себя, да
Про себя.
Расскажи свою страницу
Декабря…

 

«Сирень»

Стройный силуэт сирени
Дразнит сердце молодое.
Ты – сирень в моей метели,
Утро – нежно-голубое!

Ехал скорою дорогой,
Одиночеством окутан…
Возвращал себя к истокам –
Как сейчас, таким же – хмурым…

Но внезапно поднял очи
И увидел водопада
Серебристые каскады
В переливах белой ночи.

Кто ты, нежная загадка?
Как светла твоя улыбка!
В мире существует сказка –
Сокровенна и невинна.

И твое прикосновенье,
Голос – ручеек капели,
Дарят мне момент забвенья
В цвете пахнущей сирени…

 

«Гектор»

Заалели над водою
Смертоносные огни –
Греки прибыли с войною
В Трою. Встали корабли
У земли благой, взращенной
Потом, тяжестью труда.
Позже – в пепел обращенной…
Так впитала та земля
Кровь и боль мужей-троянцев,
Павших за чужую страсть.
И любовь средь жгучей страсти
Привела с собой напасть.

И пускай героев слава
Загремела в той войне –
Ярким подвигом объята
И сверкает в вышине.
На могучем небосводе,
Вся лучами зажжена,
Светит при любой погоде
Ярче всех – одна звезда!
Символ вечности и света,
Символ пламенной души
Золотого человека
И героя той войны.
Гектор – воин поколений,
Лучший брат и семьянин.
Он – судьбы злосчастной пленник –
Честь свою не уронил…

То, что было, не узнает
Ни один историк. Миф
В сердце пламень разжигает,
И легенда все хранит –
Правду, небылицу, грезы,
Гнев, погибель, женщин слезы…
Но в одном сильна молва –
Гектор жил, и сквозь века
Имя светится героя.
Не вкатил бы в стены Трои
Он даренного коня.

 

MakSS, и не говори.)))
Луч_Чемпион_,

Вот об этом я и говорю. Не позволил БЫ
На самом деле в этом фильме все переврали (если, конечно, есть доля правды в легенде. Скорее всего, есть). Когда-то, давным-давно, читал Куна.

*******************************************************************

И снова растаял тот снег,
Что выпал совсем уж недавно.
Привычкой страдал человек –
Страдает и впредь. Непонятны
Ему перемены природы,
Не знает он тайных законов.
Звучат аргументы – невнятны,
Сомнением бурным объяты…

Как сонный и серый сверчок,
Стрекочет о счастье будильник.
Я делаю резкий толчок,
Встаю, загляну в холодильник.

С утра – сигарета и кофе,
Потом – полинялый обед…
Бездарны людские пороки –
Так кто же ты есть, человек?
Бездарен ведь будет ответ.
Печально сознанье природы,
Природа не даст ответ…

 

Я не знаю, о чем написать…
Все вокруг – некрасиво, пустое…
Как ребенок, залез под кровать
Без надежды на чувство покоя.

Замечая на улице жизнь,
Я скитаюсь по ней как бродяга.
Жизнь – не радуги дужная нить,
Жизнь – есть серость, немая утрата.

Настроения нет. Оно скачет
Лихорадочной сменой проблем.
Как ребенок плаксивый заплачет,
Вспыхнет враз, пропадет насовсем…

Мне б забыть иль забыться – не знаю!
Я не знаю и знать не хочу!
Я, своим оправданьям внимая,
Потерял хладнокровье и сплю
Под холодной замерзшей кроватью…

 

«Память стихий»

Сквозь белую дрему и лед
Спокойствие чинно плывет.
Котенок играет с клубком,
Согретый седым молоком –
И блюдце упало вверх дном.
Рабочий рожок не зовет…

Здесь – воздух, дарующий жизнь,
И дождь, и всемирная пыль.
И медленны взмахи – легки –
В движениях быстрой руки…
А думы, как даль – далеки…
Сном кратким забудется быль…

Ты пламя свое не гаси!
Свой парус под ветром неси!
Огонь знает все, и тепло
Вновь дарит уют и добро –
Так сильно и свято оно,
Что склеит осколки души.

Здесь кроются тайны земли
И мудрости вещие сны.
Ветвистым зеленым костром
Деревья уснут подо льдом…
Согретый душистым вином,
Я выпью за память стихий.

 

«Вечер позовет»

Взманил к себе угрюмый вечер.
Я бросил рабство. Загулял
Средь шумной браги человечьей.
Потом – растаял и пропал.

Я вновь хотел увидеть гордость
И мечт желанных странный лик,
Но в том нечаянная подлость,
Что улетел тот юный миг.

Сейчас же, гладя и рифмуя
Слова-словечки, строки, дни,
Мой призрак в сумраке тоскует
И пред луной не воспарит.

Но зная то, что было раньше,
Не зная жизни наперед,
Глаза в борьбе глядят все дальше
И ждут, что вечер позовет.

Он крикнет: «Эй, седой бродяга,
Зову тебя в долину грез!»
Отвечу искрой зажигалки,
И дивным станется мороз…

 

Тени прыгали, обнявшись
В танце вечного сомненья,
И взъерошенные пряди
Вновь белели под луной.

Кто-то, вдоволь насмеявшись,
Уронил слова в затменье –
Записал в пустой тетради,
Окунулся с головой…

Этой ночью, как и прежде,
Тишина и сон грядущий
Не нарушат мертвым ядом
Полусутолочный бег.

На дороге, вечно снежной,
Под сугробами идущей,
За игривым странным взглядом
Скрылся грустный человек.

 

Любимому коту, чей голос давно не слышу...

Спрыгнул с дерева, сверкая
Изумрудными глазами;
Хвост – трубой.

Своенравен и беспечен,
Он позвал свободный ветер
За собой.

И умчался в бесконечность,
Прихватив с собой беспечность, –
В облака.

И к нему тянулись руки,
И дивились все в округе
На кота.

Ус – волнистый, шерсть – лоснится;
В танце бешеном кружится
И поет.

И, со звездами играя,
Потихоньку засыпает
Серый кот…

 

Город покрылся огнями,
Цветом различным горит.
Хладными в лед вечерами
Город живет; и не спит.

Ночью в открытую темень
Он зазывает народ,
Дарит огни и веселье,
Водит немой хоровод.

Стекла горящей витрины
Видят людей в темноте.
Словно паук в паутине,
Город не спит в тишине.

Я начинаю движенье –
Тайный замерзший обряд.
Вижу свое отраженье
В стеклах, собравшихся в ряд…

Пройден стеклянный участок.
Дальше – все спит в темноте.
Тихий подъезд безучастен,
Тени не видно во мгле.

Кто я в пустом переулке?
Где мой унылый очаг?
Встретишь на улицах урок –
Сделаешь считанным шаг…

Так, за тоской рассуждений,
Следую дальше, дыша
Зимней морозной метелью,
Выпитым паром вина.

Путь мой похож на томленье
Стрелок в настенных часах:
Снова – без смысла хожденье,
Снова вернусь я назад
В город – ночной циферблат…

 

Jeny, приятно однако!))
Ой, спасибо!))

 

«Зимний лес»

Белое солнце застыло высоко,
Светит негреющим светом.
Где-то - за городом, где-то – далеко –
Солнце белеет над лесом.

Скроется сфера в небесном заливе,
Томно уйдет ненадолго.
Нет темноты, и при ветра порыве
Лес всколыхнется немного.

Тихо опять…И светлеют деревья
В шубе из чистого снега.
Здесь тишина и немое забвенье.
Здесь невозможны запреты!

Стройны сугробы; легли, не тревожась
Грубого следа, и время
Замерло – спит на торжественном ложе
В этот момент откровенья.

Лес! Безучастен к судьбы поворотам
Мудрый волшебник природы.
Тихо скрепит, утепляясь морозом,
Зимние слушая ноты…

 

Веселиться намеренно – тускло,
Но веселье без повода есть.
Пусть тяжелым покажется утро…
Это – завтра. Сейчас же – гореть!

Я зажгу красным цветом свой факел,
Я открою свой внутренний мир,
И под тяжестью выпитой влаги
Бесконечным покажется пир…

Я не пьян: это тени качают
Мою древнюю снов колыбель.
О себе…О тебе все мечтая,
Упаду я лицом на постель...

Засыпаю иль просто дурею? –
Мне уже все равно. Я открыл
Ту бутылку…«Нет, что же ты мелешь?!»
В забытье все ключи уронил…

Вот опять снится лес…Зеленеет
Он под сменой белеющих лун.
Там сатир у печального древа
Опрокинул гитару без струн…

 

Без излишних самомнений,
Только с песнями шальными,
Разговорами хмельными
За дурманящим вином,
Укрывая свои тени
Под зеленым полотном,
Пляшут пьяные сатиры.

И когда я в своей бочке
Слышу шум вина и танца,
Покорившие пространство
Без условий и границ,
И зовет то днем, то ночью
В пляс веселый Дионис,
Их найду святое братство…

 

«Сид»

Над городом повис вечер и в салуне стало еще темнее. Сид приподнялся на стуле и затем опустил свое грузное тело на него снова, заняв более удобное положение. Он был ковбоем преклонных лет, уже давно переставшим думать о таких вещах как чистоплотность или борьба с лишним весом. Толстый неуклюжий ковбой не любил этот город, в который приехал очень давно. Он любил подолгу задерживаться в салуне и пропивать деньги, заработанные им когда-то на золотых приисках. Еще он любил Мэри – красивую девушку с голубыми глазами, часто признаваясь ей в любви и никогда не получая от нее взаимности. Сид все прекрасно понимал. Он частенько говорил Мэри, чтобы та уезжала из этого проклятого города убийц и скряг. «Мэри, дурочка моя, уезжай отсюда, найди себе достойного мужчину и живи с ним в тепле, рожая детей…», - говорил он. «Сид, уж сама разберусь, глупый толстяк», - отвечала она ему и презрительно морщила спелыми как вишня губами…
Так проходил день за днем, ночь за ночью. Ничего не менялось, и, казалось, что город вместе с салуном попал в безвременное пространство. «Меня тошнит от тебя», - Сид допивал шестую по счету кружку разбавленного пива, адресуя одни и те же слова все тому же, ненавистному ему городу. Уже давно была темная ночь.
Внезапно двери салуна распахнулись, и в помещение вошел тощий и длинный как гвоздь, человек. Это был Сэм – местный кузнец.
- Эй, Сид. Есть разговор. – он сказал это тихо и продолжал, - Сид, давай выйдем.
- Сэм, у меня нет никакого желания! – Сид был уже достаточно пьян.
- Сид, я прошу…Мэри…
Толстяк поднял на него стеклянные глаза, едва поднялся со стула. Он почуял что-то неладное, и губы его не могли вымолвить ни слова, то и дело складываясь в гармошку. Раскачиваясь, он подошел к кузнецу.
- Сид, - начал тот, - Мэри похитили. Только что я видел из окна своего дома, как ее увозили с собой двое человек. Скорее всего, они недавно в городе и задерживаться здесь не собираются. Ни одного из них я раньше не видел здесь. Они скакали по направлению к заброшенной ферме.
Медлить было нельзя. Грузный ковбой отвязал лошадь и помчался в сторону фермы. Единственным светлым пятном в этой жизни для него являлась Мэри, «его девочка с голубыми глазами»; ей он желал счастья. Конечно – не здесь. Конечно – не с ним. Сид был пьян. Он не мог протрезветь так быстро. Лошадь скакала медленно и частенько прогибалась под весом ковбоя, а тот гнал ее пуще прежнего, вонзая ей в бока ржавые шпоры. В голове вертелось одно: «Мэри, девочка моя…Мэри, моя девочка с голубыми глазами».
Прерию потихоньку, все сильнее и сильнее освещал рассвет. Вот и ферма: пустынный загон и две ветхие, но еще устоявшие двухэтажные постройки, да каменные валуны вокруг.
Тишину нарушил громкий выстрел. Лошадь ковбоя дернулась и заржала, валясь на правый бок. Сид, бог знает сколько лет не тренировавший свое тело, все-таки успел наклониться влево, чтобы лошадь не придавила его своим телом. Ковбой грохнулся наземь, сильно ушибив плечо. Левая рука не подавала признаков жизни и повисла на теле никчемной палкой. Сид тяжело отполз за каменную глыбу. По ней тут же застучал пулемет…
Никто не последовал за ним к ферме. Город погряз в трусости и неверии. Он был затоплен темнотой и застыл никчемной массой в остановившемся времени. Сид был один…
Пулемет стих…Сид вспомнил отрывок из старой песни и пьяным тихим голосом произносил вслух, повторяя припев:
«Девочка с глазами
Голубого моря.
Белыми слезами
Я тебя укрою…»
Ковбой приподнялся на правом локте и попытался оценить ситуацию. Пулемет – на втором этаже первого здания. Об этом говорило наличие дымящихся гильз под домом. Другой человек засел на втором этаже следующего здания. Он и стрелял в лошадь. Именно оттуда снова грянул выстрел карабина. Пуля чиркнула Сиду по макушке, продырявив старую шляпу. Ковбой грохнулся на землю…
- Сид! Ради бога, уходи отсюда!
Кричала Мэри. Значит она жива! Значит есть еще то, за что стоит бороться на этой, пропитанной копотью и кровью, земле. По направлению услышанного голоса Сид понял, что девушку держат в том здании, где засел человек с карабином…
Не обращая внимания на боль, ковбой встал на колено и выдернул револьвер из кобуры. Затем осторожно выглянул из-за камня. Тут же заработал пулемет. Пули свистели над головой, рикошетили в разные стороны. Комья всклокоченной земли летели в глаза.
Сид ждал, и момент ожидания этот казался вечным. Но вот средь безумных очередей пулемета раздался шумный хлопок – снова стрелял карабин. Почти одновременно с ним начал стрелять и Сид. Он стрелял в окно – наугад. Стрелял быстро, заранее зная, что опустошит барабан до сухого щелчка… Звон стекла; сдавленный крик. Попал! Попал! Из окна выпал карабин и свесилась мертвая рука.
Пулемет не стихал, и внезапно Сид понял, что снова лежит на земле, изрешеченный пулями. Он не мог пошевелиться; силы почти покинули его. Туман застилал глаза, но он услышал как плачущая Мэри отвязывает лошадь и скачет от фермы прочь…
«Девочка с глазами
Голубого моря.
Белыми слезами
Я тебя укрою…»
Солнце давно палило вовсю и жгло своими лучами все вокруг. Пьяному ковбою было легко смотреть на него сквозь призму густого тумана. Какое чистое небо! Какое горячее солнце! Как царственна тишина! И время…Время снова пошло…

 

ИСТОРИИ ЗЕЛЕНОГО ЛЕСА

У костра

Когда стемнеет, ночь близка – укроет
Все света уголки своим плащом,
Колдун раскурит трубку и раскроет
Тебе секреты леса в час ночной.

Табачный дым кольцом живым уходит
К макушкам древ столетних. Светляки
Вокруг костра летают, кругом бродят;
Отбрасывают тени огоньки.

Присяду на пеньке среди народа
Послушать монологи колдуна.
Благоухает вечная природа…
И воздух свеж…И тени – у костра…

Царица лесных полей

Колдун закурил, выпуская на воздух
Фаланги зеленых колец –
Сливались они с полуночным покровом,
Играя с палитрой небес.

Он начал рассказ и затихли все птицы,
Затихли и мы у костра.
Серьезными стали веселые лица;
Увидели поле глаза…

И в поле том домик стоял невысокий,
И девочка возле была.
Лила бесконечными каплями слезы
Несчастная дочь-сирота.

Склонялись деревья в печали участья,
И ветер затих навсегда.
Впитала все слезы большого несчастья
Взрыхленная плугом земля.

Заснула уставшая девочка утром
И целые сутки спала.
Земля послужила ей временным пухом,
А пледом опала листва.

А утром, проснувшись, она замечала
Как ветер оживший поет,
Как искрами солнца роса заиграла,
И в локон вплетенный росток

Зацвел цветом радужным, пахнет рассветом
И веером длинных аллей.
И ветер ей шепчет и молвит ответом:
«Теперь ты – царица полей!»

Одета в зеленое платье из листьев
И самой душистой травы.
И там, где улыбкой одарит царица,
Растут полевые цветы…

Костер догорел, а колдун, потянувшись,
Сорвал предрассветный листок.
А в утреннем поле, как будто, проснувшись,
Раскрылся прекрасный цветок.

Водяная мельница

Вновь к себе на место слета
Приглашает древний маг.
Он задиристо смеется,
Мнет малиновый табак.

Как пурпурное колечко
К звездам улетает в небо!
Затопили парни печку;
Сделали муку для хлеба.

Водяная мельница –
Шестерней полно,
И вода-затейница
Крутит колесо.

Ученик на мельницу
Новенький пришел…
У него на мельнице
Дело не пошло…

Нету нужной силушки
В беленьких руках.
Прогибает спинушку
С жернова мука…

Долго мастер брови хмурил
Да плечами пожимал…
Ученик, глаза зажмурив,
Свои мышцы надрывал…

День за днем плывет теченьем,
Но все хуже колесо
Загребает воду гребнем…
Вовсе замерло оно.

Мастер знает, в чем причина;
Смотрит он на подмастерьев –
Занимаются починкой –
Результатов не имеют…

Ученик же, между делом,
Изготовил шестерни.
Закреплял он их умело
Да подкручивал болты…

Заменил детали резво,
Смазал трения места,
С неподдельным интересом
Ждал победного конца…

Заскрипел весь механизм –
Он напрягся, гулко вздрогнул –
Ожил старый организм!
Закрутило кругом воду!

Подошел к парнишке мельник
И обнял его за плечи.
Говорил такие речи:
«Будешь главным подмастерьем!»

Разбойник и сатиры

По туманным полям наступившего утра
Шел разбойник, считая «барыш».
Вдруг навстречу ему выдвигается группа
Козлоногих сатиров… «Малыш!» –

Звонким криком сатиры приветствуют дружно
Человека, чье сердце во тьме. –
«Эй, малыш, ну-ка в службу, конечно – не в дружбу,
Искупайся ты с нами в вине!»

А разбойник молчит, улыбается глупо
И не может ни слова сказать.
Он послушно берет чан с напитком и шумно
Начинает его поглощать…

Обступили сатиры несчастного кругом
С пьяным криком: «До дна пей! До дна!»
Человек недопил – опускаются руки,
Гулким шумом звенит голова.

Трезв остался разбойник и нету уж шума…
Только мутными стали глаза.
Глупым взглядом обводит немую округу –
Он лишился ума навсегда.

Нимфа

Трубку колдун набивает неспешно,
Смотрит в спокойную ночь.
Ловит во взглядах огонь, как и прежде…
Тени уносятся прочь…

Лес вековой – дышит жизнью и светом.
Сосны взошли до небес.
Зелень повсюду – прохладное лето
Дарит моменты чудес.

Нимфа-красавица локоны гребнем
Гладит вдали у ручья.
Строчек не хватит и букв у поэта –
Как же она хороша!

Тонкие пальцы играют с водою;
Нежная кожа свежа…
Длинны ресницы; красивой рукою
Нимфа коснется лица…

Гибкий стан дышит здоровьем и силой.
Гребень утоп в волосах.
Губы – цвет сочной и спелой малины.
Взглядом заманят глаза…

Полон молвы лес о девушке лета,
Звонкой ее красоте…
Тот, кто увидит ее на рассвете,
В миг растворится в росе!

И снова у костра

Как пляшут огоньки костра!
Трещат волшебным звуком ветки…
Я век бы слушал колдуна…
Как жаль, что наши встречи редки!

Он взглядом оглядел толпу,
Прощаясь с каждым человеком,
Кто слушал и внимал ему –
Других ведь не было и нету…

Накинул свой зеленый плащ
И, выпустив колечко в небо,
Взлетел над лесом важный грач,
Махнув крылом нам напоследок.

Но нимфы дивные черты,
Печаль полей лесных царицы
Вновь дарят жгучие мечты…
Душа, как прежде, озарится

Рассказом мельничных побед,
Легендой о сатирах дерзких,
Но справедливых… Не допет
Куплет баюкающей песни.

Колдун вернется – знают все –
Вновь запоет костер трескучий
И в полуночной тишине
Сольется с голосом могучим.